Опасная любовь

— А Барсуков? Мы же должны вечером встретиться у него, рассчитаться.

— Время помнишь? Двадцать два ноль-ноль. К этому часу ты должен ждать меня с кассетой у Барсукова. Все дела сделаны — полный расчет.

— Понял. Я вот еще что хотел спросить. Бабу, артистку, куда девать?

— Куда хочешь.

— А попользоваться ею можно?

— Только после того, как все кончится. Дело сделаем — она ваша. Но помни, она вас знает в лицо. Свидетели тебе вряд ли нужны.

— Забудет, она у меня все забудет, — довольно ухмыльнулся Валет, уже представляя, какая чудесная ночка ждет его сегодня.

— Все. Жду доклада. Код звонка знаешь. Меня интересует одно слово, или «да», или «нет». Отбой.

Валет выключил чудо-технику, позволяющую связываться без АТС, положил аппарат на обшарпанный кухонный стол, задумался. Все нормально получается, Петр Яковлевич, все будет сделано как надо. Бабки дали, а достать нужную технику Валету — раз плюнуть. Но если вы, Петр Яковлевич, решите поиграть с Валетом, можете не сомневаться — ни хрена у вас не получится. Валет не дурак, он знает, как позаботиться о своей жизни. А в этих делах речь идет только о человеческих жизнях. Он вытащил из кармана фиолетовых штанов листок бумаги, исписанный мелким, аккуратным почерком. Куда бы его спрятать? И вдруг понял — есть такое место. Хрена с два кто догадается там искать. А Петру Яковлевичу достаточно будет намекнуть, что бумага хранится в надежных руках, если он вздумает пошутить. Все очень просто: он спрячет бумагу и отправит письмо. Если все будет о’кей, он перехватит письмо. Если нет — оно попадет в руки человеку, который найдет бумагу и отомстит за него. Проще не бывает! И — надежно.

44

То, что случилось вчера, не укладывалось в сознание Аристарха. Это была грань, за которой человек уже ничего не чувствует. Смертельная грань.

Убедившись, что Боря Котляров мертв, Аристарх в первую очередь подумал, что теперь не сможет ему отдать пятьдесят тысяч долга. Потом он старательно размазал подошвами следы своих ботинок на паласе и в прихожей, носовым платком протер ручку двери. И ушел.

До глубокой ночи Аристарх бродил по хмурой, поникшей Москве — шагал по Гоголевскому бульвару, по Новому Арбату, поднимался к Тверскому бульвару, к Тверской улице, шел по Столешникову переулку к Петровке, по Охотному ряду возвращался к Новому Арбату… Он Шел, опустив голову, никого не боясь, ничего не видя вокруг. И думал о том, что Боря Котляров сидит в кресле с закрытыми глазами, и это уже не Боря, а его тело. Бори нет, и никогда больше не будет на этом свете. Замечательного парня, шутника, балагура, талантливого актера Бори Котлярова нет, и никогда… Страшно было думать об этом. И невозможно было поверить в это — нет и никогда не будет…

Смерть Бори не потрясла Аристарха, не шокировала его. Она стала звеном в цепи страшных случайностей, к которым Аристарх начал привыкать. Только не верилось, что Боря уже никогда дурашливо не возмутится, что Шура предпочитает Аристарха, а не его, никогда не позвонит, не придет на помощь… Как это может быть? Не может!

Аристарх вернулся домой за полночь, не раздеваясь, повалился на диван и мгновенно уснул.

Проснулся он поздно, в половине одиннадцатого, и сразу вспомнил, что вчера убили Борю Котлярова. А позавчера он сам застрелил ни в чем не повинного пса и, похоже, стал причиной гибели человека, которого до этого никогда не видел. А еще раньше обиделась на него и улетела на какие-то гнусные Канары его любимая женщина, его жена Ирка. Гнусные потому, что улетела она туда с толстым старикашкой, который…

Выходит, следующим страшным событием в его жизни станет то, которое уже не причинит ему больших неудобств. Все идет к тому. Его убьют. Сопротивляться, защищаться, прятаться просто не было сил. Да, может, оно и к лучшему. Сколько можно терпеть…

Аристарх внимательно осмотрел свою комнату и недовольно скривился. На столе пустые бутылки, грязная посуда, окурки, огрызки. На полу — тоже грязь. Неуютно, неприбрано. Умирать в такой комнате не хотелось. Что же, он будет лежать мертвый среди черствых корок, серого пепла и окурков на паласе?

