Страница 40 из 61
- Постой, Анита, - подняв руки, Дмитрий отступал к стене. - Я ничего такого не делал...
- Делал! - она в исступлении развернула его спиной к себе. Калинин с удивлением понял, что Анита стягивает с него джинсы прямо на улице. - Что, мало тебе было в тюрьме?! Сейчас вставлю палец, куда надо, а то и всю руку. И ты признаешься, что выкинул ампулы сам, а не несчастная домработница. Нечего свои уродские дела на других валить!
На самом деле, это он обвинил в пропаже домработницу. И лекарства у мамы тоже спрятал он... именно спрятал, а не выкинул. Дело в том, что она получала их раз в неделю. Ежедневно нужна была ампула. Уже два дня Инга не могла их найти... Была надежда, что помрет, наконец.
- Я сама не сахар, - на лице Аниты отразилось омерзение. - Но, на такое не способна. Я давно общаюсь с твоей матерью. Димка, ты — в сто раз превзошел ее!
В ту ночь Диме пришлось раскопать яму рядом с летней беседкой у их дома. Там, в подземной прохладе, хранились лекарства матери. Инга еще не была при смерти, но уже чувствовала себя плохо. Она обрадовалась, когда выпила ампулу и узнала, что потеряла свой ящичек в кладовке. Ведь завтра она встречалась с Викой и детьми, а также со своим вторым внуком и его мамой...
* * *
- Ну что, ты собираешься рассказывать? Полгода молчания ничего тебе не дали. Кто ты? Где твое командование? К каким войскам принадлежишь? И почему отказался служить в батальоне, когда многие ваши согласились?
Это было три вопроса из множества других, накопившихся у тюремщиков Горгадзе с тех пор, как он попал в западню. Тогда ему повезло — оголтелые в своей ненависти к России и русским, бойцы добровольного батальона убили по дороге всех пойманных ополченцев, кроме него и Сурена, армянина по национальности. Парадокс заключался в том, что, ориентируясь по национальному признаку, они упускали момент, что сами-то больше похожи на русских, чем на тех, кого тогда пощадили. Кстати, насчет предательства русских ополченцев они обманывали: Юрий знал, что никто не согласился. Часть расстреляли сразу, как совсем безнадежных, а над участью остальных командование решило подумать.
Их привезли в тюрьму недалеко от поселка Мартыновский — раньше это была военная часть. Юрий и Сурен вздохнули спокойно, когда поняли, что на запад их не отправят. Все-таки, с востоком этой страны проще — Россия недалеко, к тому же, здесь было немало дружественно настроенного населения. Тюрьма хорошо охранялась, но оставался маленький шанс бежать.
К счастью, разделять их не стали — запихнули в общую камеру, куда позже привезли еще десять человек. Условия, конечно, были жесткие — камера тесная, сырая и холодная, из еды — самый минимум. Особенно было трудно зимой, холод усиливался и есть хотелось еще больше. Многие ребята схватили пневмонию. Горгадзе держался — организм его был на диво крепок, успел закалиться еще больше в походно-полевых условиях. И все это было бы не так страшно, если бы не периодические допросы. От них пытались получить какие-то признания, доказательства, схемы... Предыдущий начальник тюрьмы мучил сидельцев лишением сна, громкой музыкой и другими методами — без побоев. Недавно руководство поменялось, и никто не знал, чего от них ждать. Каждое утро в камерах начиналось с благодарности, что прожит еще один день.
- Вы уже давно задаете мне одни и те же вопросы, - Юрий зажмурился от яркого света лампы. Он сидел в кабинете заместителя начальника тюрьмы, напротив него — трое сотрудников в черной форменной одежде. Горгадзе не знал, чего от них ждать. Чтобы отвлечься от томительного ожидания, он отметил мысленно, что здесь сухо, светло и тепло — не то, что в камере.
- Я же сказал, - устало вздохнул он. - Меня зовут Юрий Шотович Горгадзе. Я ополченец. Те, кого взяли со мной — тоже. Мы отбились от командования, заблудились и наткнулись на палатку. Решили попросить помощи, а нас схватили. Все. Больше мне нечего вам сообщить!
Эту сказку он рассказывал на каждом допросе. Только сейчас лица дознавателей были совершенно другие.
