Опаленные крылья мечты

- Грубая баба. - Девушка с загипсованными руками резко встала. - Грубая и неприятная!

Пожилая женщина вздохнула:

- Оксана, пусть ее - молодая, глупая.

Оксана выдохнула зло:

- Дура она, дура и шалава! Потому и глаз выбили, что живет не по-человечески. Только я понять не могу, почему вы, Анастасия Викторовна, ее защищаете.

- Оксаночка, я ведь тоже молодой была, - Анастасия Викторовна улыбнулась. - Все по молодости глупости творят, куда без этого? А через них ума набираются.

- Нет, не все. Кто-то головой думает, а учится на чужих ошибках. И не собирает мужиков сотнями, довольствуется тем, что есть. У меня парень тоже не сахар, так что теперь, на улицу нестись собирать кого попало?

Анастасия Викторовна лишь вздохнула.

- А давайте подарки распаковывать! - сменила тему Ольга. - Еще успеем наругаться, времени хватит, а подарки все же не каждый день.

- И то верно, - согласилась Оксана. - Только распаковывать тебе, у меня ручки не рабочие.

Ближе к вечеру приходили родители, оставив после себя смутное ощущение домашнего уюта и целую гору вещей. Погружаясь в сон, Ольга с улыбкой вспоминала, с каким восторгом Павел щупал гипс, а мать, нахмурившись, перечисляла содержимое многочисленных пакетов.

ГЛАВА 4

Скрипнув, отворилась дверь, возникло благообразное, обрамленное сединой лицо Эразма Модестовича. Главврач, шустрый старичок с хитрым прищуром веселых глаз, любимец больных и гроза персонала, совершал очередной утренний обход.

- Доброе утро, дорогие дамы, - он шутливо наклонил голову. - Вижу, кто поживее - уже на процедуры убежали. Вот и хорошо, значит выздоравливают. - Врач зашел в палату, окинул взглядом забитый книгами подоконник, сказал с одобрением: - Просвещаетесь, барышня? Это хорошо. Больница такое место, где и почитать и подумать можно. Торопиться некуда. Как поживает наша нога?

- Здравствуйте, - Ольга улыбнулась врачу. Эразм Модестович поражал сочетанием противоречивых качеств: мягкий и обходительный с больными, в отношении подчиненных он был жестким и требовательным. - Как нога? - она пожала плечами. - Я даже не знаю, зудит немного.

- Это хорошо, что зудит, - доктор потрогал лоб, попросил сказать "А", затем вставил в уши трубочки стетоскопа и стал слушать. - Дышите... Так, хорошо. Еще дышите. А теперь не дышите... Замечательно.

Повесив стетоскоп на плечи, он внимательно взглянул на Ольгу.

- Ну что ж, моя дорогая, книжки - хорошо, но надо и физкультурой заниматься. Вы, насколько я помню, увлекались гимнастикой? Значит, с нашей программой справитесь. Как вам наша больница, хорошо ли кормят, не обижают ли? - он взглянул вопросительно.

- Скажите, а почему вас так боятся? - неожиданно для себя выпалила Ольга.

- Скажите пожалуйста, и кто это меня боится? - он комично всплеснул руками.

- Ой, я, наверное, что-то не то спросила, извините, - Оля смущенно потупилась.

- Нет уж, вы продолжайте, продолжайте, мне очень интересно. - Эразм Модестович поудобнее уселся на стуле, закинул ногу на ногу. - Так кто же меня так боится?

Ольгу распирало любопытство. Махнув на приличия, она доверительно произнесла:

- Говорят, вы очень строгий, и даже ужасный.

- И вы этому верите?

- Нет, как-то не очень. Но говорят убедительно, с во-от такими глазами, - она широко развела руки, показывая с какими именно.

Пригладив бородку, главврач посмотрел в окно.

- Видите ли, милая, у нас, врачей, весьма своеобразная работа. Мы работаем с людьми, но... - он задумался, подыскивая слова, - с людьми, что попадают в больницу помимо собственной воли. Мучимые недугами, они не в силах избежать лечения и доверяют нам самое ценное - свое здоровье. В болезни люди становятся особо чувствительны к окружению и немножко капризны. И мастерство врача не только в профессиональном облегчении телесных мук, но и успокоении душевных волнений. К сожалению, порой об этом забывают. Я же стараюсь напомнить.

Оля сказала со смешком:

- Наверное, вы чересчур строго напоминаете.

