Страница 2 из 15
Иными словами, Най подвёл концептуальный базис под формирование проамериканской, проглобалистской «пятой колонны» во всём мире. «Пятая колонна» – тоже игрок, но, разумеется, «шестёрочного» типа. В последнюю четверть века мы видим активность этих «шестёрок», своего рода «шакалов Табаки» при заокеанских «Шер-ханах» у нас в стране – их активность растёт одновременно с ростом враждебности их хозяев по отношению к России. Е.С. Ларина подчёркивает враждебность по отношению к России части элит США, Евросоюза и арабских стран. С этим нельзя не согласиться. А вот с чем я не могу согласиться, так это со следующим тезисом автора: «…на сегодняшний день нет достаточных документированных оснований утверждать о метафизической предопределённой изначально вражде Запада и России. Российская и мировая история показывает, что на протяжении столетий Россия враждовала и сотрудничала с самыми различными странами […] вчерашний друг становился врагом и наоборот». Правда, в самой последней статье сборника Е.С. Ларина чёрным по белому пишет о необходимости разработки асимметричных малоресурсных оперативных мер по перехвату у Запада инициативы, т. е. налицо противоречие, по крайней мере, семантическое. Однако не будем цепляться к тому, что может оказаться всего лишь опиской, рассмотрим аргумент серьёзно.
Дело в том, что факт тактических ситуационных союзов между различными государствами сам по себе никак не может свидетельствовать об отсутствии изначальной метафизической вражды или, как минимум, неприязненной несовместимости – «физика» вообще не может быть аргументом против «метафизики» или за неё. Да, действительно вчерашние противники и союзники могут меняться местами; да, на каждом отдельном кратко- и среднесрочном отрезке истории России ей противостоял определённый сегмент (или сегменты) элит Запада; да, в мировых войнах XIX–XX вв. Россия блокировалась с англосаксами против континенталов, а в межвоенные периоды именно с последними – Францией и Германией – налаживала отношения. Это – логика конкретных исторических обстоятельств, конъюнктура, не отменяющая базовых вещей. А они таковы. Как заметил Карл Шмитт, немцы, французы и англичане воевали между собой совершенно иначе, чем те же французы и немцы – с русскими; в первом случае это было нечто вроде внутриевропейской гражданской войны, во втором – война с чужими, варьировавшая от задачи простого отбрасывания варваров до стирания из истории, тотального уничтожения. Гитлер всегда будет ближе Западу, чем Сталин. Достаточно вспомнить фразу 3. Бжезинского о том, что Запад, США боролись не с коммунизмом, а с исторической Россией, как бы она ни называлась.
С XVI в., со времён Ивана Грозного Запад поставил задачу установления контроля над Россией, причём это сделали одновременно протестанты (план Джона Ди) и католики (план Габсбургов) – с этим не поспоришь. Россия – единственная незападная страна, которая в течение 400 лет успешно отбивала агрессию Запада, нанося ему поражения; не легла под него и при этом создала не только великолепную технику, но и европейскую же, но альтернативную западной высокоразвитую культуру и науку. В известном смысле японцы, индийцы и арабы всегда будут ближе Западу, чем русские – ближе тем (или потому), что Запад давно взял над ними верх и они признали это верховенство. В России такое признание характерно только для «пятой колонны», со времён Смердякова сожалеющего о том, что умная нация не победила глупую. Поэтому, выбрав название «Чужие и хищники», я нисколько не демонизирую Запад, а констатирую, во-первых, то, что это хищническая сущность – со времён эрбинов, вырезавших всех, кто жил до них в Европе; во-вторых, то, что как пел А. Вертинский, «мы для них чужие навсегда» – т. е. метафизически. Как говорил А.Е. Едрихин (Вандам), хуже вражды с англосаксом может быть только одно – дружба с ним. Ну а «физически» в рамках такой «дружбы» можно и союзничать (временно) – ведь добили же Рузвельт и Сталин вместе Британскую империю; как говорил герой «Ва-банк», «не вижу препятствий».
Селектораты, доминаты и гетерархии: «всё смешалось в бурном танце»
Е.С. Ларина первой, по крайней мере, насколько мне известно, обратила внимание на те внутриэлитные изменения по вертикали и горизонтали, о которых в своих работах написал Буэно де Мескута (по прозвищу «Нострадамус из ЦРУ»). Попутно обращаю внимание на тот огромный массив научной литературы, включая новейшую, по самым разным отраслям знания, который Е.С. Ларина вводит в российский интеллектуальный оборот, просветительский потенциал книги не менее значителен, чем профессиональный и общеинтеллектуальный.
