Операция "Рагнарек"

Князь вышел из шатра, разбитого за почетной трибуной, и поднялся в свою ложу. Мелисента, на этот раз одетая в простое белое платье с серебряным пояском, уже сидела там, рядом с матерью. Она крутила в руках голубой шарф, но передать его Войцеху так и не решилась. Это могли счесть вмешательством в исход поединка, большинству зрителей предпочтения будущей невесты были неизвестны, и Князь распорядился, чтобы так оно и оставалось до конца боя. Под глазами у Майской Девы темнели круги, но пунцовые губы были сжаты решительно и твердо.

На зеленую площадку в центре факельного круга вышли герольды Дома Фионна, зачитавшие титулы и славные деяния претендентов. Подвиги Готфрида в войне Домов были встречены одобрительными криками Ши его дома, длившимися недолго. Их соседи по трибуне из Дома Фионна слишком хорошо помнили, что в этой войне победителей не оказалось, и Договор был подписан, когда Дома устали воевать, и, хотя в Волшебной стране давно царил мир, друзья и родичи, погибшие в боях, не забылись.

Зато Войцеха, неожиданно для него самого, приветственным гулом встретили местные жители. Недавние войны в Грезе были для них ничуть не ближе древних легенд. А вот военные подвиги в двух Мировых Войнах и партизанское прошлое перевесили в их сердцах даже нечеловеческое состояние. Настолько, что внуки девяностолетнего ветерана О’Райли, оставшегося дома, побежали за дедом и привели его на луг, где Фионнбар под аплодисменты собравшихся усадил старика на почетную трибуну.

Торжественная часть подошла к концу, и противники сошлись в центре круга, приветствуя друг друга. Готфрид, в сияющих полировкой и серебром черных латах, но без шлема, и Войцех, белоснежный и на первый взгляд беззащитный перед тяжело вооруженным соперником. Бен-Грефилль он нес в руке, оставив ножны Фьялару, сидевшему на трибуне рядом с Крисом, чтобы ремни не стесняли движений.

Здесь, вдали от зрителей, они могли, наконец, обменяться парой слов перед боем.

- Ну что, кровопийца, - усмехнулся Готфрид, - я все-таки выманил наружу твоего Зверя. Ты же говорил, что не станешь сражаться за самку.

- Ты не понял, - холодно ответил Войцех, - я не сражаюсь за женщину. Я защищаю свою семью.

***

Они начали, осторожно обходя друг друга по кругу, примериваясь и приглядываясь. Клинки зазвенели, столкнувшись в прямом ударе, рассчитанном только на первый контакт, пробу сил, и Войцех с удовлетворением заметил промелькнувшее на лице Готфрида мимолетное удивление, когда Бен-Грефилль с легкостью остановил тяжелый клинок двуручника, не отклонившись ни на волос. Они с Фьяларом долго обсуждали, не стоит ли заманить Князя Эйлиль обманчивой слабостью противника, но решили, что он, скорее всего, успеет убедить себя в ней еще до боя, и неожиданность дезориентирует его с первых же минут.

Князь отступил, держа меч перед собой на вытянутых руках. Бен-Грефилль, полуторный для Фьялара, Войцеху вполне заменял кавалерийскую саблю, к которой он привык еще в наполеоновских войнах, вот только рукоять была длинновата и при некоторых замахах так и просила второй руки, которую Шемет по привычке держал заведенной за спину. Он развернулся к противнику боком, чтобы уменьшить площадь поражения, сделал скользящий шаг влево и неожиданно ринулся вперед, все еще с человеческой скоростью, но и ее хватило, чтобы Готфрид пропустил пару ударов, пока поднимал меч над головой, чтобы обрушить на дерзкого соперника.

Клинок ударил по черному нагруднику справа и слева, оглушительно зазвенев, но не оставив на доспехах даже царапины. Впрочем, Войцех почти не сомневался в результате. Однако проверить стоило. Убедившись, что обычной, намного превосходящей человеческую, но не подкрепленной кровавой магией силы ему не хватит, чтобы пробить латы, он снова отступил, нырнув под широкую дугу стремительно опустившегося меча.

На этот раз вперед двинулся Готфрид, и Войцех погнал кровь в мускулы, набирая скорость. Его движения слились для глаз зрителей в смутное белое пятно, порхающее по лугу. Оглушительный звон сталкивающихся мечей наполнил ночь.

