Страница 4 из 11
Большова была откуда-то из Подмосковья, а в Москве снимала комнату.
Он с вызовом посмотрел на соседку-соперницу, а потом снова по-дружески подмигнул ей.
– Ну как, Тонь? Ты не против? – спросила вместо него Бомбочка.
Ребята стали обсуждать предстоящую забаву, но Большова как будто воды в рот набрала. Она чувствовала, что Коршунов не просто так дразнит ее и набивается в гости.
Достав из сумки розовый планшетик, она лишь поскребла его розовым ноготком:
– Прико-ольно!
Потом она выдержала эффектную паузу и внесла предложение:
– А чё? Двайте прямо сейчас и начнем. Пойдем на улицу и сделаем клип. Короче, сюжет такой: Никитос стреляет у прохожих бабки на новый фильм. Рубайло, у тебя планшет с собой?
Вадиек кивнул. Он давно уже увлекался цифровыми технологиями.
– Вдвоем, что ли, снимать будем? С разных точек? – догадался он.
Но Никитосу эта идея не понравилась. Чтобы он, в своей белой толстовке с надписью KING снимался в роли нищего?
Он с легкой опаской наблюдал за реакцией приятелей.
– А чего? – Тонкая улыбнулась кончиками губ. – Так все продюсеры делают – сначала башли на новый фильм собирают, а потом уже снимают. Или, может, у тебя уже есть лимон?
Никита вспомнил про мелочь в бумажнике и промолчал.
Она как будто прочитала его мысли:
– Ну, тогда надо собрать тысяч десять на раскрутку. А что, это сейчас модно. Краудфандинг называется.
– Да много ты знаешь! Краудфандерша ты наша! – хотел выставить ее на смех Вадик Рубайло, но тут же получил от Тоньки щелчок по носу.
Никита понял, что его втягивают в идиотскую игру и возмутился:
– Не, не! Я не буду бабки просить! Что я, бич какой-то?
Ребята озадаченно замолчали. Всем хотелось продолжить тусовку, но что конкретно делать, пока никто не знал.
Наконец, Короткий предложил:
– А чё? Давайте прикинемся, что мы, типа, психи из какой-нибудь секты. Будем тормозить прохожих и говорить, что через месяц конец света.
– Дурак ты, Костян! – надула губы Тонька. – У меня через месяц день рожденья. Накаркаешь еще!
Теперь пришла очередь обижаться Короткому:
– Да это прикол, Тонь! Ты чего, шуток не понимаешь?
Вспыхнувшую перепалку разрулил хитроумный Вадик Рубайло – мастер заговаривать зубы:
– Короче. Снимаем с Тонькой в двух ракурсах. Выходим на улицу и ждем, пока какой-нибудь мужик со здоровым баулом пойдет через дорогу. Вы тогда к нему, типа, подходите и предлагаете перенести чемодан через дорогу. Типа, у нас в колледже началась неделя добра, и нам надо снимать на видео хорошие поступки. Мужик, скорее всего, поднимет кипеш. Может, даже замахнется. Вот это самое прикольное. Тут, главное, успеть во-время смыться.
Большова внимательно слушала концепцию будущего фильма. Коршунов недовольно помахивал ногой. Он чувствовал, что Рубайло снова обскакал его со своими приколами.
– А если он, это? Милицию позовет? – засомневался осторожный Варуш Карапетян.
– Не, – отрицательно покачал головой Вадик, который сам мечтал о карьере клипмейкера. – У нас же будет видео, что мы ничего плохого не делаем. Никто потом никому ничего не докажет. А я все смикширую и наложу звук.
Компания одобрительно загудела, и ребята двинулась к эскалатору. Никита чуть не забыл свой подарок – воздушного Микки Мауса, который выглядел так, словно сам объелся фастфудовской снедью. Встречным потоком воздуха игрушку сдуло куда-то вбок, и длинная веревочка зацепилась за лайтбокс. Пластиковый Микки на секунду скорчил недовольную гримасу, а потом громко пукнул и разлетелся на куски.
4
От звука выстрела Валик невольно вздрогнул. Василий Петрович заметил, что его помощник изрядно нервничает. Они были в этом тире уже в пятый раз, но юный стрелок попадал только в «молоко».
