Страница 154 из 159
Он отвернулся от реки и, не успев сделать даже пары шагов, вздрогнул от раздавшегося свиста. Резкий, завывающий звук полоснул со спины, заставляя его похолодеть от страшной мысли - «Началось!». Лейтенант дернулся в сторону, увлекая за собой остолбеневшего санитара.
«К заставе, к заставе!» - стучала в его висках мысль, отдаваясь тяжелыми ударами в его бешено стучавшем сердце, в словно чугунных ногах. «Быстрее к заставе! Лишь бы успеть до начала атаки, успеть занять окопы!». Он вырвал пистолет из кобуры и несколько раз выстрелил в воздух. Несколько мин упало в паре десятков метров, вжимая его тело в землю. Пыль и песок, поднявшиеся волной в воздух, практически ослепили его.
Через секунду свист сменился басовитым гудением, которое становилось все сильнее и сильнее. Казалось оно наполняло собой весь окружающий воздух, с каждым мгновением приобретая осязаемость и плотность и перерастая из воздуха в плотную материю. « На землю! На землю! Гаубицы! Нет, вперед! К заставе». Немецкая батарея клала снаряды с ювелирной точностью. Все цели здесь были пристреляны еще в июне 41-го. Мощные взрывы раздавались точно на месте казармы, вырывая из мощных кирпичных стен целые куски, превращая едва подлатанный деревянный сарай в кучу разлетающихся щепок.
- Командир, сюда! - полу контуженный лейтенант брел по полю, шатаясь из стороны в сторону. - Сюда! К нам! - кричали ему из траншеи. - Лейтенант!
До первой линии осталось метров сто — сто пятьдесят. Всего ничего... Маскаев слезящимися глазами смотрел вперед и ничего не видел. В глазах стояла сплошная светлая пелена, которая трепетала и извивалась. Он упал на живот и начал ползти вперед. Черные пальцы с обкусанными ногтями цеплялись за каждый кустик, а каждую травинку... Он полз, всем телом извиваясь как змея и оставляя за собой кровавый след. Полз снова и снова, втыкая ошметки пальцев землю. Маскаев полз секунды, полз минуты..., часы..., дни... Время будто остановилось. Если бы тогда, его можно было спросить, а сколько ты полз, то он вряд ли бы смог толком ответить.
- Стоять. Всем стоять, - он на «мгновение» остановился. - Ни шагу назад! - шептали его потрескавшиеся губы. - Все держаться! Держаться..., - он вновь поднял голову и посмотрел вперед. - Давайте, братки... давайте миленькие, - пелена с глаз почти спала и он уже видел чуть возвышавшийся бруствер. - Я к вам иду... К вам.
Он с трудом встал на колени, потом на ноги. Оглохший, ослепший на один глаз, лейтенант ничего не понимая смотрел перед собой. От первой линии окоп, к которым он так стремился, практически ничего не осталось. Многочисленные воронки густо усыпали едва заметные ямы. Повсюду лежали полузасыпанные тела красноармейцев.
- Что это? - шептал он, медленно шагая вперед. - Где вы все? - солнце уже практически село и остывающее поле медленно погружалось в темень. - Боец, вставай! Слышишь, вставай! - он остановился перед лежащим с раскинутыми во все стороны руками бойцом. - Я отдал приказ, рядовой! - он с трудом перевернул тело. - Ты слышишь меня?! - на него смотрело разодранное в кровь лицо с открытыми навыкате глазами. - Боец! - он посмотрел на второго, который скорчился в немыслимой позе держась за шею. - Встать!
Почти всю ночь одинокая фигура в изодранной форме ходила между телами. Время от времени она останавливалась и начинала что-то говорить. Сначала был шепот. Потом он сменялся громкими криками... Лейтенант ходил и ходил по заставе, пытаясь достучаться до лежавших бойцов... и совсем не обращал внимания на многочисленные металлические болванки, усыпавшие территорию заставы. Блестящие латунными поясками, похожие на небольших поросят, лежавшие снаряды выглядели совершенно целыми. Могло показаться, что их просто разбросали в этом месте, а потом из-за боя забыли собрать... Они лежали повсюду — на развалинах казармы, похоронившей часть гарнизона; возле отрядных повозок; рядом с выступавшей пулеметной точкой. К вечеру они уже остыли и их можно было без опасения брать в руки. Лишь из некоторых продолжали исходить тоненькие, едва заметные струйки зеленоватого дыма, который тяжело стелился по земле, оставляя за собой зеленовато-желтый след...
