Страница 68 из 124
25 марта в станице Александровская Ново-Черкасского района Северного Кавказа толпа из 500 женщин, предположительно возглавляемая кулаками и «белогвардейцами», потребовала вернуть им посевное зерно. Власти попытались было их переубедить, однако это лишь усилило недовольство жителей, которые стали требовать самосуда над председателем сельсовета. Когда тот сумел спрятаться от негодующей толпы, гнев народа обрушился на других должностных лиц и местных активистов, которых подвергли избиениям. Нескольким удалось выбраться из станицы, остальные поспешили спрятаться. Успокоить толпу смог только прибывший на место конный милицейский отряд. На следующий день возле сельсовета собралось уже более 600 жителей станицы, выдвинувших новые требования. Как сообщали источники ОГПУ, они были уже готовы начать погромы. Толпа закидала камнями отряды милиции и вооружилась кольями, вытащив их из ближайшего забора. Прибывший отряд ОГПУ лишь еще больше разозлил бунтующих, в результате чего нескольких солдат просто стащили с лошадей. В целях локализации бунта были привлечены рабочие и партийцы из близлежащих городов. Для разгона толпы потребовались дополнительные силы ОГПУ. На следующий день зачинщики бунта были арестованы{773}.
В Сибири, в благоприятных для земледелия районах, крестьяне были менее всего заинтересованы в нарушении привычного уклада. На этих обширных и неосвоенных территориях восстания были частым явлением. С января по март 1930 г. здесь зафиксировано 65 мятежей и 153 случая массовых выступлений. Как сообщает ОГПУ, некоторые из них приобрели массовый размах{774}. В Сибири, как и на Нижней Волге, после марта последовал некоторый рост количества выступлений: со 121 случая в марте до 124 в апреле и 254 в мае{775}.
В конце января в Индерском районе Новосибирского округа в ответ на раскулачивание произошел ряд массовых «волынок». Во время операции по обыску и конфискации имущества кулаков в селе Комарье, которая проводилась 27 января, 500 чел. выступили с требованием проведения собрания. Слышались крики: «Вон районных и окружных работников!» Уполномоченные созвали заседание и зачитали крестьянам официальные отчеты. Жители выслушали выступавших, а затем сказали: «Вы кончили, теперь мы будем говорить. Долой коммунистов, долой трактора!» На следующий день возле здания сельсовета требования вернуть все отобранное имущество звучали снова. Такие же случаи протестов, в которых участвовали преимущественно женщины, произошли в деревнях Озерки и Индер. А в Согорном подобная волынка продолжалась три дня (с 28 по 30 января), из-за чего были закрыты все местные учреждения, включая школу и магазин. Прибывшие в деревню представители районных органов власти попытались утихомирить жителей и организовали собрание, на которое пришли около 600 чел. (в основном женщины). Во время собрания жители требовали восстановить в правах раскулаченных крестьян, вернуть изъятое имущество, а также изгнать из деревни активистов и бедняков. Напряжение росло, и несколько активистов из бедняков подверглись нападению. Это заставило чиновников выдвинуть предложение создать комиссию, куда планировалось включить и тех, кто участвовал в «волынке», для рассмотрения жалоб жителей деревни. Предложение раскололо оппозицию, и после ареста примерно семи человек и бегства трех кулаков порядок был восстановлен{776}.
Сообщения о серьезных выступлениях поступали и из Усть-Карийского района малонаселенной Восточной Сибири. Здесь во время крестьянского восстания были убиты 19 представителей власти. Масштабные бунты случались и в Муромцевском районе Барабинского округа Западной Сибири{777}. 2 марта в селах Кондратьевское, Тармакла, Лисино и Кокшенево начался общий протест против ссылки кулаков, в котором приняли участие около 1 000 чел. Поднявшиеся крестьяне были в основном вооружены вилами, некоторые — охотничьими ружьями. Бунтовщики окружили отряд конвоиров, сопровождавший арестованных кулаков. Они также учинили беспорядки в колхозе и напали на местных активистов. Завершением бунта стало шествие с иконами. Согласно отчетам ОГПУ, организационный центр восстания располагался в селе Кондратьевское. По некоторым данным, районный центр Муромцево даже был захвачен крестьянами. Вероятно, жители мятежного Кондратьевского посылали гонцов в другие населенные пункты с целью получить поддержку и оружие. Восстание было подавлено только 6 марта{778}. Один из бедняков, который из страха за свою жизнь пожелал остаться неизвестным, 26 марта написал Сталину письмо. В нем он сообщал, что причиной бунта стало чрезвычайно жестокое применение силы прибывшими уполномоченными и местными партработниками в процессе строительства колхоза. Крестьянин писал, что любой, кто отказывался вступить в него, будь он бедняком или середняком, сразу объявлялся кулаком и отправлялся в ссылку. Это и привело к «поголовному восстанию» жителей всех деревень. По его словам, в Кондратьевском были убиты 6 человек, а в поселке Разино — 50 жителей. В конце послания автор просил немедленно прислать «из центра людей, преданных Ленину», чтобы они расследовали случившееся, и жалобно умолял: «Пожалуйста, войдите в это дело»{779}.
