Страница 7 из 8
— Тяните!
Монстр выбрался на подоконник и прокаркал:
— Приготовьтесь!
Мы плотнее закутались в тряпье, и тут же сильные руки, больно сдавив, подхватили меня и понесли.
Я чувствовал, что тело мое горит и, наверное, во многих местах уже покрыто ожогами: Что-то горящее сыпалось на меня, и я думал, не лучше ли было умереть сразу, не дожидаясь, когда лопнут глаза… Это длилось минуту… Десять… Час… Вечность!!! Я закричал, не в силах больше терпеть боль… И тут руки отпустили меня, и я упал на пол, основательно треснувшись обо что-то головой.
Я высвободился из раскаленной обгорелой тряпки и понял, что все не так плохо, как казалось. Да, ожоги, конечно, есть, но я жив, и со мной не стряслось никакой серьезной беды. Рядом, сбивая с одежды пламя, со стонами катался Боб. Освещалась эта картина всполохами огня, падавшими из окна.
Мы находились на площадке лестницы между этажами. Здесь было много дыма, но дышать уже можно было, и воспаленные глаза уже не резало так, как раньше… Мы были вне эпицентра пожара и дальше могли продвигаться своим ходом…
Но где Ева? Что с ней?
Что-то шевельнулось рядом со мной. Что-то, что сперва я принял за груду обгорелого тряпья и железа. Да, собственно, так оно и было. Я пригляделся, и у меня зашевелились волосы. Из этой бесформенной кучи поднялась тонкая поблескивающая лапка и стала обдирать дымящуюся обоженную плоть с металлического скелета, к которому была прикреплена. Приподнялся блестящий череп с одним уцелевшим круглым глазом. Уставившись на меня, это жуткое существо сипло прошамкало:
— Скоро огонь будет здесь. Бегите… Будьте счастливы.
— Ты — Ева? — догадался я, чувствуя одновременно, что мир становится все менее реальным.
— Да, — отозвалось оно. — Не смотри на меня… Я плохо выгляжу. Да уж, это точно. Я усмехнулся, и реальность стала возвращаться.
— И правда, чего уставился?! — рявкнул Боб. — Роботов не видел? Я еще в комнате понял, что к чему. Хватай ее за ноги, и поволокли.
— Не надо, — прошамкало оно. — Я не хочу жить.
— А тебя никто не спрашивает, — резонно заявил Боб. — Поперли!
И мы поперли, поначалу обжигаясь о раскаленный каркас. Ноша была совсем не тяжелой, я без труда справился бы с этим и в одиночку, но тащить одному было бы неудобно.
Оказалось, она сумела донести нас по служебной лестнице до одиннадцатого этажа. Видимо, она полыхала на ходу, но рухнула лишь тогда, когда напрочь выгорели мышцы ног. Я никогда не слышал о таких роботах. В принципе, конечно, их можно было бы сделать, но, насколько я знаю, это запрещено.
Боб, даром что техник, был осведомлен лучше.
— Я знаю, кто она была, — нарушил он молчание между пятым и шестым этажами. Мне показалось неприличным говорить в третьем лице, да еще в прошедшем времени, о живом еще субъекте (или объекте?) в его присутствии, но, Боб продолжал:
— Ее сделали семь лет назад, как раз на «Intelligent Australian Robots». Опытный образец. Эти придурки представили ее миру, радуясь, как дети. Мол, вот, посмотрите: робот точь-в-точь, как человек, даже лучше! Но мир встал на дыбы: церковь, общественность, зеленые, синие… И в результате была принята международная конвенция, запрещающая создание человекообразных роботов… Слушай, — прервал он сам себя, запыхавшись, — давай передохнем, а?
Мы остановились, останки робота осторожно положили на пол, и Боб продолжил лекцию:
— В принципе, они были правы. Если роботы будут точно такими же, как люди, и даже лучше, не станет ли это угрозой для человечества как вида? Вот только с первым роботом, названным «Евой», с единственным уже существующим образцом, они поступили, я считаю, неоправданно жестоко. После долгих пересудов, под давлением Папы, было решено уничтожить его… Точнее, ее… Или все-таки его?
— А ты за две ночи не разобрался? — уел я его.
