Нора Робертс. "Рожденная в грехе"

Робертс Нора

Робертс Нора

Нора Робертс. "Рожденная в грехе" (роман, главы 1-21, перевод с английского Сафоновой Э.К.)

ПРОЛОГ

Аманда металась во сне: видеть Колина было невыносимо больно, - глубокая печаль исказила его милые, приятные черты. "Мэнди", - позвал он. Он всегда называл ее ласково: Мэнди, моя Мэнди, дорогая Мэнди. Почему же нет и тени улыбки на лице, и куда подевались смешинки из глаз?

"Мэнди, нам не одолеть судьбу. А как бы хотелось. Мэнди, м оя Мэнди. Я так скучаю по тебе. Но я и подумать не мог, как скоро ты последуешь за мной. Бедна я наша девочка, ей так тяжело. И будет еще тяжелее. Ты должна ей сказать. Ты знаешь, о чем я ... "

Он все-таки улыбнулся, но так грустно, так печально, что Аманда невольно потянулась к нему во сне, - таким живым и близким казался образ; но прикоснуться к видению не смогла, - оно замерцало и поблекло.

"Тебе придется ей все рассказать, - повторил голос. - Мы же понимали с тобой, что, рано или поздно, ты это сделаешь. Девочка должна знать о себе правду - кто она есть на самом деле. Только, пожалуйста, Мэнди, пусть она всегда помнит о том, что я любил ее. Я любил свою малышку".

"О, нет, Колин, не уходи! - Она простонала в изнеможении сквозь сон. - Останься со мной. Я люблю тебя, Колин. Мой милый Колин. Я люблю тебя несмотря ни на что".

Но вернуть его она не могла. И прервать сон - тоже. Словно в тумане, перенеслась во сне к тем зеленым холмам, которыми грезила всю жизнь. Аманда снова видела Ирландию и с упоением смотрела, как мерцающая река бережно обвивает холмы ярко-серебристой лентой, будто стережет бесценный подарок.

И она увидела Томми. Любимый, он ждал ее. Обернулся с приветливой и радушной улыбкой.

Но почему такая тоска? Ведь Аманда здесь, вернулась, она снова молода и полна жизненной силы, полна любви.

"Я думала, что больше не увижу тебя никогда. - Голос срывался, и слабый смех повис в воздухе. - Томми, я вернулась к тебе!"

Он как-то странно посмотрел на нее. И, будто стена оказалась между ними, - Аманда не могла пробиться сквозь нее, как ни пыталась.

Только слышен был голос - он звучал, как всегда, ровно и мелодично.

" Я люблю тебя, Аманда. Любил, и буду лю бить всегда. Не проходило и дня, чтобы я не думал о тебе или забывал бы о том, что мы обрели с тобой здесь " .

Он повернулся и окинул взглядом спокойное русло реки, устланные мягкой зеленью берега.

" Ты назвала ее в честь реки, в память о наших с тобой днях " .

" Она такая красавица, Томми. Ты бы гордился ею " .

"Я горжусь. И как бы мне хотелось...но мы оба знали, что нам не суждено... Ты ведь все понимала сама. - Он вздохнул, снова повернулся к ней. - Помни, Аманда, ты сделала для нее все, что могла. Но скоро покинешь ее. Думать об этом невыносимо больно, но как же тяжело было молчать все эти годы. Расскажи ей все, о своих правах по рождению она должна знать. И еще. Как-нибудь, постарайся объяснить ей, что я любил ее. Если бы только у меня был шанс ей это доказать!"

"Как же я скажуей сама, без тебя, - Аманда отчаянно пыталась проснуться, когда близкий образ растаял. - О, Боже, мне ни за что не сказать об этом самой".

- Мама, - мягко, насколько позволяли дрожащие руки, Шаннон похлопала мать по лицу, покрытому испариной. - Мама, проснись. Это сон, дурной сон. - Она понимала, что значит - мучиться во сне, и боязнь проснуться была ей знакома. Ведь она и сама теперь просыпалась каждое утро с мыслью о том, что матери, возможно, больше нет. В голосе было отчаяние. "Не сейчас, - молила она, - только не сейчас". - Надо проснуться, мама.

- Шаннон. Их больше нет. Их отняли у меня. Обоих.

- Тише, тише. Не плачь. Пожалуйста, не плачь. Открой глаза, посмотри на меня.

Веки Аманды задрожали, она открыла глаза, взгляд был полон печали:

- Мне жаль. Очень жаль. Я делала все, чтобы тебе было хорошо.

- Я знаю. Конечно же, ты делала все, - слушая бессвязную речь матери, Шаннон с беспокойством думала о том, что раковая опухоль могла перекинуться на мозг. Ей что, недостаточно тела? Она проклинала ненасытную болезнь, проклинала судьбу, но голос прозвучал мягко, когда она сказала: - Теперь все в порядке. Я здесь. С тобой.

С усилием Аманда сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. В голове проплыли видения - Колин, Томми, ее милая девочка. Какая мука в глазах Шаннон, - какое отчаяние было в них по ее первому возвращению в Колумбус.

- Да, все в порядке. - Аманда силилась сделать хоть что-нибудь, лишь бы из глаз дочери исчез этот ужас. - Конечно же, ты здесь. Я так рада, что ты здесь. "И мне так жаль, родная, так жаль, что я должна оставить тебя", - подумала она, а вслух добавила: - Я напугала тебя. Прости.

И, правда, страх горьким осадком поселился в глотке, но Шаннон помотала головой, чтобы прогнать его. Страх уже почти вошел в привычку, целиком охватил ее с того момента, когда в Нью-Йоркском офисе раздался телефонный звонок, и она услышала в трубку известие о том, что умирает мать. - Тебе больно?

- Нет, нет, не волнуйся. - Аманда снова вздохнула. Несмотря на то, что боль все-таки была, и была ужасна, она почувствовала прилив сил. Надо собраться с силами: будет нелегко.

Всю жизнь хранила она от дочери тайну, не смогла раскрыть ее и в последние дни, что Шаннон находится рядом с ней. Так или иначе, но сделать это необходимо. Времени остается совсем мало. - Можно воды, дорогая?

- Конечно. - Шаннон взяла в изголовье кувшин, наполнила пластиковый стаканчик водой и вместе с соломинкой протянула матери. Заботливо поправила спинку кровати, оборудованной, для удобства Аманды, под больничную койку. Дом в Колумбусе был чудесный, но с недавних пор гостиная здесь целиком превратилась в подобие хосписа. Так решили дочь и мать с тем, чтобы последняя провела отведенные ей дни у себя дома.

Тихо играла музыка. На полу так и лежала книга, которую Шаннон обронила, когда в испуге подскочила к матери. Она читала ее вслух. Теперь, стараясь держаться спокойно, наклонилась, чтобы поднять ее.

Наедине с собой Шаннон казалось, что болезнь матери отступает, она убеждала себя в том, что каждый день приносит улучшение. Но стоило взглянуть на мать, и она тотчас видела, как тускнеет кожа, от сильных болей прибавляются морщины, неумолимо истощается тело. Надежды рушились.

Все, что можно было сделать, это облегчить ее страдания, приглушить огромными дозами морфия боль, одолеть которую целиком было уже невозможно.

В горле снова тревожно заклокотало, и Шаннон поняла, что ей нужна минута, всего одна, чтобы уединиться и собрать остатки мужества.

- Я принесу тебе свежую салфетку для лица.

- Спасибо, - дочь поспешила из комнаты, и Аманда подумала, что эта пауза поможет ей, о Господи, отыскать нужные слова.