Страница 65 из 170
— Ах, вот ты где, а ну иди сюда, быстро… — и все. И тишина. И даже не надо выходить в коридор, чтобы понять, чем они там занимаются… Ох, уж, эти бесстрашные…
Вроде все. Все шкафы с образцами заперты, животные накормлены, все вымыто и вычищено. Надо идти в жилой корпус, домой. Но я не хочу. Опять пустота, заходишь, и тебя встречает только гулкая тишина квартиры. Идеальный порядок, нежно пахнет сандалом… Но так пусто и одиноко. Дин придет не скоро, у него много, очень много дел, тем более, что в дополнение к своему лидерству, он еще занимается научной и врачебной деятельностью. Мы видимся от силы пару раз в неделю. Я очень его люблю. И так скучаю. Но я не хочу, чтобы из-за меня он отказывался от своей работы. Она очень важна для него и я не хочу быть помехой. Я знаю, что он тоже тоскует обо мне, он умеет это показать, одним только словом, присланным на пейджер, или мальчишка принесет мою любимую орхидею из оранжереи… От него…
Неожиданно, я почувствовала сначала чье-то присутствие, потом пришло понимание, кто это, и самые лучшие в мире руки обняли меня сзади, и губы мягко целуют обнаженную шею.
— Привет, любимая. Ты уже закончила?
— Дин… — как хорошо, что он пришел. Значит, он сегодня свободен. И не будет пустой комнаты и гулкой тишины. — Я так люблю тебя!
— О, значит ты не забыла? Я был уверен, что ты не вспомнишь! — улыбаясь говорит мне муж. А я просто любуюсь его улыбкой, она у него такая… невозможная, что хочется прыгать от радости и хлопать в ладоши.
— Что? Чего я не забыла?
— Значит, все-таки не вспомнила… Ну вот и хорошо, будет сюрприз.
— Какой? У нас что-то случилось?
— Случилось. Но я тебе не скажу, а покажу лучше. Пойдем.
— Подожди. — Я мягко притягиваю его к себе. Приближаю свои губы к его. Как же нравится его целовать. Как мне нравится как он целуется. С того самого первого раза, в подвале Эрудиции, когда он прятал меня от Сэма, с тех самых пор, только он для меня существует. Только его строгие серые глаза, невозмутимое лицо, которое совершенно преображается, когда он видит меня обнаженной. Только я знаю, каким страстным он может быть, сколько эмоций тогда отражается на его лице, как меняются от желания его глаза, срывается дыхание, какие нежные у него руки… Наверное, так не бывает. Я никогда ни с кем не была счастливее, вот только… Жаль, что у нас не будет детей. Так жаль…
— Мелисса, — Дин дышит тяжело, и я знаю почему… Улыбаюсь, сквозь слезы, как приятно знать, какую власть ты имеешь над мужчиной, — Мелисса, девочка моя любимая, ну, что ты делаешь… Как теперь…
Я кладу голову ему на плечо, глажу по спине, чтобы он немного успокоился. Сегодня особый день, я это чувствую.
— А, знаешь… У твоей сестры близняшки будут…
— О, неужели? Серьезно?
— Ага, мальчики…
— Вот, везет им на пацанов… Представляешь, сколько визга будет, когда девочка родится? ..
— Ты думаешь Кроша решится?
— А кто ее спрашивать будет? — еще и смеется, нахал.
— Фу, Дин, не думала что твоя мужская солидарность дойдет до сексизма. Где ты этого набрался? Ко мне не собираешься применять?
— Лис, я тебя люблю. И применю к тебе только то, что ты захочешь. Кроше это нравится, и потому она так счастлива, как бы она не фыркала и не злилась. И потом… Дети, это же ведь хорошо…
— Да… Хорошо…
Я знаю, как он хочет ребеночка. Когда он понял, что разговоры о детях приносят мне боль, но перестал со мной об этом говорить, но… Я чувствую, как бы ему хотелось. С каким удовольствием он говорит о малышах… Эх, Джанин, даже после смерти ты портишь людям жизнь.
— А что за сюрприз? Мне уже интересно!
— Пойдем! Точнее поедем, я тебе покажу.
Мы едем по ночному городу, свет наших фар разрывает темноту. Мы уже не остерегаемся, как раньше, когда невозможно было выйти ночью, сейчас уже более или менее безопасно. Куда бы Дин не повез меня, я точно знаю мне понравится. Но такого… Я просто не ожидала…
Это был целый мир. Бесконечный, такой огромный, что это даже не описать словами. Дин привез меня к зданию, высота которого уходила куда-то далеко в небо. Мы поднялись на старом, почему-то работающем лифте и вышли на крышу. Это было невероятно. У меня так перехватило дыхание, что вздохнуть никак не получалось.
