Страница 8 из 92
- Что... пани Елена?- грозно спросил он.
- Она носит ребенка, государь,- покрыла поцелуями его туфли испуганная этой внезапной холодностью холопка,- если узнает пан Ирджих., боюсь, он убьет нашу красавицу!
Что ж, забота этой женщины о юной пани была вполне оправдана - это маркграф отлично понимал. Он уже давно догадался, что его любовница носит ребенка. Об этом, в силу своей неопытности, не ведала пока только сама Еленка.
- И чего же ты хочешь от меня, прекрасная холопка?
Не смотря на всю серьезность ситуации, он умудрился смутить Хеленку этим своеобразным комплиментом.
- Мужа, государь, - потупилась она, нервно теребя передник,- мужа для панночки! Пока о её позоре не узнал весь свет!
Можно подумать, что Генрих сам этого не понимал, но, увы, ситуация уже вышла из-под его контроля. Начнем с того, что он не мог себя заставить расстаться с девушкой - стоило только подумать, что чьи-то ещё алчные губы будут целовать её тугие соблазнительные груди, как у него темнело в глазах от ревности. Да и тайна их отношений уже переставала быть секретом для придворной камарильи. Их и так слишком долго оставляли в покое, но потом все равно случилось неизбежное - кто-то что-то видел, поделился с кем-то другим, тот в свою очередь поведал, многое добавив от себя, третьим, и понеслось...
Вслед девушке уже летели презрительные шепотки и многозначительные взгляды, но влюбленные не обращали на эти досадные мелочи внимания до тех пор, пока в дело не влезала Анна-Мария. Разъяренная сплетнями и слухами маркграфиня в гневе обозвала Елену бесстыдницей, глупо обвинив в том, что та, дескать, испортила ей нитки для вышивания. И вот тогда терпение маркграфа лопнуло.
Надо сказать, юная любовница молчала о своих проблемах, но Генрих прекрасно знал, что ей приходится выносить по его вине. Ему обо всем докладывали многочисленные наушники и шпионы. Действительно, положение девушки, так безоглядно отдавшейся любви к нему, становилось очень сложным.
С супругой маркграф разобрался очень быстро.
- Мадам,- в гневе накричал он на неё,- как вы осмелились так низко пасть, так уронить себя в глазах подданных, позволив себе проявить недовольство мною, как супругом! Вы осмелились назвать бесстыдницей высокородную девицу, наслушавшись грязных и нелепых сплетен! Я не просто вами недоволен, я возмущен! Вы ведете себя неподобающим образом! Неужели только длительные раздумья в монастырских стенах помогут вам осознать всю возмутительность вашего поступка?
Анна-Мария заметно струсила. Генрих вполне свободно мог заставить её молиться, в какой-нибудь дальней обители, чуть ли не до конца дней. Утром следующего дня она была настолько подчеркнуто благосклонна к Елене, что та растерялась. Особенно, когда к ней подошла странная дама в черном - француженка мадам де Бревай, ставшая в последнее время тенью австриячки.
- Ах, милочка,- задушевно прошептала она ей на ухо,- не надо сердиться на её светлость! Сердце у маркграфини доброе, даже если она вгорячах и сказала, что-то невпопад!
И дама тайком передала девушке футляр с жемчужным ожерельем.
- Это, чтобы вам было легче забыть ссору!- заговорщески подмигнула она опешившей от такого странного благоволения Елене.
В силу своего возраста девушка не осознавала, что подобное заступничество, если и заставило высокородную даму унизиться перед юной фавориткой, то и выковало в её сердце непримиримую ненависть к девушке. И уж, конечно, отдав свое жемчужное ожерелье мадам де Бревай, маркграфиня высказала француженке все, что накипело на сердце.
- Юная наглая тварь! - гневно копалась дама в шкатулке с драгоценностями. - Что она себе позволяет! А Генрих..., да как он посмел меня так оскорбить! Было бы из-за кого? Какая-то смазливая глупая девка! Никогда Генрих не ставил своих любовниц выше жены!
Аннет спокойно слушала эти истеричные вопли, изредка согласно кивая головой, да добавляя время от времени удачно сказанным словцом масла в огонь.
