Страница 17 из 23
Звон колоколов прервал раздумья Артемия. Служба закончилась, и монахи начали покидать церковь. Дознаватель проворно отошел в сторону и встал в углу за крыльцом. Он наблюдал за монахами, чтобы подать знак Макару, когда тот появится. Но послушника все не было.
Подойдя к одному из братьев, которые последними выходили из церкви и торопливо направлялись к кельям, Артемий спросил, присутствовал ли Макар на службе. Монах подозрительно посмотрел на боярина, и тому пришлось назвать свое имя. Только тогда монах ответил:
– Послушник Макар в церкви. В конце службы он потерял сознание. Сейчас им занимаются брат Кирилл, наш травник, и художник Злат. Несомненно, недомогание было вызвано запахом краски! Он исходит от этой ужасной фрески, которую наш отец Никодим терпит по неизвестным причинам. Этим запахом пропиталась вся церковь! Ничего удивительного, что…
Но Артемий не стал слушать дальше. Он бросился внутрь.
В боковом нефе несколько монахов, среди которых был и травник, тихо беседовали, склонившись над телом, лежавшим на плитах. Грубо растолкав монахов, пробивая себе дорогу, дознаватель присел на корточки рядом с безжизненным телом юноши. Злат поддерживал голову несчастного. Лицо послушника было мертвенно-бледно, рот приоткрыт. Кто-то расстегнул узкий ворот, чтобы Макар мог легче дышать, и Артемий разглядел зловещие красноватые пятна на шее и впалой груди послушника. Тело юноши содрогалось в конвульсиях.
– Макар, ты слышишь меня? – проговорил Артемий, пытаясь сдержать волну бессильного гнева, подступавшую к горлу. – Это я, боярин Артемий. Что ты хотел мне сообщить? Говори!
Юный послушник открыл глаза, поблекшие от страданий. Он смотрел на дружинника, но, казалось, не видел его.
– Злат! – прошептал Макар, и зеленоватая пена выступила у него на губах.
– Я здесь, брат Макар! Я с тобой, друг мой!
Голос молодого художника звучал глухо. Он плакал.
– Говори, малыш! Назови мне имя! – просил Артемий.
Но было слишком поздно. Макар, вздрогнув, широко раскрыл глаза… Через мгновение его тело застыло. Потом он весь обмяк и упал на руки Артемия. Ни дознаватель, ни кто-либо другой больше ничего не могли сделать для Макара…
Дружинник осторожно положил голову послушника на плиты и поднялся. Один из монахов перекрестил безжизненное тело. Злат опустил голову. Слезы художника потекли на бледный лоб его друга. Артемий положил руку на плечо Злата, обвел взглядом людей, склонившихся над трупом. Лица одних монахов были суровыми, других – выражали любопытство, однако все они были удивленными.
– Бог мне свидетель, я никогда прежде не видел столь сильного приступа! – прошептал брат Кирилл, травник.
– Бедный юноша не отличался крепким здоровьем, он заболевал от любого пустяка… – начал другой монах.
Но прежде чем собравшиеся начали оживленно обсуждать происшедшее, Артемий прервал их:
– Именем князя Владимира и властью, данной мне, выйдите, братья! – приказал он. – Я должен осмотреть тело. Злат, ты можешь остаться, – добавил он, обращаясь к художнику, который, по-прежнему стоя на коленях, казалось, ничего не слышал.
Даже первоначальный осмотр, проведенный при колеблющемся пламени свечей, не оставил никаких сомнений: юноша был отравлен. Дознаватель не так хорошо разбирался в ядах, чтобы определить вещество, вызвавшее смерть послушника. Однако красноватые пятна и стремительная смерть, похоже, указывали на то, что был использован сильнодействующий яд, добавленный в пищу или напиток. Артемий принялся расспрашивать Злата.
– Да, я видел, как он появился непосредственно перед вечерней, – прошептал художник, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. – Но он ни к чему не притрагивался… Нет, его мучила жажда, и он выпил воды из колодца.
– Вода в колодце не могла быть отравлена. Он что-нибудь ел или пил перед тем, как уехал в город?