Через час взошла луна, и Войцех слегка сбавил скорость, на радость уставшей наблюдать за черно-белым водоворотом толпе. На рубахе темнели пятна крови, одно на груди, справа, другое на левом рукаве, висевшем клочьями. Но раны закрылись, не оставив не малейшего следа на его фарфорово-гладкой коже, а вот на левой скуле Готфрида слегка кровоточил длинный порез. Мелочь, но в затяжном бою каждая пролитая капля крови могла стать решающей. На черной броне красовались сквозные зарубки, Войцех несколько раз вложил в удар полную силу крови. Но серьезных ран Князь не получил, даже разрубленная броня поглотила инерцию удара.

Противники снова двинулись по кругу скользящим шагом. Войцех в передышке не нуждался, пока кровь Княгини все еще поддерживала его силы. Но тратил он ее щедро, и уверенности в том, что до рассвета ему хватит этой поддержки, у Шемета не было. Готфриду вампирская физиология была незнакома, и Войцеху удалось заманить его в медленный и осторожный обмен ударами, рассчитанный больше на поддержание противника в напряжении, чем на реальный результат. Он рванулся вперед в самый неожиданный момент, вложив в рубящий удар клинка полную силу, и сталь набедренника со звоном и скрежетом поддалась под лезвием Бен-Грефилля. Войцех почувствовал, как меч входит в упругую мякоть бедра. Князь пошатнулся, и фальчион заклинило в щели. Войцех рванул рукоять на себя обеими руками, и в этот момент острие двуручника вонзилось ему в живот.

Шемет упал на траву и перекатился подальше от Готфрида, не выпуская рукояти меча. Князь, слегка припадая на раненую ногу, рванулся к нему, но Войцех уже вскочил на ноги. Следующие четверть часа он провел, пытаясь одновременно закрыть рану, причинявшую сильную боль, и уворачиваясь от свирепых ударов огромного меча.

Он снова набрал скорость, туманным пятном носясь вокруг противника. Готфрид пропустил еще пару серьезных, для человека равносильных поражению, ударов. Но похоже было, что и Ши восстанавливался намного быстрее, чем смертный, порез на скуле, закрывшийся без следа, подтверждал это.

Прошло уже три часа, а ни один из бойцов так и не получил серьезного перевеса. Войцех пытался прогнать непрошеные мысли о том, хватит ли ему крови до утра, и сосредоточиться на Готфриде, пока его разум молнией не пронзила догадка: еще немного, и Князю Эйлиль не понадобится меч. Достаточно будет просто задержать его здесь до рассвета. О том, чтобы поединок закончился вничью с первыми лучами солнца, княжеские условии ничего не говорили. Шемет тихо выругался, и бросился вперед, уже без расчета тратя драгоценную кровь, в надежде достать Готфрида прежде, чем восход достанет его самого, окончательно и бесповоротно.

Князь Эйлиль тоже, кажется, понял, что время работает на него. Он слегка расслабился, и стало очевидно, что на левую ногу он все же чуть-чуть прихрамывает. Теперь Готфрид ушел в глухую оборону, почти не пытаясь достать летающего вокруг него вихрем Шемета, и время от времени бросал взгляды на восток, где небо медленно светлело, набирая розовый оттенок.

Холодный предрассветный ветерок сдувал с его лба капли кровавого пота. Запаса оставалось слишком мало, чтобы позволить себе так терять драгоценную алую влагу, но Войцех ничего не мог поделать. Он выложился почти до конца, и теперь только чистая удача могла принести ему победу. На востоке розовые и пурпурные облака разошлись, обнажая четкую линию горизонта, и первые проблески рассвета легли на траву.

Шемет бросил мимолетный взгляд на побледневшую как полотно Мелисенту. И долгий, настолько долгий, как только мог себе позволить, не отвлекаясь от обмена ударами, – на Княгиню Уну. Она заметила это и слегка кивнула головой, подтверждая договор. Войцех улыбнулся и шагнул вперед. Навстречу Готфриду. Навстречу восходящему солнцу.

Первый яркий луч ударил его по глазам, и Шемет пошатнулся, чуть не выпустив Бен-Грефилль из рук. Готфрид двинулся к нему, но остановился, опуская меч, лицо его исказила зловещая усмешка. Войцех, вложив в последний рывок весь оставшийся запас крови, бросился к врагу. Готфрид потянул рукоять двуручника вверх, но смертоносное лезвие фальчиона сверкнуло у самых его глаз, отражая солнечный свет, и темноволосая голова покатилась к ногам Войцеха, заливая его все еще почти белую рубаху горячим фонтаном алой крови.