Де Мескута показал, что важные изменения происходят в самой глобальной элите – как по вертикали, так и по горизонтали. Автор приводит концепцию Буэно де Мескута, который показал, как на Западе в последней трети XX в. «электорат» превратился в «селекторат» (слои реально участвующие в реальном выборе исторической динамики и руководства страны), а на рубеже XX–XXI вв. «селекторат» превратился в «доминат» (автор упоминает ещё один термин – «паукратия», «власть немногих»). Доминат – результат отсечения от власти подавляющей части даже имущих слоёв и групп общества, включая значительную часть тех, кого именуют по-старому – олигархией, и сосредоточение её в руках определённых небольших по численности наднациональных группировок, между которыми складываются подвижные иерархосетевые отношения – гетерархии.
Гетерархия – это организация, комбинирующая вертикальные и горизонтальные связи, причём вертикальные связи носят гибкий характер. У меня термин «гетерархия» ассоциируется с термином «tangled hierarchy», хорошая иллюстрация последней – картина М. Эшера «Относительность», хотя, конечно же, «гетерархия» – более сложное понятие, чем tangled hierarchy. Доминат есть по сути комплекс нескольких гетерархий и реализует он себя не только внутри того или иного государства, но и на мировом уровне, где формируется иерархия, «доминат – субдоминат – квазидоминат», причём второй и третий не обязательно представлены государствами. Ясно, что субдоминат и квазидоминат суть акторы с ограниченной исторической волей.
Е.С. Ларина убедительно аргументирует то, что в Европе полным ходом (намеченный срок – 3–5 лет) идёт конструирование доминатом нового субдомината; планируемое ядро – Польша, участники – Литва, Украина, Молдавия, Румыния, большие планы у «хозяев мировой игры» на Белоруссию.
Впрочем, и у домината далеко не всё получается. Автор отлично иллюстрирует это примером провала стратегии управляемого хаоса Ст. Манна. Согласно Манну, стратегия управляемого хаоса – это инструментарий для разрушения территории и ресурсных баз потенциальных кандидатов в сверхдержавы. Стратегию, придуманную этим бывшим специалистом по английскому языку, раскритиковали в Институте сложности (Санта Фе), где этой проблемой занимаются как частным случаем фундаментальной теории динамических, стохастических, нелинейных систем, рассматривая его как самоорганизующуюся критичность или режим с обострением. Однако, несмотря на критику, истеблишмент США попытался реализовать её на практике. Однако поскольку хаос можно создать, но управлять им нельзя, попытки обернулись авантюрой и провалом на Ближнем Востоке. «В мире, где пропагандисты выступают в качестве аналитиков, – комментирует эту ситуацию автор, – и обслуживают дилетантов-политиков, незнание базовых принципов используемых методов чревато разрушительными последствиями». Ещё одним примером мошенническо-провокационных методов в политике автор считает Шарпа, отказывая, однако, ему в оригинальности – у истоков этих методов стоит А.Л. Парвус (он же И.Л. Гельфанд) – авантюрист, интерлокер и блестящий экономист, который учил Троцкого и влиял на Ленина (чего тот никогда не хотел признавать).
Поле боя, или «Выходят на арену силачи, не ведая, что в жизни есть печаль»
Особое место в сборнике занимает анализ тех условий, в которых разворачиваются войны элит – гетерархий и доминатов: ментальные (психоисторические), поведенческие и кибервойны. Что это за условия? Прежде всего, это третья производственная революция; она размывает средний слой; в ближайшие 20 лет до 45 % рабочих мест в сфере умственного труда займут роботы, появится масса лишних людей; само государство всё больше превращается в корпорацию – государство-корпорацию. Здесь я должен заметить, что следующим шагом будет превращение государства-корпорации в корпорацию-государство, описанную мной в 2006 г. в журнале «Эксперт». Мы имеем дело с той же динамикой, которая когда-то превратила государство-нацию XVIII в. в нацию-государство в XIX–XX вв. с существенной, правда, разницей: тогда это был путь наверх, к расцвету государства, сейчас – вниз, к его уничтожению.