Страница 27 из 193
Не меньшие продовольственные трудности испытывало городское население. По данным Наркомпрода, даже при пересмотренной норме потребления в 10 пудов на человека и «учитывая необходимый фураж», Самарская губерния встретила 1917–1918 сельскохозяйственный год с дефицитом в 4 млн. пудов зерна. Аналогичный прогноз по Саратову составил 12,2 миллиона пудов — половину валового урожая губернии за 1917 г.{249} 18 января 1918 г. в письме в ЦК РКП(б) Сызранский уком РКП(б) Симбирской губернии сообщал, что положение с продовольствием в Сызрани «крайне плачевно», «ввиду почти полного отсутствия хлеба полковые комитеты местного гарнизона постановили распустить полки до первого призыва»{250}. О «катастрофическом положении» с продовольствием в Пензенской губернии информировала ЦК РКП(б) Пензенская губпродколлегия 25 марта 1918 г.{251}
Таким образом, к началу 1918 г. сложились объективные причины для конфликта государственной власти с крестьянством. Острейшей продовольственный кризис требовал скорейшего преодоления. Какие альтернативы были у Советского правительства в решении продовольственного вопроса в условиях экономической разрухи и Гражданской войны? Какими реальными продовольственными ресурсами располагала советская власть в начале 1918 г.? Попытаемся поразмышлять на эту тему.
Реально в распоряжении Советского правительства оказались лишь зерновые районы Поволжья и Центрального Черноземья. Остальные традиционные житницы — Украина, Сибирь, Юг России были захвачены ее противниками. Таким образом, вся тяжесть продовольственного обеспечения столиц и центрального промышленного района падала на Центрально-Черноземный район и Поволжье. Если говорить конкретно, это прежде всего Тамбовская, Пензенская, Саратовская, Самарская, Казанская и Симбирская губернии. Имелись ли там необходимые государству продовольственные запасы? Применительно к Поволжью можно с полной уверенностью сказать, что эти запасы были ограниченными, поскольку население переживало серьезные трудности после неурожая предыдущего года. Напомним, что, по данным Наркомпрода, в Саратовской губернии в средние годы валовой сбор зерновых достигал 140 млн. пудов, из которых потребность в зерновых хлебах на продовольствие, посев и корм скоту, считая по 25 пудов в год на едока, равнялась 70 млн. пудов. Соответственно излишек, предназначенный для продажи, составлял тоже 70 млн. пудов{252}. В 1917 г. урожай зерновых в Саратовской губернии равнялся всего лишь 50 млн. 867 тыс. пудов, т. е. в 2,7 раза меньше, чем в обычные урожайные годы{253}. Следовательно, никаких товарных излишков хлеба в губернии к началу 1918 г. не было. Аналогичная ситуация наблюдалась и в Самарской губернии, где урожай зерновых 1917 г. оказался равен 41 млн. 929 тыс. пудов, вместо 150 млн. пудов среднегодовых{254}.
Таким образом, в начале 1918 г. в поволжских губерниях не было излишков хлеба товарного значения, сама деревня переживала серьезные продовольственные трудности. В этих условиях советская власть должна была решать проблему продовольственного снабжения голодающих городов и особенно столицы. Методом ее решения стала государственная хлебная монополия и продовольственная диктатура.