121
Северная Америка, Южная республика Техас, 1948 г.
У излучины небольшой речки стояло несколько десятков фургонов с высокими полотняными крышами — один из тех обозов с беженцами, что в последние годы наводнили южные штаты. Тысячи людей, побросав дома и имущество, в страхе бежали на юг, надеясь что проклятая эпидемия до них не доберется.
- Пол, ты там скоро? - из одного из фургонов высунулась растрепанная женская голова. - Пол?
Седой мужчина, сидевший на берегу реки и молча наблюдавший как садиться солнце, недовольно буркнул в ответ:
- Иду, иду... , - и потом чуть тише добавил. - Чертова потаскуха.
Он сунулся в нагрудный карман своей рубашки, помня что там оставалось немного табаку.
- Оставалось же немного, - бормотал Пол, сжимая в другой руки уже приготовленную трубку. - Вот дерьмо!
Его пальцы нащупали какой-то кусок сложенной в несколько раз плотной бумаги. В недоумении Пол вытащил его и развернул, ловя остатки ускользающих солнечных лучей.
- Что еще за дерьмо? - шептал он, медленно разворачивая бумагу. - ...
Это была старая фотография, на которой когда-то давным давно был запечатлен он — полковник Пол Тиббетс со своим экипажем и верной боевой машиной - стратегическим бомбардировщиком Boeing B-29. Окаменевшими глазами он всматривался в лица своих товарищей, никого из которых уже не было в живых... Вот рядом с ним, скромно опустив голову, стоит второй пилот Роберт Льюис. Он в белоснежной футболке и своей любимой бейсболке с эмблемой Масачусетских бульдогов. Его бомбардировщик, не успев отбомбиться по железнодорожному мосту, взорвался в воздухе в конце 1943 г., когда его протаранил какой-то сумасшедший русский...
Он осторожно коснулся фотографии пальцами, разглаживая места сгибов. С права от него задорно смотрит сержант Роберт Карон — неугомонный весельчак, про которого в эскадрилье говорили, что он даже в заднице у дьявола нашел бы над чем пошутить.
- Да..., - невесело усмехнулся бывший полковник, провожая взглядом фигуру сержанта. - Возможно тебе это и удалось, - кто-то ему рассказывал, что весельчака облили бензином и сожгли жители одной из русских деревень, попавших в первые дни войны под химическую бомбардировку.
С краю экипажа на фото словно скала возвышался здоровяк штурман, голландец по происхождению, Теодор Ван Кирк. Высокий, вечно скалящий зубы и норовивший кому-нибудь свернуть челюсть, он тоже был мертв. В сентябре 44-го он застрелился из именного кольта прямо перед зданием штаба, после того как его жена и двое малышей сгорели от лихорадки...
- Это полковник военно-воздушных сил США, командир 509 смешанного авиационного полка, - прошептал Пол, останавливая взгляд на самом себе. - Пол Тиббетс, - он стоял в самом центре экипажа — сильный, уверенный в себе, казалось воплощавший в своей фигуре всю мощь США.
Он стоял в самом центре своего экипажа. Руками упирался в бока. Огромные в пол лица солнцезащитные очки удачно дополняли его образ лихого пилота.
На черно-белое изображение упала слеза, потом еще одна. Пол закрыл глаза и начал вспоминать...
«8 июня 1942 г. Раннее утро. База 509 авиационного полка, занимавшая один из немецких аэродромов в предместьях Варшавы, гудела как растревоженный улей. На длинную бетонированную полосу из рядом расположенных ангаров выкатили пару огромных бомбардировщиков, смотревшихся как братья близнецы. Едва эти мастодонты, нестерпимо сверкающие металлом в лучах летнего солнца, подкатили к нулевой отметке как их сразу же обступили десятки техников.
- Сэр! - Пол любовался своей сверкающей красавицей и поэтому не сразу услышал что к нему обращаются. - Сэр! Фотограф приготовил аппарат. Экипаж стратегического бомбардировщика Boeing B-29 построен, - полковник невозмутимо смотрел на улыбающееся лицо сержанта Карона.