А влюбленные и не подозревали, какие тучи сгущаются у них над головой, хотя конечно, проблем у них хватало. Моравия не Франция, где государь мог себе позволить открыто завести любовницу, здесь к подобным делам относились безо всякой снисходительности.
И если вопрос с женой маркграф решил радикально быстро и просто, то защитить беременную девушку от позора было задачей, непосильной даже для него. Хеленка права, как не жаль ему было расставаться с Еленой, как не обливалось кровью сердце, нужно позаботиться об отце для их будущего ребенка.
- Ты права, женщина! - уныло согласился он.
Сегодня день, вообще, не задался. Сначала неприятные известия от Корвина, потом заседание совета, и вот ещё проблема с Еленкой.
Сильно болела голова, и Генрих с тоской ожидал очередной бессонной ночи. Надо сказать, что с тех пор, как он стал маркграфом, количество таких ночей стало увеличиваться с катастрофической быстротой. У него и раньше плохо получалось отвлекаться от неприятных мыслей и проблем, а теперь сон и вовсе бежал прочь от измученного государя, как трус с поля боя. В результате мужчина постоянно не высыпался, со всеми вытекающими из этого последствиями.
Вот и сейчас боль в висках стала настолько острой, что он тихо застонал, схватившись за голову.
- О, государь,- легкие женские руки ласково обхватили затылок, доставив щекочущие, но приятные ощущения, - вам плохо? Давайте помогу! Будет лучше, если вы сядете, мой господин!
Что уж дальше делала холопка Збирайды, Генрих толком не понял.
Её пальцы нежно скользили по всей голове, вороша волосы и растирая кожу висков, и боль без боя отступала, пока не сменилась такой истомой, что голова маркграфа обессилено опустилась на пышную грудь целительницы. Она была такой мягкой и уютной, что его моментально окутало облако желанного и такого глубокого сна, о котором он уже давно забыл.
Проснулся Генрих, как всегда на рассвете, но настолько бодрым и выспавшимся, словно проспал не семь часов, а семь суток! Хеленки, понятно, возле него уже не было.
- Где женщина? - потягиваясь спросил он у камердинера.
- Ночь она провела в караульном помещении, но после открытия ворот, наверное, покинула замок!
Генрих задумчиво усмехнулся. Теперь становилось понятно, почему Хеленкой дорожил Збирайда.
Но прежде, все-таки нужно было поговорить с Еленой. На предложение выдать её замуж, девушка ответила решительным отказом.
- Никогда, чтобы не случилось, у меня не будет другого мужчины кроме вас! - сердито заявила она.
Любовники лежали в кровати, ещё даже не разомкнув объятий, когда Генрих затеял этот разговор.
- Ангел мой, в твоем чреве младенец!
Черные глаза Елены сверкнули было недоверием, но потом... потом она лихорадочно покрыла его всего поцелуями, а напоследок, взгромоздившись на любовника верхом, положила обе его руки себе на живот.
- Он там, да? - мечтательно улыбнулась девушка. - Как я счастлива!
- Любимая,- мягко увещевал глупышку поневоле растроганный такой искренней радостью маркграф, - незамужняя беременная девушка, не зависимо от того, кто отец её ребенка, становится в глазах окружающих блудницей.
- Мне всё равно! - шутливо подпрыгнула на его животе Елена.- Пусть сплетают языки!
- Дорогая, но вы должны думать не только о себе, но и о нашем младенце. Ему нужен отец!
И без того счастливые глаза засветились торжеством.
- Его отец вы, объявите мое дитя своим бастардом!
- Но ваше доброе имя!
- Быть матерью вашего ребенка - великая честь для меня, и я её ценю гораздо больше, чем замужество, - Елена покрыла поцелуями обнаженную грудь любовника,- стать любовницей такого мужчины как вы, не позорно! Это счастье, о котором мечтает любая из ваших подданных.
М-да! Генрих пожелал бы смерти любому, кто увидел его возлюбленную в костюме Евы. Да и вела она себя так, как будто только что пошепталась о своем, о женском, с библейским змеем, съев при этом ни одно, а целых десять яблок!
- Ваш крестный будет очень недоволен! - заметил маркграф, снисходительно поглаживая её по буйно кудрявившимся локонам.