Страница 19 из 41
– Не убивай ее!
– Предрассудки! Потому что дама? Ну, плевать мне на дам! Она ведет себя как солдат, и я смотрю на нее как на солдата!
Во время этого короткого разговора дым снова сгустился, закрыв собой бастион и гордую княгиню. Снова начинается ожесточенная бомбардировка.
Флот также принимает участие в битве. Двадцать семь роенных кораблей открывают огонь, обстреливая укрепления, защищающие рейд. И берег, и море покрыты дымом, в котором сверкают молнии. Шум так ужасен, что кровь брызнет из ушей канониров, и многие глохнут навсегда. У русских несчастье. Убит адмирал Корнилов. Всегда впереди, верхом, он неустанно следил за бомбардировкой с Малахова кургана. Вдруг английская пуля раздробила ему левую ногу. Он падает на руки опечаленных офицеров, смотрит на них потухающими глазами и говорит:
– Поручаю вам защиту Севастополя. Не отдавайте его!
Его относят в госпиталь, где он, несмотря на все старания врачей, умер после долгой агонии.
Последние слова его были: До смерти! Защищайтесь до самой смерти!
Эта катастрофа вместо того, чтобы обескуражить русских, усилила их ярость и энергию.
Город весь в дыму и в огне.
Бастионы обрушиваются на французские батареи целым вихрем огня. Досталось и кораблям. У адмиральского корабля «Город Париж» пробит корпус, попорчен такелаж и грузовая ватерлиния. Бомба опрокидывает адмирала Гамелина, одного из дежурных офицеров и ранит двух адъютантов.
На некоторых кораблях начался пожар. Да, эти русские – бравые и смелые солдаты! Обольщаться нечего, наши дела неважны до такой степени, что генерал Тьери, командир артиллерии, приказывает прекратить огонь.
Никто не помышляет теперь о приступе, тем более что в Севастополе появился князь Меньшиков с тридцатью батальонами войска. Ночью все затихает с обеих сторон.
Каждый считает свои потери и поправляет повреждения.
Со стороны французов – триста человек убитых и раненых. У англичан – около четырехсот. У русских около тысячи человек выбыло из строя. Англо-французская армия насчитывает десять тысяч пушечных выстрелов, русская
– двадцать тысяч. Союзный флот бросил тридцать тысяч снарядов на рейд. Русские ответили шестнадцатью тысячами.
За эту бомбардировку с обеих сторон насчитывалось семьдесят тысяч пушечных выстрелов.
Русские понесли особый урон от стрелков из отряда Сорви-головы. Из них самих немногие получили лишь легкие контузии. Сорви-голова был контужен сильнее всех. Вернувшись ночью в лагерь, адский патруль был встречен поздравлениями.
Попытка была исключительно удачна, и отныне адский патруль начал свое официальное существование.
Ночью десять тысяч рабочих поправили русские укрепления, и наутро они высились грознее, чем когда-либо.
Назавтра, как и во все последующие дни, снова начинается яростная бомбардировка. Напрасно союзники роют траншеи, работают с лихорадочной торопливостью – все безуспешно.
– Это значит стараться укусить себе нос! – энергично заявляет Сорви-голове капитан Шампобер.
Несмотря на ужаснейшую канонаду, Севастополь, благодаря гению подполковника Тотлебена и патриотизму защитников, сопротивляется врагу и наносит ему жестокие потери. Зная, что наступление – лучшая защита, русские атакуют безостановочно.
Дерзкие вылазки гарнизона, неожиданность, с которой Меньшиков захватил англичан в Балаклаве и едва не истребил всю кавалерию, – все это заставило союзников призадуматься и понять, что они имеют дело с очень сильным неприятелем.
Битва при Балаклаве была коротка. Инкерманское сражение, где без помощи французов погибла бы вся английская армия, было очень кровопролитным.
Наконец, вещь очень важная и серьезно беспокоящая французский главный штаб – это факт, что система шпионства организована у русских так хорошо, что они знают все происходящее в неприятельских войсках. Движение войска, размещение батарей они знают прекрасно, даже пароль.
На другой день после Инкерманской битвы, когда все были заняты своими делами – перевязывали раны, оплакивали умерших, глубокой ночью было сделано нападение на батарею капитана Шампобера.
