Ветер в лицо

Она вчера прочитала в газете о новом методе варки стали, о рекорде Круглова. Так вот она, слава!.. В сегодняшней газете писалось о том, что он улучшил свой рекорд. Хотя плавка была закончена за то же время, но он получал для своей печи стружку и разную металлическую мелочь, и печь загружалась нормальным порядком, — так, как другие печи цеха. В газете, на первой странице, была помещена его фотография. Чего лучшего, чего оригинального ты требовала от него, от жизни? Сколько он сейчас получает телеграмм, писем, поздравлений! И орденом могут наградить. А правительственные указы о награждении орденами публикуются всеми газетами страны. Эх, Вера, Вера... Видно, очень ты прогадала. Коля действительно оригинальнее всех, кого ты знала.

Солода почему-то очень нервировали эти газетные сообщения. Сжав губы так, что они становились узкими, как голодные пиявки, которым не удалось напиться крови, он цедил:

— Выскочка.

А сегодня утром, услышав по радио, что на той же печи смена Сахно достигла почти таких же успехов, раздраженно сказал:

— Фанатики!..

Кто — фанатики? Почему?.. Вера этого не поняла.

Она швырнула газету на пол, вложила пальцы в пальцы, забросила согнутые в локтях руки за голову, упала на полотняную спинку шезлонга.

Ну, и пусть Колька Круглов плавает в своей славе!.. А Вера будет плавать в море. Вон уже ходит между цветных кучек одежды смуглый, высокий, стройный, как молодой кипарис, артист киностудии Евгений Черномазов. Он — лучший пловец среди дачников. С ним не страшно плыть до самого горизонта. Он на пятнадцать лет моложе Солода. Он говорит, что Вере найдется работа на киностудии. Сначала в массовых сценах, а там гляди...

Черномазов смотрит на веранду, поджидая Веру.

Она бросает на плечи широкое полотенце, бежит к морю. Евгений уже отплыл метров на пятьдесят. Вера догоняет его, они плывут рядом.

Как томно сжимается сердце от того, что под тобой стометровая глубина!.. Опасность, вдохновение и восторг живут рядом.

Вера и Евгений далеко от берега. Фигуры дачников на берегу кажутся маленькими, игрушечными. Море спокойное, серебристые стаи чаек то тут, то там садятся на беспенные, плавные холмы волн.

Вера подняла руки над головой и камнем ушла под воду. Она успела заметить, какие испуганные глаза были у Черномазова. Смешно! Он боится за нее.

В воде открыла глаза. Над ней проплыл Черномазов. Пусть поищет ее!.. Она погружалась все глубже, глубже, вглядываясь в синее подводное пространство.

Как прекрасен этот мир, насквозь пронизанный невидимыми солнечными стрелами!.. Над ней два неба — морское и воздушное. Под ней синяя бездна, вокруг — игривые струи полупрозрачной бирюзы.

Рука отбросила что-то холодное, скользкое. Медуза. Перед глазами промелькнула большая ставрида... А из Веры бы вышла неплохая русалка! Разве не так? Однако меньше, чем морской царицей, она бы здесь быть не согласилась. И обязательно, чтобы царь был не старше Черномазова!.. Солод — для нее уже старый. Даже не телом — душой. Вере было весело. Как жаль, что в подводном царстве нельзя смеяться!..

Она проплыла под Евгением. Снизу, из глубины, он показался ей очень смешным. Ноги короткие, неуклюжие, как рачьи клешни. Туловище тоже короткое, толстое, как у паука. Какая гадость! Неужели Круглов тоже так бы выглядел в воде? Не может быть!.. Куда Черномазову до Кольки!

Она нарочно вынырнула возле Евгения, чтобы испытать его нервы. Он задрожал всем телом, инстинктивным движением ударил ее в грудь. Трус!..

— Дикие шутки! — Сердился Черномазов. — Забываешь, что мы в километре от берега.

Вера сильным рывком оторвался от него и поплыла. Когда она оглянулась, Евгений был уже далеко. Прославленный пловец! Выдохся. Ничего, доберется до берега. И больше с ней не поплывет. Ну, и не надо! Подумаешь, персона... Пусть не морочит голову своей киностудией. Вера хорошо понимает, что из нее никогда не выйдет актриса. Она слишком любит жизнь и никогда не сможет жить не за себя, а за других, не своими, а чужими радостями и печалями!..