Как уже отмечалось, хлебная монополия, предполагающая сосредоточение в руках государства исключительного права распоряжаться продовольственными ресурсами, не была изобретением советской власти. Попытки ее осуществления предпринимались в годы Первой мировой войны царским правительством, а затем и Временным. Необходимость введения хлебной монополии была обусловлена глубоким продовольственным кризисом, сложившимся в России в военные годы. Уже в августе 1915 г. были установлены твердые цены на хлеб для правительственных закупок (на военные нужды). 8 декабря 1916 г. кризис правительственных заготовок заставил власти встать на путь хлебной разверстки, т. е. распределения обязанностей по обеспечению государственной потребности в хлебе между губерниями, селениями, хозяйствами. Твердые цены и продразверстка оказались малоэффективными из-за своей частичности, ограниченности закупками на военные нужды. Держатели хлебных запасов, имевших рыночное значение, предпочитали спекулировать хлебом, добиваясь стремительного роста цен, усугубляя продовольственные трудности для неимущих слоев населения. Временное правительство своим законом от 25 марта 1917 г. «О передаче хлеба в распоряжение государства» ввело хлебную монополию и попыталось реализовать ее на практике. Было образовано Министерство продовольствия, которое предполагало действовать через широкую сеть продовольственных комитетов (общественных организаций — от волостного до общегосударственного уровня). Тесная связь с эгоистическими интересами крупных землевладельцев, непоследовательность и нерешительность действий Временного правительства привели к тому, что хлебная монополия и передача хлеба в распоряжение государства на деле осуществлены не были. Свидетельством этого стал провал заготовок из урожая 1917 г., несмотря на то, что Временное правительство пыталось обеспечить их выполнение с помощью принуждения и военной силы. К осени 1917 г. продовольственный кризис охватил практически всю территорию Европейской России, включая фронт. Голод превращался в реальный и все более значимый фактор развития событий в стране в целом. Не случайно поэтому лозунг «Хлеб голодным!» стал одним из главных в русских революциях 1917 г. — и Февральской, и Октябрьской. Он красноречиво свидетельствовал о провале продовольственной политики и царского, и Временного правительств.
С самого начала своего существования советская власть прекрасно понимала, что только использование имевшихся в наличии продовольственных ресурсов, централизованная их заготовка и распределение могли спасти население от угрозы голода. Поэтому хлебная монополия стала важнейшей составной частью всей продовольственной политики большевиков. Ее неуклонное соблюдение было провозглашено в резолюции Всероссийского съезда Советов по продовольствию, проходившего как секционное заседание III Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 10–18 января 1918 г. в Петрограде, а также декретами ВЦИК и СНК от 9 мая 1918 г. «О мобилизации рабочих на борьбу с голодом», от 13 мая «О предоставлении Народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий для борьбы с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими», от 27 мая «О реорганизации Наркомпрода и его местных органов» и от 11 июня 1918 г. «Об организации деревенской бедноты и снабжении ее хлебом, предметами первой необходимости и сельскохозяйственными орудиями». Этими декретами Наркомпроду предоставлялось право отменять постановления местных органов, если они противоречили его планам, применять вооруженную силу для конфискации хлеба, а в случае необходимости распускать продовольственные органы, смещать и предавать суду дезорганизаторов{255}.
Была ли альтернатива избранному новой властью курсу на продовольственную диктатуру? На наш взгляд, нет. Товарный голод, низкий урожай 1917 г., потеря ряда крупнейших зерновых районов страны вследствие Гражданской войны и Брестского мира делали невозможными все остальные варианты.
В то же время в первой половине 1918 г. на местах органы советской власти пытались найти иные пути решения продовольственного вопроса. В частности, одним из них могла стать свободная продажа хлеба под контролем местных советов. Сторонники такого подхода исходили из убеждения, что местные органы лучше, чем центр, знают ситуацию на местах и поэтому при осуществлении государственного контроля над рыночной торговлей хлеба, смогут варьировать свои действия в зависимости от региональных особенностей. Например, важной чертой зернового кризиса 1918 г. были существенные региональные различия в его интенсивности. К примеру, в Самарской губернии в Новоузенском уезде имелся избыток зерна в 2 млн. пудов. С другой стороны, в Бузулукском уезде урожай 1917 г. оценивался в 8 млн. пудов зерна и картофеля (при посевной площади в 950 000 дес), этого еле-еле хватало на восстановление семенного фонда. При взаимной договоренности сторон можно было бы покупать излишки зерна по заранее оговоренным ценам{256}.