Впереди центрального бастиона русские воздвигли люнет с шестью пушками и наделали много хлопот и неприятностей капитану Шампоберу и его батарее.
Капитан, посетовав, обратился к Сорви-голове:
– Ты свободен и можешь распоряжаться собой, можешь маневрировать как угодно, командуя своими приятелями, не боящимися ни Бога, ни черта. Окажи мне услугу, дорогой Сорви-голова!
– К вашим услугам, господин капитан!
– Это очень трудное дело, пожалуй, невозможное…
– Трудное? Может быть! Невозможное… я его сделаю!
– Ну, слушай! Надо пойти заклепать орудия этой батареи, вот там, между южной частью кладбища и выступом центрального бастиона.
– Господин капитан! Сегодня вечером я возьму с собой пятьдесят человек… отвечаю за успех!
– Заранее благодарю тебя от всего сердца, мой смелый друг!
– Ба! Оставьте, господин капитан! Это сущие пустяки!
В десять часов вечера адский патруль во главе со своим умелым начальником, узнав пароль, отправился в путь. Проходит два часа. Полнейшее безмолвие. Тишина прерывается только окриками часовых да лаем собак в Севастополе. Пушки молчат. С обеих сторон полнейшая неподвижность и оцепенение.
Городские часы бьют полночь.
Часовой, стоящий у траншеи, слышит приближение отряда, идущего открыто, не прячась.
– Кто идет? – кричит он.
– Франция! – отвечает голос из темноты.
– Какого полка?
– Стрелки второго полка зуавов!
– Пароль!
– Маренго!
– Проходи! – добавляет часовой.
В этот момент какая-то тень бесшумно скользнула позади часового. Вдруг он получает сильнейший удар топором по голове.
Несчастный падает и бормочет:
– Это не те, не Сорви-голова! Измена!
Его не слушают. Отряд молча бросается вперед в батарею. Капитан чувствует опасность, но поздно. Он вынимает саблю и кричит:
– Живо! Канониры! Сюда! Неприятель!
В один момент в батарее поднимается неописуемая тревога. Артиллеристы быстро готовятся к обороне. Завязывается ожесточенная борьба в темноте. Дерутся, борются, душат друг друга.
Но осаждающие рвутся не к людям, а к пушкам. Некоторые из русских вооружены тяжелыми молотками и длинными гвоздями. Они ощупывают запал пушек, вводят туда гвоздь и вбивают его ударами молотка. Четыре пушки и три мортиры заклепаны и совершенно непригодны к делу!
Капитан видит перед собой гиганта с обнаженной саблей. Шампобер инстинктивно опускается на колено и втыкает свою саблю в живот врага.
– Это в отместку за мой шрам! – говорит он холодно, вставая на ноги.
Помощь спешит со всех сторон, но слишком поздно. Достигнув своей цели, русские перелезают через траншею, толкают часовых и убегают, оставив своих раненых в батарее. Зажигают фонарь. Капитан освещает им лицо своего противника и видит молодого человека своих лет в чине морского лейтенанта.
Он поднимает голову раненого и говорит ему:
– Скажите, что я могу сделать для вас?
– Ничего, – отвечает раненый, – я погиб… все бесполезно!
– Сейчас я позову хирурга!
– Спасибо вам, спасибо… я умираю и прощаю вам свою смерть… Вы исполнили долг так же, как и я! Война!
Раненый приподнимается и кричит:
– Да здравствует русский царь! Да здравствует Россия! – Потом падает мертвый.
В это время, по странной случайности, Сорви-голова проделывает то же самое в русской батарее – с таким же успехом, но с большими затруднениями, потому что не знает русского языка. Ему удалось заклепать шесть пушек и четыре мортиры. Адский патруль возвращался уже домой, оставив четырех человек убитыми в схватке, как вдруг до слуха зуавов донесся топот ног. Трубач, очень наблюдательный, тихо заметил:
– Это стук русских сапог… слышно по звуку!
– Верно!
– Значит, это русские бегут к нам…
– Мы хорошо встретим их! – добавляет сержант Буффарик, в качестве волонтера присоединившийся к патрулю.