- Конечно, - врач сурово сдвинул брови, - раз в день секу провинившихся розгами, а по вечерам ставлю в угол. - Улыбнувшись, он поднялся. - Что ж, если больной задает такие вопросы, значит все в порядке. Как говорится: коли больному хорошо, то и врачу легче. - Эразм Модестович встал, на прощание окинул взглядом палату и вышел, тихонько притворив за собой дверь.

- Хороший мужчина: добрый, отзывчивый, - вздохнула Анастасия Викторовна. - На нашего школьного учителя похож, Петра Моисеевича. Физику у нас преподавал. Благообразный, седенький, добрейший души человек, но педагог был очень строгий и справедливый. Уважали его очень, а когда умер - всем классом пришли проводить.

Два дня спустя Эразм Модестович заглянул вновь. Вместе с ним пришла строгая полная медсестра с двумя новенькими блестящими костылями.

- Ну-с, доброго здоровья, дорогие дамы, - его глаза хитро поблескивали из-под толстых стекол очков. Прямо с порога врач направился к Ольгиной кровати, сказал с подъемом: - Что ж, милочка, отлежались, понежились в больничных перинах, пора и работой заняться. Алина Витальевна, будьте добры, поставьте костылики.

Женщина аккуратно прислонила костыли к кровати и отступила в сторону.

- Очень хорошо. А теперь, моя дорогая, готовьтесь, вас ждут великие дела. И первое, что необходимо сделать, это сбросить одеяло, сесть и спустить ноги.

Ольга послушно последовала указаниям: откинула одеяло, благо, принесенная из дома одежда позволяла сделать это не стесняясь, села, но спустить ноги оказалось сложнее, чем можно было предположить. Эразм Модестович, внимательно следивший за каждым ее движением, и, казалось, ожидавший заминки, поспешил помочь.

- Вот так, осторожненько, - он поддержал гипс, помогая спустить обездвиженную ногу. - А теперь костылики берите, не стесняйтесь.

Ольга взяла металлическую палочку костыля. Поверхность металла тускло поблескивает, отливая серебром, набалдашник топорщится пластинкой необтрепанной резины, напоминая свеженькую автомобильную покрышку. Против ожидания, конструкция оказалась удивительно легкой. Повертев костыль в руках, Ольга приступила к делу. Опираясь с одной стороны на костыль, с другой поддерживаемая врачом, она встала, но, едва тело приняло вертикальное положение, сердце застучало чаще, а в глазах потемнело, и Оля рухнула обратно.

- Голова закружилась? Ничего страшного, такое бывает. - Эразм Модестович достал небольшой пузырек, откупорил, поднес крышечку Ольге к лицу.

В нос шибануло резким, сознание мгновенно очистилось, а на глаза навернулись слезы. Ольга вскинула голову, заслоняясь руками, вскричала:

- Ужасно! Вы меня решили отравить?

- Не нравится? - врач взглянул с укоризной. - А ведь чудеснее нашатыря - нет эликсира.

- Лучшее лекарство, как правило, горькое, - назидательно заметила Оксана.

- Истину говорите! - врач улыбнулся Оксане. - Настоящая терпкость присуща хорошему лекарству, старому вину и истинным друзьям. А теперь продолжим начатое. Вы готовы? - он взглянул вопросительно.

Ольга кивнула. Столь необычное поведение организма вызвало удивление, но не страх. Во время спортивных тренировок случались гораздо более неприятные вещи, когда, во время резкого движения, растягивались связки, смещались позвонки, а от неудачных приземлений возникали болезненные, саднящие по пять - семь дней, ушибы.

Вновь, но уже более медленно и осторожно, она встала, опираясь на костыль и руку доктора. Сердце по-прежнему колотилось, но голова оставалась ясной.

- Очень хорошо, а теперь второй костылик. Алина Витальевна, подайте.

Приняв от медсестры костыль, Ольга пристроила его под мышку. Как-то, будучи в гостях у сломавшей ногу тетки, она примеряла костыли и, забавляясь, выхаживала по дому на одной ноге. Сейчас нужно было лишь вспомнить былую практику. Сосредоточившись, она сдвинулась с места. Первый шаг дался тяжело. Переместив костыль, Оля перенесла вес тела, но не рассчитала и, зашатавшись, едва не упала, лишь в последнее мгновение восстановив равновесие. Покосившись на прянувшую на помощь медсестру, Ольга помотала головой, отказываясь от помощи, уняв дрожь в руках, и упрямо сжав губы, повторила попытку. Вся палата, затаив дыхание, следила за робкими шагами.