Рассказы

Сейчас Комаров стоял, окруженный ребятами, и хвалился самым бессовестным образом:

— Прививку от тифа мне делать не будут! Я им уже болел в позапрошлом году. Теперь у меня уже получился иммунитет.

— Что-о?

— А это значит, что я больше не заболею, потому что уже болел.

— Ишь ты… — завидовали слушатели.

— Глянь, расхвалился… — кивая на Комарова, сказал Радик Женьке.

— Здорово нахальный этот Комар, — согласился Женька. — Везде он суется, все знает.

— А если я болел? — спросил он у Комарова. — И мне не будут.

— И тебе… А почему же…

— Как же… — начал припоминать Женька. — То ли в прошлом, то ли в позапрошлом году чем-то болел… Еще горло у меня было завязано…

— Значит, у тебя была ангина!

— Вспомнил: она! — обрадовался Женька. — Но я тоже много кое-чем болел, будь уверен! Это сейчас почему-то перестал, а маленький — только и дела: коклюш там или еще что. Я даже свинкой болел! Может, скажешь, и у тебя свинка была?

— Не была, — сознался припертый к стенке Комаров.

— То-то! — торжествовал Женька. — А у меня была!

— А мышиным тифом ты болел? — спросил Комарова Радик.

— А скажешь, ты болел?

— Я хоть и не болел, но зато мой брат болел! Да вон он сам. Может подтвердить!

Среди любопытных находилось несколько первачков во главе с младшим братом Радика Сашкой, который хоть и учился каких-то три месяца, но уже обзавелся в своем классе авторитетом и огромным количеством товарищей.

— Желтухин! — грозно окликнул его старший брат. Желтухиным он сам его прозвал, потому что решил, что Сашка чем-то похож на скворца с таким именем из книжки «Детство Никиты». Желтухин своего прозвища не любил и поэтому откликнулся очень угрюмо:

— Ну, чего?

— Поди сюда!

Желтухин подошел.

— Говори: ты болел мышиным тифом?

— Ну и болел… Ну и что?

— Больше ничего. Ступай отсюда, хватит здесь шнырять! Распустился!

И Радик объяснил ребятам:

— Понятно? Мышиный тиф — это тебе не какой-нибудь там обыкновенный, которым каждый может заболеть. Он происходит от всяких крыс и мышей. Обязательно надо, чтобы тебя крыса или мышь укусила: без этого ты нипочем не заболеешь, как ни старайся…

Но Комаров не дал Радику досказать про эту редкую и таинственную болезнь.

— Вообще уколов и бояться нечего! Один укол — это пустяк! Когда я заболел малярией, мне сделали тридцать!

— Тридцать! — ахнули потрясенные слушатели.

— Да. По уколу в день и так — целый месяц!

И тут в коридоре появился Крюков. Напрасно он у доски мямлил и тянул время: времени ему как раз хватило, чтоб получить двойку.

Он шел, держа одну руку в кармане, другой придерживая засунутые за пазуху книжки.

— Эй, Крюк, куда? — окликнул его Радик.

Крюков медленно глянул через плечо:

— Капитан Витема, не захотя никаких уколов, направился по направлению домой!.. Двойку поставили, да еще укол им делай… Рыжих нет! Я не как вы!

— А что — мы?

— «Вам слабо, — заметил капитан Витема, презрительно улыбаясь…»

— Как это — слабо? — вдруг возмутился Радик.

— А так… Вы народ такой.

— Какой?

— Такой вот… Боитесь.

— Это вот, может, он боится, — показал Радик на Комарова. — А мы, будь уверен! Женька, выкинь в форточку наши портфели, мы тебя внизу подождем!

Женька заколебался было, да и самому Радику, по правде сказать, не так уж хотелось уходить, но все дело испортил Комаров.

— Напрасно вы, — сказал он.

— Как так?

— Все же делают.

— Мало ли что! Одно дело — ты, другое — мы! Мы вот не делаем! Тоже — сравнил! И вообще, чего тебе нужно?

— Ничего.

— Ну и молчи! Пошли, Крюк!

Комаров прикусил язык, а Радик гордо прошел мимо замолчавших ребят к раздевалке.

Там за маленьким столиком сидел Як Яклич, пил из кружки чай и читал журнал «Техника — молодежи».

— Эй, орлы! Сколь далеко направились?

— Мы сейчас придем. Нас послали… — пробормотал Радик, поспешно отыскивая свое пальто. Уже одетый Крюков пришел ему на выручку.

