В поисках человечности

— Вот как? — Лицо Джетта изменилось. Он явно не ожидал от Вильгельма чего-то особенного.

— Мои гули проводят вас и предложат крови. Это кровь Диты, так что уверен вы не откажетесь на этот раз. — Джетт довольно улыбнулся и снова оставил бывшего Сенешаля одного.

Вильгельма проводили в зал, тут обстановка нисколько не изменилось. Лишь шведские солдаты сменились на немецких. Сев за круглый стол Вентру стал дожидаться появления хозяина. Ему действительно подали крови, но пить он не решился, так как Джетт вполне мог подмешать туда своей. Но из вежливости вылил пол стакана в одну из щелей на полу.

Пират явился при параде, разодевшись и пристроив своего попугая на плече. Бруджа быстро пристроился напротив Вильгельма и с нетерпением положил руки на стол, подергивая пальцами и усиками.

— Я был в Париже. — Медленно начал Вильгельм.

— Наслышан.

— Общался с Марселем. То был визит вежливости, и он немного поделился со мной своими дальнейшими планами. — Вильгельм говорил медленно, растягивая удовольствие. — И Примаген передал мне кое-что. Не могу сказать, что он сделал то добровольно, ведь мы прибыли в город с армией, и Густав велел покрыть все расходы и вернуть Берлину былое величие.

Вентру положил сверток на стол и медленно откинул ткань.

— Я сразу узнал его, слишком долго думал об этой прекрасной вещице и сам мечтал приобрести ее.

Джетт дернул ноздрями и поднял подбородок, узнавая предмет. Перед ним лежал старинный китайский меч, с дорогой отделкой изумрудами. В клинке отразилась довольная улыбка Вильгельма. Что узнал Вентру у Тореадоров из Парижа, Джетту не было известно. Получил ли Вильгельм информацию об истинной ценности клинка, сообщили ли ему, что цзань по приданию был создан для гулей прародительницы Тореадоров и Франсуа был готов душу отдать за клинок. И Джетт не был уверен, рассказал ли Марсель о том, как цзань попал в Париж и как в действительности были выкуплены жизни Катерины, Каспара и Фридрика.

— Цитадель была в осаде. Французы ворвались в мою сокровищницу. Я благодарен, что вы вернули мне его.

— Марсель говорил мне иное.

— Он рассказывает небылицы, лишь бы обелить свое положение вора и убийцы. — Неожиданно резко воскликнул Бруджа, поднимаясь на ноги.

— Вы даже не послушали его историю.

— И не хочу ее слушать! — Джетт с силой ударил по столу и, схватив меч, стал крутить и подкидывать его в руке, успокаиваясь. — И я знаю, что ты явился не за этим. Говори Вильгельм, пока я окончательно не потерял терпение.

— Я пришел ради цзаня, Джетт. Продашь его мне за три тысячи?

— Нет, Вильгельм! — Пират наклонился, заглядывая в глаза собеседнику, — я знаю, что ты пришел из-за В.И.Оты. Хочешь, чтобы я вложил свои деньги и помог захватить Рокшильдов? Прекрати тянуть, и давай обсудим настоящий бизнес!

Вентру поднял брови и слегка кашлянул.

— Это верно, что ты время зря не теряешь, хотя, казалось бы, встречаешь старшего Сына Густава в потрепанном халате.

— Это расписной шелк японских мастеров, сотканный почти тысячу лет назад. Не имеет цены.

— Не важно. В современно обществе это не модно. Да я хочу предложить тебе сотрудничество, хочу, чтобы ты вложил свои капиталы и изменил мир.

— Да. Я согласен. — Сказал Джетт немного поспешно и слишком резко. — Жду этого уже год, мой друг. И тебе следовало бы знать, что Бруджа нетерпеливы.

— Откуда ты узнал о В.И.Ота? — Стараясь казаться как можно более спокойным, спросил Вентру.

— Я расскажу тебе о своих каналах, если ты забудешь о деле с парижскими ворами. — Джетт воткнул драгоценный клинок в стол, не глубоко, но мягкий метал слегка изогнулся.

Вильгельм снова кашлянул. Марсель ничего и не рассказал ему толком. Цзань был вынесен из сокровищницы Тореадоров вместе с огромным количеством другого барахла. Вильгельм забрал статуэтку, чтобы вернуть ее Эрилес, и лишь случайно заметил старинный китайский клинок. В тот момент, он даже не подумал расспросить новых хозяев об оружии. Теперь же он понимал, что меч оказался в Париже неспроста. Но было поздно, и сейчас ему предстояло отказаться от возможности дальнейших вопросов взамен на источник информации Джетта.

— Меня не интересует ни меч, ни его история, Джетт, расскажи мне о твоих информаторах, мой друг.

