Ненавистная фрау

— Конечно. — Она убрала руку.

По взгляду, которым Сюзанна одарила своего мужа, Боденштайн понял, что изображаемая веселость была только вывеской. Фрау Кампманн была огорчена или взбешена, а возможно, одновременно и то и другое. Во всяком случае, между супругами явно что-то не так. Кампманн подождал, пока за его женой закроется дверь. Слегка подпрыгивающей походкой она прошла мимо окна и направилась через двор.

— В субботу в первой половине дня я был у Изабель, — наконец заговорил хозяин дома, при этом его лицо стало таким непроницаемым, что Боденштайн и близко не мог предположить, что происходило в голове этого человека.

— С какой целью вы приезжали?

— Это был… деловой визит.

— Не могли бы вы уточнить?

— Незадолго до этого я с помощью Изабель продал лошадь. Она позвонила утром и попросила передать комиссионные, которые я ей обещал. Как можно скорее.

— Почему она не могла приехать непосредственно в конюшню?

— Понятия не имею. Она спешила.

— Вы постоянно давали ей деньги?

— Да, десять процентов от сделок, которые осуществлялись с ее помощью. — Кампманн, чувствуя себя неловко, подался вперед. — Моя жена этого не знает, — пояснил он, — никто об этом не знал. Это касалось только меня и Изабель. Без нее я не смог бы продать так много лошадей за последние годы.

— Какую сумму вы ей передали?

— Пять тысяч евро.

Это была та сумма, которую нашли в кармане ее брюк. Пока, кажется, Кампманн говорил правду.

— И для этого вам понадобилось полтора часа?

— Еще мы пили кофе, разговаривали, — Кампманн пожал плечами, — о лошадях.

— Вы тоже с ней спали? — спросил Боденштайн.

Кампманн заметно дистанцировался, тотчас откинувшись назад.

— Почему вы и ваша коллега постоянно подозреваете меня в том, что у меня имелись какие-то отношения с Изабель?

— Она была привлекательной женщиной, — ответил Боденштайн. — Вы проводили с ней много времени. Разве подобная мысль столь абсурдна?

— Мои отношения с Изабель Керстнер носили чисто деловой характер, — отрезал Кампманн и начал рассеянно обрывать искусно оформленную цветочную композицию на столе. — Все остальное — вздор.

— Я вам не верю.

На какой-то момент в комнате повисла тишина. Из окон, установленных в наклонное положение, доносился отдаленный смех и цокот лошадиных копыт.

— Почему вы, в конце концов, не хотите сказать правду?

Боденштайн заметил, что на лице инструктора выступили капли пота. Веки его глаз нервно подрагивали.

— Бог мой, я ведь тоже всего лишь человек! — воскликнул он внезапно. — Да, как-то было дело.

— Только однажды?

Кампманн бросил на главного комиссара неуверенный взгляд, затем сделал беспомощное движение рукой.

— Моя жена делает для меня все, — произнес он сдавленным голосом. — Но вы не можете себе представить, какие требуются усилия, чтобы ежедневно выносить ее честолюбие, ревность и претензии. Она сравнивает себя с клиентками здесь, в конюшне. Но я не могу поддерживать все это.

— И тогда вы нашли утешение в виде любовной связи с Изабель Керстнер.

— Нет, это не было любовной связью. Мы время от времени… Это не было чем-то постоянным, просто… развлечение.

— Вам известно, куда Изабель отвезла свою дочь?

— Нет, понятия не имею.

— Что происходило после того, как вы покинули квартиру Изабель? — спросил Боденштайн.

Кампманн на какое-то время задумался.

— Я поехал сюда, так как у меня были занятия.

Боденштайн вспомнил о женщине, которая в начале второй половины дня приезжала к Изабель. Вдруг ему показалось, что он знает, кто была эта женщина.

— На какой машине ездит ваша жена?

— Или на кабриолете «Гольф», или на «Кайенне», — удивленно ответил Кампманн. — А в чем дело?

— Да так, — пожал плечами Боденштайн. — Что происходило дальше? Каким образом вы получили травму?

— Я… я… я ударился о дверь конюшни. Рана сильно кровоточила, и я прилег после обеда, поскольку у меня разболелась голова.

Боденштайн смотрел на мужчину, который вдруг стал казаться подавленным и несчастным.

— Позже моя жена поехала к своим родителям, — продолжил Кампманн чуть погодя. — У тестя был день рождения, но я не смог поехать вместе с ней. Кто-то должен оставаться здесь на ночь.