Нет, он, Аристарх Таранов, актер Божьей милостью, должен умереть в чистой комнате. Идиотская мысль — ему-то уже будет наплевать на все! И тем не менее… Он — актер, и должен принять смерть достойно. По крайней мере, не в грязи.

Аристарх вскочил с дивана, сбросил свитер и рубашку, сделал короткую зарядку, принял холодный душ, позавтракал яичницей и с яростью принялся за уборку.

А может, он не к смерти готовился, а пытался хоть чем-то заняться, чтобы отвлечь себя от невыносимых мыслей?

К часу дня квартира была вымыта, вычищена, проветрена. Чтобы не так грустно было умирать, Аристарх сбегал к метро, купил хлеба, бутылку водки и килограмм соленых огурцов в полиэтиленовом пакете. А в магазине «Птица» на Остоженке — батон куриной колбасы.

Все же не зря говорят: цель — ничто, движение — все. О цели, скорой встрече с убийцами, которые вот-вот ворвутся в его квартиру, Аристарх не думал, пока двигался. Но как только успокоился, налил себе рюмку водки, выпил, закусил соленым огурцом и куском колбасы, тотчас же задумался и скоро понял, что не все в ближайших событиях его устраивает. Что же, тихо войдут, убьют и удалятся? Так просто и буднично уйдет из жизни актер Аристарх Таранов? Да вот хрен вам!

Чтобы какие-то ублюдки без особых хлопот заработали на нем свои вонючие зеленые?! Захотелось сделать что-то из ряда вон выходящее, например, распахнуть дверь, рвануть на груди рубаху, крикнуть на весь дом: стреляйте, стреляйте, подонки! Аристарх Таранов не боится вас! Или что-нибудь такое, в духе комиссаров из революционных пьес…

Конечно, глупо. Но, с другой стороны, кому хочется быть бараном, которого без особых проблем зарежут и продадут мясо, чтобы купить жене новое пальто?

Да вот — хрен вам!

Время близилось к трем часам пополудни. И пока никто не стремился врываться в квартиру, стрелять в окно… Что там у них еще на вооружении? Пока — тишина.

Зазвонил телефон. Аристарх нехотя взял трубку. Шура со слезами в голосе сообщила о смерти Бори, о том, что премьера вообще сорвана, Эйнштейн в отчаянии, она тоже. Сказала и о том, что муж, как назло, никуда не собирается уезжать, а так хочется побыть с ним, Аристархом, поговорить, хотя бы просто поговорить…

Аристарх сыграл. Изумление, возмущение, неверие — так не может быть! Боря! Он же так помогал ему в последнее время, и словом и делом, даже ночевал у него. Он же должен был позвонить и заехать, но почему-то не сделал этого, и на телефонные звонки не отвечал… Какой ужас!

Все это он действительно пережил или должен был пережить, но сейчас все-таки играл. Больно было играть изумление, услышав о безвременной смерти друга, но что поделаешь, если он давно знал об этом…

Шура сказала, что завтра в «Фокус» приедет следователь, и нужно, чтобы все были на месте, особенно Аристарх, ведь он лучше других знал Борю. Эйнштейн просил его не опаздывать. Аристарх пообещал, тоскливо усмехнувшись, завтра быть в клубе имени Фрунзе.

Потом неожиданно позвонил Андрей.

— Арик, у тебя все нормально? — с ходу спросил он.

Аристарх поперхнулся, услышав этот вопрос. Что за дикость? Все ли у него нормально?! Хотя… С точки зрения логики развития событий последних дней — может быть, и нормально. Чем дальше, тем хуже. Так он и сказал Андрею, тоскливо усмехнувшись:

— Нормально, Андрей… Нормальнее некуда.

— Извини, Арик, — неуверенно сказал Андрей. — А с Ириной все в порядке? Она дома?

— Нет, она уехала, — резко сказал Аристарх. Думать об Ирке было больно, не надо, не надо этого! — Но с ней тоже все нормально.

— Ты знаешь, куда она уехала? — настойчиво интересовался Андрей. Ну просто сил не было слушать его!

— А ты знаешь, что твоя Наташа — директор магазина? — раздраженно спросил Аристарх.

— Она уже не моя, Арик, — вздохнул Андрей. — Она ушла к своему парню, о котором все это время думала, к Сергею.