— Всему свое время…

(Шёнеберг, поместье Кормфилд. 12 мая 1814 год). Четверг (Бэн).

Бэн вернулся в Кормфилд после рассвета. Катерина снова спала в Шарлоттенбурге и, хотя ему было немного обидно, что хозяйка избегала построенного для нее подземного убежища, гуль был рад возможности немного это убежище расширить и подправить.

Остановившись рядом с почтовым ящиком, он приоткрыл дверцу. После того как Катерина потребовала объявить замок своим официальным домом, почта от других Каинитов стала приходить сюда. Кроме того Бэн решил выписывать свежие журналы для Диты и Берлинскую газету.

В ящике лежала записка от Анны, очередное безвкусно оформленное приглашение на очередной скучный бал Тореадоров. А рядом с ним лежало пухленькое письмо. Бэн с удивление рассматривал его. Оно было адресовано Ангелине, и гуль с трудом удерживал свое любопытство, чтобы не вскрыть послание.

Взбежав на второй этаж замка, где сестрица обустроила себе большую комнату, там она могла спать и работать, не мешая Бэну.

— Тебе письмо! — Крикнул он с порога, поднимая ее с постели.

— Спасибо, — проговорила женщина, потирая глаза.

— Скажешь от кого? — Сгорая от любопытства, спросил Бэн.

— От Вермонта. — Заметив изумленный взгляд напарника, она стала объяснять, — Пару лет назад стали общаться. Он со мной встречается, делает милые подарочки, приятно проводим время. И пишет много. И постоянно.

— Как ты умудряешься? — Спросил Бэн с иронией. — Сначала Глен и Глеб – идиот и дурак. Теперь Вермонт – социопат . Откуда такая тяга встречаться с гулями и еще и выбираешь самых ненормальных?

— Я бы на твоем месте помолчала! — Обижено воскликнула она. — На себя посмотри, извращенец!

— У тебя какие-то претензии к Дите? — Хмыкнул он. — Моя подружка красива и умна.

— К ней у меня претензий нет. А вот ты! — Ангелина от злости сжала кулаки и натянула на себя штаны. Сон как рукой сняло, и Бэн уже не первый раз обижал ее по поводу партнеров. — Ты ей даром не нужен, заменяет тобой Джетта и только и ждет того момента когда Карл заберет ее навсегда в Вену.

Бэн задрожал от негодования, прожигая напарницу взглядом, но она не унималась.

— Тебе триста лет, очнись. Что могла найти в тебе столь милая и веселая девушка? Ты только мучаешь ее, издеваешься, бросаешь, когда надоест и таскаешь за собой как собаку, когда скучно. А ей нужны просто ласки. Если бы другие гули к ней не придирались, она выбрала бы кого угодно. Но не тебя!

— Заткнись! — Сказал он злобно и холодно.

— Не вздумай меня затыкать. Я не твоя послушная Дита. Ты даже представить не можешь, как мне ее жаль. Жду не дождусь, когда же она тебя бросит!

Ангелина выкрикнула последнюю фразу и тяжело дыша, пыталась успокоиться. Бэн холодно смотрел на нее, сжимая кулаки, и на мгновение ей показалось, что он ее сейчас ударит. Ангелина сделала неуверенный шаг назад, Бэн был бледен и его безумный взгляд смотрел в пустоту, словно Зверь взял над ним контроль.

Но юноша опустил голову и, переваливая с одной ноги на другую, медленно вышел из ее комнаты.

Ангелина облегченно вздохнула, но тут же поняла, что наговорила ему лишнего, и он расстроен.

— Бэн! — Окликнула она напарника. Бэн уже спустился с лестницы. Ангелина быстро надела рубаху и побежала за ним. — Извини, я не хотела.

Он остановился на первом этаже в прихожей, рядом с входной дверью.

— Я прекрасно знаю, как относиться ко мне Дита. Не надо лишний раз напоминать, — буркнул Бэн и вышел из замка, хлопнув за собой тяжелой деревянной дверью почти в три метра высотой.

Я смотрел на ее сонное личико и чувствовал счастье. Настоящее счастье. Жизнь. Любоваться ее улыбкой, обнимать ее теплые плечи, целовать ее маленькие нежные руки. Разве может быть что-то лучше? Я забыл, какого это – жить по-другому. Жить без нее и уметь выживать. Двигаясь вперед, поддерживая Катерину и пробивая себе путь к поверхности из ада, в который сам вогнал себя за свою бесконечно долгую и одинокую жизнь без любви и счастья. Я держал Диту за руку и верил, что лишь эта хрупкая, кукольная девочка может помочь мне в моих жалких поисках любви и дружбы.