– Я не знаю почему, но на трапезу он опоздал. Его обед еще стоял в трапезной, когда почти все монахи ушли. Он быстро проглотил юшку, потом сказал, что у него в городе есть дела, и ушел. Место Макара находится около входа, об этом все знают…
– Словом, ты хочешь сказать, что каждый, кто проходил мимо, мог подсыпать яд в его плошку, – заметил Артемий, пристально глядя на художника.
– Но это немыслимо! Кто-то из братьев так сильно ненавидел Макара? – воскликнул Злат. – Отравитель находится не здесь, а в городе! Ищи этого человека среди тех, с кем Макар встречался сегодня днем в Рше!
– Он приехал, чтобы повидаться со мной. К сожалению, я не смог с ним поговорить. Ты догадываешься, хотя бы смутно, что он собирался мне сообщить? По мнению Макара это было настолько важно, что он решил сегодня же приехать в город, не дожидаясь моего следующего приезда в пустынь. Ты вполне можешь об этом знать. Думаю, вы были очень привязаны друг к другу.
– Да, правда, мы были очень близки. Он был такой юный, наивный, доверчивый… Но он был настоящим другом. Моим единственным другом. Тем не менее он не раскрыл мне то, что может тебя интересовать, боярин.
Теперь покрасневшие глаза Злата были сухими. Он с вызовом смотрел на Артемия.
– Подумай, прежде чем ответить, – настаивал дознаватель. – Ты можешь мне помочь. Чтобы найти того, кто хладнокровно убил твоего друга, важна любая подробность.
– Это твоя работа, боярин. А моя – рисовать, а не искать убийц, разгуливающих на свободе. Но если я смогу отомстить за Макара, я сделаю это без твоей помощи.
Злат бросил последний взгляд на тело несчастного юноши. Было ли это всего лишь впечатлением, возникшим из-за колеблющегося пламени свечей? Артемию показалось, что теперь к выражению жалости в глазах художника примешивалось нечто вроде экзальтации. Словно, когда прошел шок, вызванный смертью друга, новая тайная мысль завладела умом художника, оживляя черты его лица и придавая загадочный и темный блеск его взгляду. Дружинник пристально вгляделся в лицо молодого человека. Сомнений не оставалось. Можно было подумать, что художник находился во власти странной лихорадки, а его глаза отражали смешение страха и возбуждения. Не говоря ни слова, боярин повернулся и вышел из церкви.
Артемий вновь сосредоточился на внешних следах, оставленных смертоносным веществом. Было необходимо, чтобы кто-нибудь сумел определить яд, подтвердить его действие и описать, каким образом он мог попасть в организм. Травник монастыря говорил о сильном приступе болезни, но это поспешное и слишком простое объяснение не могло удовлетворить дружинника. Тем не менее была одна особа, которая могла просветить Артемия, – знахарка Каллистрата. Но как найти ее дом ночью в лесу, в котором он – после приключений на болоте – боялся вновь угодить в ловушку?
Дознаватель выходил из церкви в тот самый момент, когда туда входил отец Никодим в сопровождении нескольких монахов. Боярин коротко поприветствовал его, поскольку торопился покинуть монастырь. Не было никакой необходимости присутствовать при констатации смерти и установлении причин, вызвавших ее, поскольку старец, разумеется, разделял мнение травника.
На улице было темно, как в печи. Пытаясь вспомнить, с какой стороны находится конюшня, Артемий чуть не упал, столкнувшись с монахом, быстрым шагом направлявшимся к церкви. С трудом сдержав ругательство, дружинник пробормотал слова извинения.
– О, да это боярин Артемий! – воскликнул монах, извиняясь в свою очередь.
Дружинник с сожалением узнал пронзительный голос ключника.
– Я ищу конюшню, но поскольку не видно ни зги…
– Следуй за мной, боярин, я отведу тебя туда. Это я распорядился экономить факелы, поскольку братья, за исключением нескольких послушников, назубок знают все уголки нашей территории.
Дознаватель покорно вздохнул, ключник взял его под локоть и повел в темноте, указывая путь.
– Кстати, о послушниках. Похоже, Макару стало плохо. Я как раз собирался проведать его. Полагаю, ничего серьезного. Несомненно, он переел, как всегда! Глядя на него, в это трудно поверить, ведь он худой, как гвоздь. Тем не менее он такой же прожорливый, как самый пузатый из монахов! Да и его приятель пачкун не лучше. Он так дорого обходится нашему монастырю!