Опасная любовь

Андрей ласково обнял ее трясущиеся плечи, провел ладонью по черным, распущенным волосам.

— Ты-то чего хнычешь? — с горькой усмешкой спросил он. — Мне бы надо плакать, а почему-то не могу. Не получается. А у тебя какая беда? Совсем еще юная, красавица, все у тебя впереди, Наташа. Все будет замечательно, я ничуть не сомневаюсь в этом.

— Такая я плохая… — рыдала Наташа. — Всем со мною плохо. Ну почему так получается, Андрюша? И ничего мне уже не хочется, и ничего не видится, ну почему, почему так? Скажи, ты же умный, ты все знаешь. Ну прямо руки опускаются, хоть ложись и помирай!

Андрей засмеялся.

— Что тут смешного, Андрюша? — обиженно спросила Наташа, судорожно обнимая его.

— Все тут смешное, малышка, — ласково сказал Андрей. — То, о чем ты говоришь, — просто Временные трудности. И не трудности даже, а так, шероховатости. Нужно всего ничего: потерпеть. Стиснуть зубы, когда очень уж невмоготу покажется, — именно, покажется, — и потерпеть. Сама не заметишь, как все наладится.

— Я только и делаю, что терплю, — сквозь слезы вымолвила Наташа. — Терплю, терплю — а что толку?

— Ну, в общем-то все мы только и делаем, что терпим и ждем, — рассудительно сказал Андрей. — Потому-то счастливые мгновения и не забываются, хотя они — всего лишь мгновения в долгой человеческой жизни. Относительно долгой. Ты понимаешь меня?

— Не очень, — призналась Наташа, размазывая слезы. — Ты вот, например, меня терпишь, но не очень долго. А до этого что терпел?

— Глупышка… — Андрей поцеловал ее волосы. — Тебя я люблю и наслаждаюсь твоим обществом, даже когда ты хмурая и озабоченная какими-то неведомыми или ведомыми мне проблемами. Это не терпение, а счастье. Знаешь, я все-таки иногда верю, что придет время, и ты полюбишь меня по-настоящему, тогда мне и сам черт не будет страшен. Ради этого стоит не принимать близко к сердцу твои капризы, хотя это порою не так просто. Но ты права, я тоже терплю, зубы стискиваю.

— Если не меня, то что же? — Наташа перестала всхлипывать, заглянула в глаза Андрею. — Или — кого?

— Да многое, — покачал головой Андрей. — Глупость, хамство, невежество. Посмотри, что на книжных лотках творится. Сплошные американские детективы. Правда, они у них неплохие, и фантастика тоже. А вот на бульварные романчики про любовь смотреть тошно. Я тут прочитал по заданию начальства пять таких книжонок и поразился. Они же все одинаковые. Сиамские близнецы, можно, не открывая книгу, пересказать убогое содержание. А еще наше начальство хочет продолжение этих кошмарных мексиканских телесериалов выпускать. Да хоть бы писали их люди, умеющие это делать! А то я прочитал одну рукопись, принес какой-то мальчик, да за такое сочинение в третьем классе двойку поставят! И никому нет дела до настоящей, серьезной литературы. Я о поэзии уж не вспоминаю, вечером говорил тебе о ней. Ну и как тут жить мне, писателю, пусть не знаменитому, но серьезному, о котором немало хороших слов критики говорили? А так — терпеть.

— Но если люди читают простенькие романчики про любовь, значит, им хочется этого? — спросила Наташа. — Ты же не сможешь запретить им читать такие книги?

— Разумеется, нет. Но это знаешь, о чем говорит? Об уровне культуры общества. Падает она, стремительно падает. И это нелегко осознавать, и это приходится терпеть.

— А ты не терпи, а возьми да и напиши свой роман про любовь, такой, чтобы не был похож на другие, — предложила Наташа. Она уже успокоилась, подолом ночнушки вытерла слезы, обнажив длинные, смуглые, стройные ноги.

Андрей замер, не в силах глаз оторвать от чарующего видения. Наташа с любопытством следила за ним и не спешила натягивать подол на коленки. Все же не одни лишь неприятности приносит она тем, кто рядом, но и радости тоже. И это приятно было осознавать.

— Вот про них и напиши, — сказала она.