- Ну, ты же умный мужик, - заметил сидевший посередине мужчина — статный, с сединой на висках. Это и был новый начальник. - Твой дружок, Сурен, находится там, за стеной. Мы внимательно к нему отнеслись, и он кое-что рассказал...
Словно в подтверждение его слов, за стеной послушался стук и мат, следом — громкий стон. Очевидно, Сурена там избивали. Этот факт резанул Юрия по сердцу.
- Ты же был заместителем командира своего взвода, - продолжил следующий. - Наверняка ты знаешь, куда перешел взвод, в курсе его планов.
- Ребята, вы посадили меня сюда полгода назад, - горько усмехнулся Горгадзе. - Я был отрезан от мира все это время!
- С тебя не требуется сообщить свежие сведения, - возразил седой. - Расскажи все, что знал тогда. Расскажешь, пальцем тебя не тронем. Вообще, оформим в нашу армию, на полное обеспечение государства! Профессиональные военные нам нужны.
Еще чего не хватало — переходить на сторону государства, убившего многих его друзей!
- Какой командир, какой взвод? - притворно удивился Юрий. - У нас не было начальства. Познакомились в дороге, когда сюда ехали. Или вы не знаете, что такое бывает? Был один у нас, который хорошо ориентировался на местности, пацан двадцати лет. Разве что, его считать командиром? Ну, так его убили с остальными четырьмя, когда нас арестовали. А к вам не пойду, не надейтесь. Я не подпишусь на убийство мирных людей!
Главный вскочил и заходил по кабинету. Похоже, с этим придется потрудиться. Попался матерый диверсант... ничего, и не таких обламывали.
- Армянина — в карцер, - скомандовал он. - А с этим придется поработать...
Раньше Юрий не верил, что существуют садисты — люди, которым приносит наслаждение страдания других. Теперь он понял, что такие есть. Чего только с ним не делали последующие два часа: били коваными ботинками по спине и животу, ремнем по голой коже, прижигали свежие раны. Чем больше появлялось крови, тем шире становились их улыбки. Даже это не заставило Горгадзе выложить интересные для них сведения. Он глушил рвущиеся из груди стоны, даже улыбался, доводя этим до бешенства своих мучителей.
В заключение, окунали головой в полную воды раковину. Здесь Юрий, несмотря на полубессознательное состояние, мог их обмануть: он мог задерживать дыхание на большой период времени.
- Он владеет техникой дыхания, - отметил один из мучителей. - Придется слегка помочь!
Ощутимый пинок заставил Юрия открыть рот и выдохнуть. Он тут же наглотался воды — настолько, что потерял сознание и уже не чувствовал, как его поволокли на подземный этаж — в карцер.
Очнулся он в крохотной комнатке, прямо на голом полу. Тюремное начальство отобрало у него куртку, оставив в одной футболке и штанах. Юрий с трудом пошевелился — болело все тело. Потом он начал кашлять так сильно, что заныла грудь. Из легких выходила вода. Больше всего мучений доставляла спина. Ей сегодня досталось и ударов, и огня, и даже перцовой мази, нанесенной прямо на свежие ожоги.
Где-то здесь должен быть Сурен. Юрий не сердился на товарища за то, что тот рассказал про него некоторые подробности. Издевались здесь знатно, а Сурен — всего лишь двадцатилетний пацан, недавно отслуживший срочную службу. Здесь заставляли говорить и более матерых.
- Сурен, - он постучал кулаком в стену. - Ты здесь?
Ответом ему послужил слабый стон.
- Ответь, если можешь говорить.
За стеной послышалось слабое шевеление.
- Прости, - с усилием проговорил его товарищ.
Горгадзе, прижавшись к пробоине на полу, увидел, что парень также лежит с другой стороны. Их взгляды встретились... Один глаз Сурена заплыл полностью. Похоже, ему досталось намного сильнее.
- Мне не за что тебя прощать. Нужно терпеть... Ты не знаешь, надолго мы здесь, в карцере?
Армянин откашлялся и захрипел.
- Я что-то слышал про два дня.
- Ну, это не так много, - Юрий ободряюще улыбнулся. - Увидимся в камере, немного придем в себя... А потом, я обязательно что-нибудь придумаю!