Вера вышла из моря, надела пижаму. С неприятностью отвернулась от разморенных под палящим солнцем бесформенных женских тел. Ездят же вот такие чучела к морю!..

Прошла между заграждениями из почерневших от времени бамбуковых тростей, зашла во двор. Машина Солода стояла возле веранды. Багажник был открыт, у левого ската лежал небольшой бочонок с вином.

Вера поднялась по лестнице и наткнулась на Солода. Но что это?.. За ним вышли два милиционера, встали справа и слева.

Солод бросил на нее холодный, равнодушный взгляд, заложил руки за спину, словно чувствовал на них наручники, молча пошел вниз, по лестнице.

Майор милиции завел Веру в комнату, неприветливо спросил:

— Паспорт при вас?

Вера разыскала сумочку, дрожащими пальцами достала паспорт. Вид у нее был растерянный и беспомощный. Она не успела причесаться, мокрые волосы, как глина, сбивалось в неуклюжие вальки.

Майор, просмотрев паспорт, смерил ее презрительным взглядом и коротко, сухо сказал:

— Забирайте вещи, езжайте домой!..

Через два дня она приехала в родной город. Ее сразу же вызвали к следователю. Ничего она не знала и ничего полезного для дела сказать не могла.

Вера вернулась от следователя вечером. Зашла в комнату, открыла окна. Ей было душно, не хватало воздуха. Комната показалась не такой уютной, как всегда.

Уродливым, неуклюжим показался молодой венецианец с мандолиной в руках, вышитый цветными крестиками на черном бархате. Так вот откуда у Солода деньги!..

А за окном, не на мандолине, а на обычном солдатском аккордеоне, побывавшем в окопах, вырытых на польских, на чешских, на венгерских землях, и затем старшим братом подаренный младшему, все наигрывал и наигрывал приземистый, неутомимый, уверенный в правоте и правомерности своей любви Василий Великанов. Кто дал такую издевательскую фамилию этому милому парню? Видимо, его получил еще дед или прадед, что были такого же маленького роста. И может, Лизе не Василий неприятен, а эта насмешливая фамилия. Выйдет ли она когда-нибудь к нему?..

Но вот дверь скрипнула, за окном, выходящим во двор, послышались Лизины шаги. Да, не выдержала, вышла. Выманила ее на улицу призывная мелодия Василя. Вот она положила руку ему на плечо, как старому другу, весело засмеялась. А над ними — тихий месяц, тихий ветерок, тихие звезды. И они, тихо говоря о чем-то, ушли от Вериных окон.

И снова позавидовала Вера своей сестре. Почему это так? Одной матери дети, родились в один день, похожи друг на друга, как две капли воды, а такие разные?.. Почему так бывает?.. И главное — почему Лиза, которую она сделала несчастной, чтобы самой стать счастливой, та самая Лиза — снова счастлива, а она, Вера, еще несчастнее, чем была?..

Но вот Верин взгляд упал на статуэтку. Бронзовый змей сжимает в своих смертельных объятиях обнаженную женщину. Веру будто пронзила ледяная стрела. Она подумала: «Конечно, это — я... И он, Солод»

Яростно схватила в дрожащие руки свою некогда любимую статуэтку, заметалась по комнате. Куда ее деть? Ударила об пол. Статуэтка оставила на крашеной доске неглубокий след, отскочила от нее, встала на тяжелую бронзовую основу, будто заговоренная. Тогда Вера снова схватила ее в руки, выбежала во двор, подбежала к старому колодцу, из которого уже много лет никто не брал воду, и, гневно размахнувшись, бросила голую женщину и бронзового змея в темную, разинутую пасть колодца. Облегченно вздохнула, зашла в комнату, упала на кровать и заснула праведным сном ребенка, которого сейчас нежно, ласково целовала еще недавно недовольная им мать.

45

Солод сидел в кабинете полковника государственной безопасности и, мрачно улыбаясь, отвечал на вопросы:

— Вам не понять меня. Я мечтал о жизни, а не о прозябании, которое вы привыкли называть жизнью... Думал я о таком конце? Конечно, думал. И знал, что рано или поздно он должен прийти. Но каждый человек знает о том, что он когда-то умрет, но это нисколько не омрачает его жизненных наслаждений... Бесспорно, все мои сокровища можно найти без меня. Это не так трудно. Но мне они уже не нужны, и я покажу их сам, если вы пообещаете удовлетворить мое последнее желание.