— О них поэму нужно писать, а я не могу сейчас, такой разброд в душе, беспорядок… — как бы по инерции пробормотал Андрей. Потом взглянул на нее и вдруг преобразился, озорные искры заблестели в глазах. Куда подевался унылый писатель, рассуждающий о падении культуры в стране! — Ничего не нужно писать, Наташа, никуда не нужно убегать от реальности, когда она прекрасна! — воскликнул он. — Есть только одно средство выжить в нынешнем подлом мире!

— Какое? — спросила она.

— Прижаться губами к этой красоте и послать все к чертовой бабушке, — с улыбкой сказал Андрей. Приподнял ночнушку и коснулся горячими, дрожащими губами ее красивой ноги.

Наташа погладила его коротко стриженные волосы и смущенно улыбнулась.

— Пойдем спать, Андрюша?

— Пойдем! — Андрей подхватил ее на руки, крепко поцеловал и понес в комнату.

Наташа засмеялась, размахивая в воздухе ногами. А синяя грелка так и осталась лежать на кухонном столе.

7

Было уже за полночь, но никто из гостей, собравшихся в просторной квартире полковника Вадима Катунина, домой не собирался. Общее мнение было таковым: вечеринка только начинается, самое время немножко побесчинствовать, в смысле — пожить в свое удовольствие, не тяготясь рамками приличий. Благо, места для этого хватало: в одной комнате был накрыт роскошный стол, где теперь, когда, собственно, ужин закончился, стояли бутылки с напитками на любой вкус, блюда с закусками, вазы с фруктами и конфетами. Во второй в полумраке уединялись любители потанцевать, в третьей играли в преферанс, курили так, что дым стоял коромыслом, а в четвертой беседовали о жизни и политике. Впрочем, беседы о политике велись и за столом с едой, и за преферансом, и даже во время танцев.

Сергей Мезенцев, высокий шатен с каштановыми, слегка вьющимися волосами, играл в преферанс, потягивая через соломинку мартини со льдом из высокого фужера. Его жена Лариса, пухлая крашеная блондинка в черных, плотно облегающих пышные бедра легинсах, стояла сзади, положив руки на спинку стула. Ларисе, одной из немногих, не нравилось общее мнение, хотелось домой, но говорить об этом вслух она не решалась, понимая, что Сергей лишь разозлится, услышав ее просьбу. Да и Вадим Катунин, сероглазый тридцатипятилетний полковник, ее непосредственный начальник в фирме, продающей оружие, обидится, если она уйдет раньше других. И не просто обидится, ночь спать не будет, пытаясь понять, что бы это значило, ведь Лариса была дочерью генерала Козлова, руководителя фирмы и покровителя Катунина.

— Не идет масть, — Сергей бросил на стол карты. — Видно, сегодня не мой день.

— День уже давно ничей, — сказал Катунин. — Кончился он, Серега. Зато ночь — вся наша.

— Вот поэтому я решил пойти потанцевать, по-моему, это все же приятнее, чем карабкаться в гору, все выше и выше.

Лариса обняла его, надеясь, что танцевать он пойдет с нею.

— Надо бы пулю дописать, — недовольно сказал краснолицый майор Боря, фамилию его Сергей не запомнил.

— Жена заменит меня на боевом посту, — сказал Сергей. Он поднялся, отодвинул стул, посмотрел на Ларису. — Она умеет находить выход из сложных ситуаций, а у меня не всегда получается.

— Я совсем плохо играю, Сережа, — запротестовала Лариса.

— А ты, Сергей, между прочим, проигрываешь уже около двадцати баксов, — сказал Катунин. — Я бы не рисковал на твоем месте.

Сергей положил руки на плечи Ларисы, заставил ее сесть, подвинул стул к столу.

— Я и не рискую, — усмехнулся он. — Все равно долг будет жена платить. Баксы она зарабатывает, мне «деревянными» дают, и не так много, чтобы на них в преферанс играть. Ну, давай, Лариса, вперед. Мизер не объявляй, пасуй потихоньку, они сами себе курганы воздвигнут.

И, сунув руки в карманы джинсовой куртки, он покинул обитель азарта. В комнате для танцев был выключен свет. Открыв дверь, Сергей увидел Марину, стройную брюнетку, с которой несколько раз уже Танцевал этим вечером. Она сидела на диване, обхватив колени, прикрыв глаза и раскачиваясь в такт его любимой мелодии «Битлов» — «Yesterday». На музыкальном центре зеленые неоновые столбики, казалось, плясали вприсядку.