— Где были ваши дети?

— Они уехали с классом на экскурсию и вернулись в воскресенье.

— То есть в этот вечер вы были дома один?

— Да.

— Вечером Изабель была еще раз здесь, в конюшне. Вы сказали моей коллеге, что она искала Дёринга.

— Это она мне сказала, да, — подтвердил Кампманн, продолжая теребить цветы на столе.

— Ваша жена возвращалась в этот вечер еще раз?

— Нет. — На губах Кампманна появилась тонкая усмешка. — Похоже, у меня больше нет алиби. У поляка, который работает в конюшне, в тот вечер был выходной, поэтому в девять я закрыл конюшню. Тут я и увидел мертвую лошадь.

— Вы не задались вопросом, что здесь могло случиться? — спросил Боденштайн.

— Честно говоря, нет, — ответил Кампманн усталым голосом. — Мне это было даже безразлично.

Боденштайн и Пия Кирххоф сидели в ресторане «Мерлин» и ждали Ральфа — деверя Пии, который позвонил ей утром из аэропорта. Пия поведала своему шефу, что именно она надеется узнать от своего деверя, и Оливер предложил поужинать втроем. У него не было никаких более интересных планов, так как у Розали намечался урок ночного вождения, а Лоренц уже два дня просил его не беспокоить, а иногда он и вовсе не являлся домой. Ральф, как всегда, пришел ровно на десять минут позже. Пия представила мужчин друг другу, потом они посмотрели меню и сделали заказ.

— Расскажи нам про «ЯгоФарм», — попросила Пия своего родственника, когда принесли вино.

— Надеюсь, ты не вложила свои сбережения в эту компанию, — ухмыльнулся Ральф.

— Я вкладываю свои сбережения только в то, что мне рекомендуешь ты, ответила Пия и тоже усмехнулась. — Итак, выкладывай.

— «ЯгоФарм» — классический пример новой рыночной эйфории, — сказал Ральф. — Тогда, шесть лет назад, компания достигла головокружительных успехов на Новом рынке. Прекрасная история, профессиональные прогнозы, высококлассные менеджеры. Акции в течение шести месяцев поднялись с эмиссионного курса на уровне девятнадцати евро до более чем четырехсот евро. Тот, кто тогда сделал инвестиции и реализовал их, получил гигантскую прибыль. Я сам имел дело со специалистами информационного поиска «ЯгоФарм» и их эмиссионными консультантами, но, к счастью, они сделали выбор в пользу других инвесторов.

— К счастью? — переспросил Боденштайн. — Ведь сначала все шло хорошо. Или…

— Все это было лишь сотрясанием воздуха, — ответил Ральф Кирххоф. — Бумага все стерпит. Все казалось просто потрясающим, и на «биотех» слетелись тогда все инвесторы. Они вели абсолютно профессиональную деятельность, делали регулярные специальные сообщения о стратегиях роста, о привлечении клиентов, о планах увеличения, к тому же на фоне мощных инвесторов. В течение какого-то времени этого было достаточно, но однажды стало ясно, что что-то идет не так, как надо. Члены правления быстро рассорились, так как Ягода набрал высокооплачиваемых звезд, которые только конфликтовали между собой, вместо того чтобы заниматься оперативным бизнесом. Через год стало ясно, что они приукрасили свои прогнозы. Квартальный отчет оказался катастрофическим, и они были вынуждены выдать предупреждение о снижении прибыли. Кроме того, обвалился весь рынок, и «ЯгоФарм» в первую очередь. Все институциональные инвесторы давно продали акции. В данный момент они стоят по одному евро.

Боденштайн и Пия слушали с интересом.

— Ягода не имел никакого понятия об основной деятельности своего предприятия, — продолжал Ральф. — Изначально «ЯгоФарм» была таблеточной фабрикой. Они производили какие-то желудочные таблетки из соляного рассола, точно не могу сказать. Ягода унаследовал фирму. Это было небольшое прочное предприятие со штатом шестьдесят человек. Необходимые стартовые средства он получил главным образом от своей жены и благодаря связям вышел на биотехнологическую фирму, которая уже несколько лет вплотную занималась разработкой противоопухолевого препарата. Тогда он организовал лаборатории и пригласил ученых, чтобы поднять дело на серьезный уровень. Ягода, несомненно, обладает смелостью, и он поймал нужный момент.