– Так, боец, смотри сюда, – по-военному скомандовал Василий Петрович. – Руку поднимаешь плавно. Да стой, не дрыгайся. Ты же не девка, а нормальный мужик! Во-от, правильно. Пла-а-вно. А-гонь!
Валик зажмурился, нажал на курок и снова вздрогнул при отдаче.
Скрягин свел широкие брови к переносице и недовольно почесал указательным пальцем щеточку усов.
– Экий ты тюфяк, Макушин! – выругался он как можно интеллигентнее. – Ну, скажи мне, зачем я тебя в институт устроил? Чтобы ты дурака валял? Не-ет, друг мой любезный. Мне помощник нужен, а не тюфяк. Давай еще двадцать выстрелов. Заряжай!
Было уже около половины десятого вечера, и в пустом тире никто не мешал двум стрелкам. Под трибунами старого стадиона отдавались хлопки рассыпались, точно горох, и замирали где-то в темноте. Вахтер, которого Петрович дружески похлопал по плечу при встрече, отдал ему ключи, чтобы они могли тренироваться тут сколько влезет. Взамен Скрягин вручил старому знакомцу мужской поллитровый сувенир. Он уже неделю собирался сюда, чтобы самому пострелять вволю. Но сейчас, спустя полтора часа занятий отставник Скрягин вместо былого воодушевления чувствовал раздражение и усталость. Мазила Макушин, хоть и изображал старательного ученика, никак не мог освоить простое движение – присоединить магазин к рукоятке. О меткости своего подопечного Василий Петрович вообще предпочитал не думать: если, не ровен час, Макушину придется прикрывать его, то вообще неизвестно, в каком направлении полетит его пуля.
Глядя на сопящего ассистента, Скрягин в сердцах произнес:
– Да пошевеливайся ты, голуба! А то мы, бляха-муха, тут заночуем!
– Да я стараюсь, Васильпетрович, – загнусавил в ответ помощник. – Но он не вставляется!
– Кто?
– Да эта штуковина!
В ответ «Васильпетрович» лишь устало отмахнулся:
– Эх, ты, боец, Иван-огурец! Давай сюда.
И зачем он только пригрел этого недотепу? Лучше бы взял кого-нибудь побойчее. Но парня побойчее с его собственной легкой руки осенью отправили служить на Крайний север. Как же его звали? Коля? Вася? Скрягин вдруг вспомнил маленького, но очень шустрого третьекурсника. Он то и дело «стрелял» у Макушина деньги и сигареты, а Валик, тогда еще просто староста группы, каждый раз бегал жаловаться директору.
– Ладно уж, не торопись, – с досадой вздохнул наставник, – а то еще палец прищемишь.
Когда-то лейтенант Скрягин часами учил молодых бойцов собирать и разбирать автоматы. За двадцать пять лет воинской службы ему пришлось побывать в самых разных местах, которых журналисты и политики называют горячими точками. Воспоминания об этих путешествиях, яркие, как вспышки гранат, теперь не давали ему заснуть каждую ночь. Он ворочался в постели, комкая простынь, а молодая жена все дальше отодвигалась от него.
– Давай, сбегай за мишенями, – бросил он помощнику. – Одна нога здесь, другая там.
Он на секунду вдруг представил, что лежит в кровати не с чернобровой двадцатилетней красавицей, с белесым, точно моль, Макушиным. От этой мысли Скрягина передернуло, и он брезгливо сплюнул на пол.
Адъютант тем временем уже бежал обратно с мишенями. Все выстрелы были «в молоко».
Майор строго произнес:
– Если в следующий раз ни разу не попадешь, комиссую тебя как непригодного. А еще лучше – отправлю в Красную армию.
Валик вздрогнул:
– Нет-нет, Васильпретрович! Только не это! Я же вам ничего плохого не сделал!
За прошедший год Валик отрастил такое же брюшко, как у шефа, и перенял у него пренебрежительно-требовательную манеру разговаривать с подчиненными.
– А может, мне специальные очки заказать для стрельбы? – с обидой в голосе поинтересовался он.
Скрягин засмеялся:
– Для стрельбы! О-хо-хо! Вы, Валентин Валентинович закажите себе лучше пенсне. Будете, как Чехов с портрета.
Помощник чем-то отдаленно напоминал Скрягину очкастого классика.
Валик понимающе засмеялся, а Скрягину вдруг стало не до шуток:
– Да ты понимаешь, что стрельба может начаться когда угодно? Где угодно?