— Не важно, — махнул он рукой. — Короче, уничтожить. Но потом прошел слух, что образец сбежал. Однако «I.A.R.» отбрехалась тем, что, мол, они демонтировали образец, не дожидаясь вердикта. В конце концов, это их собственность, что хотят, то и делают. Общественность немного поворчала и успокоилась.
— А я все-таки сбежала, — раздалось с пола.
— Молодец! — похвалил Боб и скомандовал мне: — Потащили дальше.
…Несколько раз нам встретились люди из обслуги гостиницы и пожарные. Пялились на странный предмет, который мы несли, предлагали помощь. Сообщили, что пожар локализован и почти потушен. На площадке между вторым и первым этажом Боб снова остановился.
— Надо бы кое-что выяснить, — сказал он. Мы снова положили обломки робота на пол и уселись рядом. Лично я был только рад, так как теперь, когда опасность миновала, боль вышла на первое место. Ныла обожженная во многих местах кожа, ссадины и царапины. Мы стали говорить, затихая, когда кто-нибудь проходил мимо.
— Ева, — спросил Боб. — Тебя можно… восстановить?
— Никто не станет этого делать, — отозвалась она. — Я вне закона.
— Ты увязалась за нами, чтобы попасть на «I.A.R.»?
— Да. Срок действия кадмиево-литиевой батареи — семь лет. Если не заменить батарею, мне оставалось жить чуть больше месяца. Заменить батарею можно было только на «Intelligent Australian Robots».
— А зачем ты спала с нами? — не удержался я.
— Тебе не понравилось? — шевельнулись обломки. — Я спрашивала тебя тогда, и ты ответил, что тебе еще никогда не было так хорошо.
Я почувствовал, что краснею, но не унимался:
— Но зачем это было тебе нужно? И зачем со всеми сразу?!
— Когда мужчины говорят мне о любви, я забываю, что я — робот… Ты хочешь узнать, где мой стыд? Он там же, где и душа. Я — машина, у меня есть только голова. «Machin Head», ты рассказывал, очень жесткая музыка. И еще ты говорил: «Машина — неодушевленный предмет, и она не может быть в чем-то виновата». Особенно машина, на которую ополчился весь мир… Я видела, как вы все обиделись на Петруччио, я боялась, что вы станете настаивать, чтобы я покинула вашу компанию. И я придумала, как сделать довольным каждого из вас…
— Вот чертовка! — бросил Боб одобрительно.
— К тому же там, на «Intelligent Australian Robots», я должна была действовать по обстоятельствам, и каждый из вас мог пригодиться мне, каждый должен был быть готов пойти за мной в огонь и в воду, не рассуждая.
Я вспомнил свое состояние и признался себе: я пошел бы за ней и в огонь, и в воду, не рассуждая.
— Я прошу вас, — сказала она, — не рассказывайте Пете о том, что я была с вами. Я не хочу, чтобы он запомнил меня такой… Бесстыдной.
— Ты его любишь? — без обиняков спросил Боб.
— Н-нет… — отозвалась она. — Или да.
У меня сжалось сердце, когда я услышал, что она ответила точно так же, как и Петруччио.
— Я не знаю. Людям легко. Вы знаете, что такое любовь, что такое ненависть, что такое жалость… А я обо всем этом догадываюсь сама.
— Ошибаешься, — сказал я, чувствуя в горле комок. — С людьми та же история.
— Ты чувствуешь боль? — вмешался Боб.
— Сейчас тебе больно?
— Нет. Все нервные окончания сгорели. Но было очень больно.
— Чего же ты полезла выручать нас?
Она молчала так долго, что я подумал: все. Каюк. Но она все-таки ответила:
— Потому что могла.
Оказалось, что живые обломки можно безболезненно сложить вдвое и компактно упаковать в найденную на одной из площадок простыню, оброненную, по-видимому, кем-то из спасавшихся. Мы спустились вниз. Мы договорились с Бобом о ближайших действиях, и когда навстречу нам кинулись Петруччио, Пилецкий и Чуч, живые и невредимые, мы действовали согласно этой договоренности.
Я стал заговаривать зубы Петруччио, спрашивая, знает ли он, что Ева оказалась роботом, а Боб оттащил Чуча с Пилой чуть в сторону и пообещал, что открутит им головенки, если кто-то из них ляпнет, что Ева спала с ними.
Оказалось, Петруччио уже знал, что Ева — робот, она сама рассказала ему о себе, прежде чем отправиться спасать нас.