Особенно сильно от крестьянских волнений пострадал Уч-Пристанский район Бийского округа Алтайского края. В этом округе было неспокойно с 1929 г., население постоянно бунтовало из-за кампаний по хлебозаготовкам{780}. 9 марта 1930 г. здесь вспыхнуло вооруженное восстание, которое охватило четверть всей территории района. Само собой, официальные источники окрестили это «кулацким бунтом», несмотря на то что, согласно статистическим данным, 38% из этих «кулаков» были середняками, а 24% — бедняками. Сообщалось, что в планы мятежников входил захват всех районных центров Сибири. Кроме того, у них якобы имелся список лиц, подлежавших расстрелу. В ходе восстания значительное количество членов районной парторганизации и комсомола были арестованы, а 9 или 10 чел. — убиты. Мятежники захватили райцентр, завладели складом оружия, расположенным в здании школы, проникли в отделение милиции и освободили заключенных Уч-Пристанской тюрьмы. Согласно данным недавно опубликованных архивов, одним из зачинщиков бунта был районный уполномоченный ОГПУ, некий Добытин. С группой приспешников он устранил тюремную охрану и освободил из камер арестованных кулаков. Во время бунта 8 местных активистов были разоружены и посажены под замок, еще 9 чел., оказавшие сопротивление, застрелены. Со склада восставшие забрали около 140 ружей. Добытин собрал «банду» примерно в 400 чел. из числа «кулаков и антисоветских элементов» и выступил в направлении Ойротской области. Серьезность ситуации заставила представителей власти ввести военное положение в районном центре и расставить в ключевых точках города вооруженную охрану. Источники умалчивают о дальнейшем развитии событий. Встречается лишь краткое, очень упрощенное сообщение, что вскоре на место были посланы военные подразделения и восстание было быстро подавлено{781}. Похоже, бунт в Сибири, особенно в ее восточной части, был очень жестоким. Кроме того, организационно и коммуникационно он не ограничивался масштабами одной деревни.
Самой проблемной в Российской республике была Центрально-Черноземная область. Несмотря на то что, согласно планам, осуществление сплошной коллективизации на этой территории было намечено на осень 1931 или, в крайнем случае, на весну 1932 г., население области пережило ужасные зверства и испытало на себе ошеломляющие темпы процесса уже в январе-марте 1930 г.[79] Выступления здесь приобретали значительный размах: среднее количество участников в каждом случае составляло порядка 300 чел.{782} Уже в 1929 г. произошло 94 бунта, в которых в целом приняли участие 33 221 чел.{783} В 1930 г. число массовых выступлений взлетело до 1 373{784}. В одном только неспокойном Острогожском округе в период с 12 января по 14 февраля зафиксировано 16 случаев массовых выступлений, в которых участвовали 17 000 чел. В столь же нестабильном Козловском округе к концу марта 1930 г. крестьянское восстание охватило порядка 54 населенных пунктов и насчитывало 20 000 участников. В отдельных частях Центрально-Черноземной области количество бунтующих порой достигало 2 000 чел.{785} Деревни здесь были достаточно большими, а их население в целом однородным как в социальном, так и в экономическом отношении, что повышало вероятность участия в восстании всех жителей. Кроме того, сравнительно высокая плотность населения позволяла поддерживать тесный контакт между мятежными деревнями{786}.
79
Число дворов, вступивших в колхоз в Центрально-Черноземной области, возросло с 40,5% в январе 1930 г. до 83, 3% в марте. См.: Davies R. W. The Socialist Offensive. Vol. 1. P. 442.