Страница 20 из 20
Самолет задерживался.
Новый аэродром, на который мы должны были сесть три дня назад и из-за ветра не сели, конечно, во много раз был лучше старого. Правда, тот был рядом, к самолету шли пешком, а к этому ходил автобус. Вспомнили старый аэродром, бессменного его начальника Ожегова. Он там был один, а тут целый штат.
— На поле не выйдешь, — сказала сестра, показывая загородку. — А на том аэродроме всегда бегали к самолетам, он взлетает, а мы прицепимся за крыло и соревнуемся, кто дольше провисит в воздухе, а потом отцепляемся.
Ну, сестра! Такого у меня в детстве не было.
Обходя аэропорт, я увидел надписи и показал их сестре. Надписи были одинаковы — проклинали «эту дыру» Кильмезь. Многим пришлось тут пережидать непогоду.
И опять отложили вылет. Насколько хватало расстояния, чтобы слышать объявления о вылете, настолько я прошел по направлению к Кильмези, поднялся на рукотворный храм из песка и гравия. Вот она, милая. Вот школа сразу бросается в глаза. Сюда, где я стою, бегали за орехами, земляникой. Вон в той роще ломали веники… Как можно проклинать любое место нашего отечества, если оно кому-то дорого, кому-то дало жизнь, язык, первую любовь?
Как много воскресло в эти дни. Мы, оказывается, ничего не забываем, и все идет с нами, в нас и участвует в теперешних поступках. Надо ли говорить, что все эти дни совершалась во мне внутренняя безмолвная работа сопоставления меня, ребенка и юноши, ожидающего от меня, взрослого, свершений, и надо ли говорить, как часто мне было стыдно? Но как же вообще хорошо, что были эти три дня…
Взлетали мы при сильном боковом ветре.