— Дин… Почему мы раньше сюда не приходили? Это же так здорово! Это просто сказочно, невероятно, волшебно! Это красота, простор, это какое-то…
— Я не знаю, но я хотел сделать тебе подарок. — Дин подходит ко мне сзади и что-то прохладное обхватывает мою шею. — С годовщиной тебя, дорогая. Сегодня десять лет, как мы женаты.
— Господи, любимый… Я совсем забыла… Боже, прости меня, я правда…
— Не надо ничего говорить, я все знаю. Я очень сильно тебя люблю, моя нежная девочка. — Дин целует меня в шею, плечо, а я прижимаюсь к нему, все теснее и теснее. Теплый ветер обдувает мои пылающие щеки, тело само изгибается в этих самых родных в мире объятиях.
— Дин, я знаю, как ты хочешь ребенка… Ты не жалеешь, что связался со мной?
— Мелисса, зачем ты так переживаешь? Я все понимаю, не все женщины чадолюбивы, не всем на роду написано… быть матерью. — Он шепчет мне прямо в шею, слегка щекоча и еще больше распаляя, — В конце концов, если ты потом захочешь, мы можем кого-нибудь взять из комнаты малютки и воспитать, разве это проблема?
— Ну не знаю… Не родить своего, чтобы взять чужого… Я наверное не смогла бы вырастить чужого ребенка, это как-то… Странно…
— Знаешь, если Джанин с этим справилась, то уж у тебя-то точно получится. Я не знаю, зачем ты делаешь из этого проблему…
Все мое тело пронзило напряжением.
— Подожди, с чем Джанин справилась? Она что, вырастила какого-то ребенка?
Дин поворачивает меня к себе лицом.
— Я был уверен, что ты знаешь! Джанин никогда этого не скрывала, Мелисса! Джанин тебя удочерила, ты ей не родная по крови дочь. У Джанин не могло быть детей, она ведь самые первые эксперименты на себе проводила. Так ты, когда говорила, что боишься, имела ввиду, что боишься повторения Джанин? Девочка моя, почему же ты мне раньше не сказала? — Он прижал меня к себе, а я от избытка чувств стою просто в каком-то стопоре…
Ничего не надо. Не надо боятся, не надо жалеть, не надо потерянно вздыхать и чувствовать себя никчемной. Не надо тоскливо провожать каждую мамочку с коляской и женщину с животом. Не надо каждый раз, принимая роды, плакать вместе с роженицей, от счастья, и, не дыша, держать маленький комочек. Все это теперь можно испытать самой. Впервые в жизни захотелось поблагодарить Джанин, за то, что она мне не мать…
— Дин… Я всегда хотела маленького, всегда, понимаешь, с того самого момента, когда у твоей сестры родился Алекс, и вместо того, чтобы закричать, строго посмотрел на всех и чихнул. Я боялась, что у меня будет дочь и она будет напоминать мне Джанин, и я не смогу ее полюбить… Дин, она не сказала мне, ни словечка. Она вообще мало со мной разговаривала…
— В этом, наверное все эрудиты. Мы бы так и прожили бы всю жизнь не поговорив, если бы я тебя не привез сюда, где бесстрашные раньше устраивали свои посвящения! Девочка моя, я ведь ничего этого не знал, и не думал, как ты переживаешь. Я думал ты просто не хочешь отрываться от работы…
— Да какая работа, к черту все работы вместе взятые, я не могу больше приходить в пустую квартиру и слышать звенящую тишину. Я не могу больше видеть этот офигительный порядок, когда даже пыль появляется по расписанию и лежит на строго отведенном месте. Я хочу, чтобы у нас был такой бардак, чтобы через горы вещей нужно было пробираться, как по полосе препятствий, чтобы я искала свой лифчик и опоздала на работу, а ты пошел в неглаженой рубашке…
Дин смеется, а у меня только одна мысль, как же я его люблю… Мои губы впиваются в его…
— Дин, я хочу тебя, прямо здесь… Прямо сейчас… Пожалуйста…
Господи, как же это все фантастично. Как хорошо, когда не надо ни о чем думать, а просто наслаждаться любимым мужчиной, отдаваться ему, до самой последней клеточки, не сдерживаясь, не сдерживая его… Он срывает с меня одежду, голова кружится от вспыхнувшей в одночасье похоти. Это место заражает нас безумием, безрассудством, бесшабашностью бесстрашных. Дикие, напористые поцелуи, рваное дыхание… Это было невозможно, великолепно, бесподобно, удивительно… Божественно. Подавшись моему напору, мой муж совсем растерял свою эрудитскую невозмутимость. Как же восхитительно смотреть в эти, совершенно пьяные от страсти, глаза, вжиматься в холодную шершавую стену подсобки, чувствовать его в себе, горячего, распаленного, целующего меня так, что низ живота пронизывает сильной и сладкой тяжестью желания, влажные поцелуи холодящие кожу из-за ветра, гуляющего тут на высоте, где можно не смущаясь и не сдерживая крики и стоны, дать волю всей накопившейся жажде…