Я

Френдзона, бессердечная ты сука! Почему? Мне снова объяснить, почему никому не симпатична рыба-капля?

Так вот сложилось, что этот идиот обучался со мной в одной школе. И мы с ним были довольно-таки дружны, несмотря на его беспросветную тупость и желание вывести меня из себя, до тех самых пор, пока он не пришел в белой, очень подходящей ему одежде. А белый цвет мне очень сильно нравился.

Собственно, теперь как и сам Артем.

Он часто попадал в передряги. Например, в аварии, которая унесла бы на небо любого человека, он остался жив и, как бы это ни было удивительно, здоров. Говорят, если суждено умереть от инфаркта, то на машине не разобьешься.

Всякий раз, как только он попадал на больничную койку, мне приходилось звонить ему, спрашивать, как самочувствие. Потому что так требовал наш классный руководитель.

Только лишь из-за этого мы по два часа молчали, слушая в трубке редкие глубокие вздохи, словно бы говорящие: «Ну повесь ты уже этот чертов телефон!». Мне понадобилось время, чтобы собраться с мыслями и признаться ему в симпатии. И все зазря.

— В зеркало посмотри, — сказал он тогда. И все его слова по поводу красивой души перед этим померкли. Теперь стало понятно, что это был совет от лучшего друга, а не отказ от любимого человека. Он ведь пытался как-то поменять меня… Идиот. Такое не меняется.

— Сложный случай, — произносит Смерть, вздыхая и откидывая голову назад. — Эй, — щелкает пальцами перед носом Евгения, — ты чего?

Тот мотает головой:

— Заслушался.

После выписки Артем пришел к нам домой, поблагодарить меня за помощь и поддержку. Он единственный, кто знал, что у меня творится в семье.

— Инвалиды живут. Слепые живут. Несчастные. Все живут. А ты? Только ныть можешь, — отмахивается Смерть. Меня охватывает холод. — Скука.

Артем знает то, что, когда мне было тринадцать, у отца стали сдавать нервы. Нехватка денег, быт, семья, которые его угнетали. Он долго сдерживался, но алкоголь и случайные драки его бы не сдержали. Поводом становилась моя любая оплошность, после которой мне здорово влетало. Иногда даже неправильный взгляд становился причиной избиения, потому что так отец успокаивал нервы.

Мать ничего не знала, потому что моя персона была тихой девочкой, которая боялась что-то рассказывать. Наверное, боялась столкнуться со стеной непонимания. Ну, или с еще одной порцией ударов.

Побои прекратились через месяц, после того, как от очередных побоев меня угораздило упасть в обморок. Но след в памяти это оставило довольно яркий.

Артем знал это. Он пил чай вместе с моим отцом и матерью. Все было как в обычной семье.

— Я вам принес подарки, достань из сумки, — произнес он тогда, отпивая из чашки воздух — чай его давно уже закончился. Пока брат с сестрой были заняты распаковкой подарков в зале, он прошептал мне одно:

— Держи подарок.

Сначала мне не было понятно, что он имел в виду. Но после того, как мой отец оказался на полу, придавленный телом высокого коренастого парня, пусть ему было всего лишь шестнадцать, ситуация быстро поменяла тон.

Казалось, что он своими ударами хотел впечатать его лицо в пол.

— Звони в полицию! — завопила мать.

Артем сбежал через балкон, а на следующий день в школе мы вели себя как обычно. В гости он больше не заходил, родители словно бы забыли о его существовании и об этом инциденте.

— Воу! — Смерть быстро моргает. — Ты не хотела покончить с собой?

Нет, я просто плохо подстригала ногти.

Просто лежать лицом в подушку и плакать, но тихо, чтобы никто не услышал и не начал расспрашивать, почему по щекам текут слезы, ведь все так хорошо и благополучно. Мне это знакомо.

Внутри у меня всегда царствует пустота, с самого детства, как только родилась сестра. Большая часть внимания родителей, которые тогда умело отыгрывали карту любящей пары, ушла именно ей. Мне было одиноко, куклы от этого не спасали, но спасала еда. Много еды.

Став взрослее, понимаю: уж лучше бы мои руки тянулись к сигарете, а не к еде. Мир переборол свою странную ненависть к людям с иным цветом кожи, он смирился с курильщиками и любителями геев, он борется за права секс-меньшинств, да даже наркоманы вызывают у него сочувствие. И только толстых людей ненавидят всей душой, не разобравшись, отчего тот или иной человек весит больше положенного. Может быть, он болен, у него нарушен метаболизм. Или же он, подобно мне, старается заполнить едой пустоту внутри себя, скрасить свое одиночество. Может, он слаб духом и ему нужна поддержка? Но кто задумается об этом, встретив толстяка на улице.

Жирный-жирный-жирный, как поезд пассажирный…

Не такой, как принятый стандарт. С замашками, непонятными этому обществу. Диснеевские мультики учат любви, красоте... Конечно, красоте, которая зовется стандартом. Все сопереживают главным героиням. И никто никогда не подумал, что заставило злодеев стать теми, кем они стали.

Потому что они были не стандартны.

Мне всегда было интересно, почему мир устроен именно так, кто виноват в этом. И тут мой взгляд падает на супругу достопочтенного господина Смерть.

— Почему? — спрашиваю Жизнь, та приподнимается. Смерть хватает супругу за руку, рывком возвращая на место. Длинными ногами он меряет длину от меня до кресла, от кресла и снова до меня.

— Почему в моей жизни нет места любви и счастью? Почему бы не дать мне хоть небольшую поблажку? Ты же не слепа. Ты видишь, что здесь нет силы, — устало опускаюсь на колени, кладу ладонь на сердце. — Здесь ничего нет. Здесь пустота. Пропасть. Мне ее не перепрыгнуть. Почему бы не оказать мне немного помощи? О крыльях не прошу, хотя бы лестницу, веревку! — рукой указываю на четверых ребят, ожидающих своей очереди, а голос чуть ли не срывается на крик. — Они все, все сильнее меня, и испытания свои они преодолевали, крепли, и ты давала еще, но у меня не было никакого прогресса. Такая же слабость. И знаешь, что?