Страница 88 из 193
Нами не ставится под сомнение факт наличия кулака в поволжской деревне в начале XX столетия. Об этом в историографии имеется достаточно сведений{806}. Процесс раскрестьянивания в поволжском регионе особенно активно шел в годы Столыпинской аграрной реформы. Однако, как известно, данный процесс был приостановлен в 1917 г. и в начале 1918 г. аграрной общинной революцией. Тем не менее, кулаки и бедняки остались в деревне и в годы Гражданской войны активно участвовали в крестьянском движении.
В начале 1918 г. в поволжской деревне развиваются два разновекторных процесса: деревня выступает единым монолитом в решении «общемирских проблем», и деревня раскалывается на два враждебных лагеря — бедноту и остальных крестьян (кулаков и середняков).
Как уже отмечалось в главе 1 (раздел 1) настоящего исследования, зимние и весенние месяцы 1918 г. были отмечены совместными выступлениями крестьян — вне зависимости от их социального статуса — в защиту общих интересов: в земельном вопросе в ходе конфликтных ситуаций с соседними общинами. Также деревня была единой при решении вопросов о снабжении села промышленными товарами и предметами первой необходимости. Об этом говорили крестьянские делегаты на волостных и уездных крестьянских съездах, а также на сельских сходах в ходе организации местных органов советской власти{807}. Крестьянское единство проявлялось и при отражении набегов на селения первых городских реквизиционных отрядов{808}.
Однако это единство было относительным. Как уже говорилось, с начала 1918 г. беднейшая часть крестьянства вследствие засухи 1917 г., а также общей хозяйственной разрухи в стране испытывала серьезные продовольственные трудности. Это обстоятельство стало объективным фактором раскола деревни и активизации другого вектора ее развития — внутри деревенской борьбы «сильных» со «слабыми».
Наряду с голодом другой объективной причиной внутренних конфликтов в деревне стали результаты общинной революции 1917 г., затронувшей интересы зажиточных слоев. Как известно, в ходе этой революции по решению большинства общинников ликвидировались столыпинские хутора и отруба. В 1918 г. последствия этих действий сказались на внутридеревенских отношениях, усугубив уже имеющийся раскол между «сильными» и «слабыми» на почве голода. Так, 19 февраля 1918 г. в направленном из Симбирска в ЦК РКП(б) письме местного большевика сообщалось: «Во многих местах губернии крестьяне… еще прошлым летом,… поровну разделили земли не только помещиков, но и земли крестьян и мелких собственников… в данное время получаются в огромном количестве сведения с мест, что сынки кулачков, возвращаясь из армии с ружьями и бомбами, начинают восстанавливать свои права. Имеющиеся запасы хлеба не выдают, отвечая вооруженным отпором»{809}. В дальнейшем именно бывшие столыпинские поселенцы-хуторяне и отрубники станут наиболее активной частью крестьянского движения против антикрестьянской политики власти.
Первая половина 1918 г. ознаменовалась борьбой «сильных» и «слабых» за право контроля над сельскими и волостными Советами. Зажиточные крестьяне, воспользовавшись недовольством большинства середняков действиями бедняцких Советов по реквизиции в деревне излишков хлеба, организуют массовые выступления против этих Советов, разгоняют их, подвергают насилию работавших там активистов. Вместо разогнанных создаются новые, «кулацкие советы». Подобные действия жестко пресекаются с помощью красногвардейских отрядов, направляемых уездными и губернскими органами советской власти{810}.
Жесткая позиция по отношению к зажиточному крестьянству во многом определяется официальной политикой большевиков. Столкнувшись с острейшей продовольственной проблемой в городах и промышленных центрах страны, власть стала решать ее путем раскола деревни. Была сделана ставка на «слабых» — деревенскую бедноту, которую считали способной оказать эффективную помощь реквизиционным отрядам рабочих. При этом советское руководство крайне настороженно относилось к остальным категориям крестьянства. Так, например, побывавший в двадцатых числах января 1918 г. в Петрограде председатель Саратовского губсовета В.П. Антонов-Саратовский вспоминал, что во время его встречи с председателем Совнаркома В.И. Лениным не успел он «открыть рта», как тот его сразу перебил и «назвал саратовских мужиков злым народом», который «может наделать много хлопот». При расставании глава Советского правительства напутствовал его: первое — обратить самое серьезное внимание на бедноту, второе — «добывать хлеб», «не останавливаясь ни перед чем»{811}. 27 марта 1918 г. Ленин в телеграмме проходящему в Пензе продовольственному съезду указал: «…единственно верным средством увеличения хлебных пайков является решение Совнаркома — реквизировать хлеб у кулаков и отдавать его городской и деревенской бедноте. Для этого нужно, чтобы беднота скорее и решительно вступала в ряды продовольственной армии, создаваемой Народным Комиссариатом продовольствия»{812}.
Оценивая в целом ситуацию в поволжской деревне в докомбедовский период, можно заключить, что, несмотря на острые противоречия и ярко выраженную ставку власти на бедноту, она развивалась в прежнем русле. Деревня сохраняла приверженность старым традициям, когда во главе общины стояли наиболее хозяйственные крестьяне. Управление общиной все еще оставалось в руках «сильных», которые, как могли, «отбивались» от притязаний на их хлеб и имущество со стороны маломощных односельчан, получивших поддержку власти{813}.
Комбедовский период, сопровождавшийся осуществлением советской властью с помощью деревенской бедноты хлебной монополии и других ее мероприятий, вызвал резкое недовольство не только зажиточных крестьян, но и подавляющего большинства середняков. Показателем этого стали многочисленные крестьянские выступления. Их анализ показывает, что именно зажиточные крестьяне являлись первоочередным объектом принудительных реквизиций. Об этом говорят, например, размеры наложенных на хозяйства штрафов и перечни имущества крестьян, конфискованного за различные противоправные действия. Так, в октябре 1918 г. в с. Муромка Пензенской губернии «на кулаков» за «спекуляцию хлебом» был наложен штраф в среднем по 1000 руб. на человека{814}. 20 ноября 1918 г. отрядом Казанской 4Kb окрестностях Арска за участие в восстании конфисковано и «сдано в распоряжение бедкомов» «2 фабрики валенных и одна кожевенная, одна паровая мельница, 28 подвод кож в сыром виде, 280 шапок»{815}.
Число участников крестьянских выступлений в комбедовский период противоречило их «кулацкому характеру», объявленному советской пропагандой. Например, 22 июня 1918 г. в с. Всеволодчино Саратовского уезда на съезд представителей 16 волостей съехалось более 2 тысяч крестьян{816}. Сами власти противоречили себе, приводя конкретные факты. Так, в ноябре 1918 г. чрезвычайная следственная комиссия предложила расстрелять за участие в «кулацком восстании» от 100 до 200 человек, а остальных, почти 16 000 сельчан, «пролетаризировать» — конфисковать излишки хлеба, скота и «другие богатства»{817}. О выступлении кулаков аж в 22 волостях Сердобского уезда Саратовской губернии сообщили 22 марта 1919 г. «Известия ЦИК»{818}.