— Что это у вас за журнальчик. Як Яклич? А-а, «Техника»… Это неважный журнальчик… Я, Як Яклич, смог бы вам достать что-нибудь из военных…

— Тебе какое дело, ах ты, дылда! — вскипел неизвестно почему Як Яклич. — Ты порядочного-то журнала сроду не видал! Верзила! Напрасно ты, Родион, с ним связался… Я его давно приметил. По справедливости его не книжкой надо учить, а палкой!

— Так уж и палкой! — поднял нос Крюков.

— Именно! Да потолще какой!

Як Яклич начал вставать, и Крюков, не дожидаясь, что за этим последует, выскочил на улицу, Радик за ним.

«Масса удовольствий»

Снег падал и падал. Было тепло, тихо и белым-бело все вокруг.

Радик, Женька и Крюков не спеша шли по улице, изо всех сил стараясь наслаждаться прогулкой.

— А это ничего, что мы убежали? — в который раз спрашивал Женька, самый совестливый из всех троих.

— Конечно! — бодро подхватил Радик. — Смотри, как здорово: снег идет! Они там сидят, а мы себе гуляем, дышим.

Он отломил сосульку и сунул в рот:

— Видел? Они там парятся да двойки получают, а я вот сосульку ем! Верно ведь?

— Это так…

— Вы еще никогда не смывались с уроков? — спросил Крюков. — Нет? Зря. Получим массу удовольствий! Какой же ты ученик, если ни разу не прогуливал? Так… Шляпа!

— Как Комар! — ввернул Радик.

— Вот-вот! Наподобие его! Я, когда учился в железнодорожной школе, вот там — пацаны! Только и знают — бродят вокруг школы целыми массами! Противно им в школе быть! Они себе гуляют возле железной дороги, наблюдают вагоны, паровозы. Мы можем туда махнуть, меня там все знают!

— Далеко.

— А куда пойдем? А то поблизости маскироваться тяжеловато. Тут нас с ходу запеленгуют: стой, почему не в школе?

— А верно: что мы завтра будем говорить? — спросил Женька.

— Хо! Уже испугался! Бери пример с меня. Анна Ефимовна говорит: «Крюков показывает пример, каким не надо быть ученику, его надо поместить в стенгазете». А мне ничего! Пускай помешкают. А завтра мы скажем, что не хотели делать укол. А она знаешь что ответит? «Ай-ай-ай, вы такие взрослые мальчики, как вам не стыдно, у меня сын Эмма (это имя такое — Эммануил) меньше вас и то ничего подобного не боится…» Вот что она ответит! А этот Эмма и правда ничего не боится: глянула бы она, как он дерется, как цепляется за машины — она небось не знает! А задира! Я ему говорю: «Зачем тебя зовут Эмма?» А он: «А тебе чего не хватает?» Я говорю: «Это девчачье имя». А он: «Давай стукнемся!»

— А ты? — заинтересовался Радик.

Но Крюков сделал вид, что не расслышал.

— Зато в жочку лучше его нет игрока, хоть обойди ты все городские и железнодорожные школы. Анна Ефимовна нам не велит в жочку играть, а у самой сын — прямо чемпион! Правой ногой набивает сто раз, левой — восемьдесят. И жочка у него особенная: половинка мелкокалиберной пули, а к ней пришит кусочек вот с такой длинной шерстью меха, пушистого, как заячий хвост. Я говорю: «Это от какого зверя мех?» А он: «От тебя!» Анна Ефимовна, она забывчивая ужасно, все забывает. Раз говорит мне: «Где у тебя домашняя тетрадка, она, наверное, совсем пустая? Я проверю!» Тут я скорей у Комара все содрал, а она и не проверила. Это потому, что у нее голова забита арифметикой, алгеброй и разной там тригонометрией!

— А правда, ребята, говорят, что она пишет научную работу? — спросил Женька.

— Пишет, пишет, а как же! Это я точно знаю! Это я и говорил. Я раз ей письмо домой носил и поглядел на столе: страшно научная, ничего не поймешь — одни закорючки, буковки и числа! Она знаешь как разбирается! Она профессором может стать!

— И что же она тогда будет делать?

— Будет выдумывать какие-нибудь новые правила, задачки составлять, примеры… А нам потом их учи! Древние люди никаких задачек не решали, а как даст кому-нибудь, так тот с катушек! Вот в сорок седьмой железнодорожной школе из одного только нашего класса оставалось на второй год шесть человек! Вот это был класс! Теперь таких нет. У нас ребята недружные.