Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 92



Дракон, не мешкая ни секунды, склонился над покалеченным товарищем и попытался было с ходу разомкнуть челюсти капкана, но отчаянный крик боли, вырвавшийся из глотки Эзраэля, остановил его.

— Сними его! — умолял дракона Эзраэль, корчась от невыносимой боли, охватившей все его тело с ног до головы. — Скорее! Зевс милосердный, как же больно!

— Сейчас, дружище, сейчас, — дрожащим голосом ответил дракон, стараясь отыскать в зарослях кустарника какую-нибудь палку. Схватив первую же попавшуюся под лапу ветку липы, он вложил ее в дрожащую руку Эзраэля и назидательно сказал:-Зажми палку между зубами-будет очень больно. Кивни, как только будешь готов.

Эзраэль молча взял палку трясущимися руками и что есть силы зажал ее между зубами. Отдышавшись и собравшись с духом, наш герой вцепился в землю, закрыл глаза и кивнул. Дракон, схватив лапами две зубастые челюсти смертельной ловушки, начал что есть силы разжимать хватку смертоносного орудия браконьеров. Трудно представить, что Эзраэль в тот момент не потерял сознания от боли: сквозь отчаянный стон и биение своего сердца, наш герой чувствовал, как его мягкие ткани отлипают от ржавых зубцов беорнской ловушки, орошая еще не запекшейся кровью мягкую мохнатую подстилку зеленого ковра. В его ногу, казалось, вонзились тысячи стрел баллист и когтей драконов и виверн, разрывая мягкие ткани его изуродованной конечности. Но страдания Эзраэля были недолгими: челюсти капкана разомкнулись, и изуродованная и окровавленная конечность нашего героя была освобождена.

Рана на ноге тут же начала кровоточить-из разорванных до переломанной кости мышц за струились маленькие речки багряного телесного вина. Эзраэль застонал ещё больше. Тогда дракон сорвал с плеч своего друга крепкий эльфийский плащ и быстро обмотал его вокруг ноги, чуть выше раны, покрепче затянув узел. Немного погодя хлещущие потоки красной флегмы остановились-только крошечные шарики красного телесного топлива падали на покрасневший болотный мох. Однако на этом злоключения наших героев не закончились: оставалась опасность гангрены. Гангрена… Верная спутница смерти, которая скосила многих несчастных солдат во время битвы за Эльдорас. Времени, отпущенного богами, становилось все меньше и меньше, поэтому дракон, не мешкая ни секунды, поднял Эзраэля на лапы и, направившись в гущу леса, сказал:

— Потерпи… Он должен быть где-то здесь.

— Оставь меня здесь, у дерева, — слабо пробормотал Эзраэль. Счет шел на минуты: место раны покрылось жуткими черными нарывами, из которых вместе с темной субстанцией вытекали крошечные кусочки мышц. Дракон осознал, что дела идут хуже, чем он предполагал. Остановившись на мгновение, он кончиком когтя прикоснулся к субстанции и взял каплю этого вещества в рот. Сплюнув едкую жидкость, он с ужасом осознал-то, что было на концах зубцов капкана, было ни чем иным, как едкой желчью гидры, перемешанной с ядом черного струновика-жука, которого эльфы использовали для отравы своих стрел. Одной чашки этой смеси было достаточно, чтобы целиком убить население Эльдораса. Посмотрев на Эзраэля, который упорно продолжал уговаривать бросить его у дерева, дракон покачал головой и сказал:

— Ну уж нет, дружище. Мы вместе найдем Хранителя Добра. Одного я тебя тут не оставлю. Даже не надейся!

С этими словами, наш чешуйчатый герой, ломая ветки и раздвигая кусты, в этот раз с чрезвычайной осторожностью, чтобы самому не стать добычей подлого капкана. Время летело неумолимо, дракон, казалось, обошел все видимые тропинки, все дороги, не было ни одного дерева в лесу, на которое бы он ни наткнулся, но все его попытки найти источник заканчивались провалом: каждая дорога, крошечной она была или широкой, словно Эльдотур, заводила его в тупик, обрывая надежду нитку за ниткой. И вот, совсем выбившись из сил, дракон положил Эзраэля рядом с очередным дубом-великаном и, отчаянно вздохнув, сам уселся около него.



— Держись, Эзраэль! Прошу тебя, не умирай! — сказал дракон, глядя в глаза угасающего друга. — Не умирай. Еще немного потерпи.

Но его друг не вымолвил ни слова в ответ: все его мысли были где-то в самых отдаленных уголках его сознания, затемненные огромным валуном отчаяния и страха. Эзраэль был не в силах ни о чём думать. Его сознание полностью принадлежало быстрой реке случая, ведшей его по неумолимому потоку злого рока и фатализма. Перед его глазами проносились бесконечные раскидистые кроны изумрудных ясеней, чья пышная листва убаюкивающе шелестела над его бренной душой, словно зазывая его своим сладостным пением на вечный покой в безмолвное царство Аида. Дракон же, бросая взгляд то на Эзраэля, то вперед, сломя голову бежал сквозь непроходимые, бесконечные лесные дебри, духи-хранители которых, казалось, страстно желали запутать своих долгожданных жертв. Но внезапно, когда в душе нашего крылатого героя начали тихо дребезжать нотки отчаяния, его чуткому вниманию попалась ветхая, трухлявая хижина, заросшая зеленовато-белым мхом и окруженная вереницами лиственных узоров. Несмотря на свой заброшенный и исхудалый вид, это убогое пристанище подавало признаки жизни: из трубы легкими, почти невидимыми клубами шел прозрачный серый дым, который позволял сделать вывод, что в доме в тот момент кто-то находился. Дракон не хотел упускать единственный шанс на спасение своего друга, который предоставила ему привередливая госпожа-судьба. Приосанившись и немного подкинув Эзраэля на лапах, наш чешуйчатый герой посмотрел в угасающие глаза своего друга и с надеждой прошептал: «Потерпи еще немного. Сейчас тебе помогут». Не дождавшись полноценного ответа, дракон быстро понес своего товарища по направлению к единственной крупице надежды, затерянной в непроглядных чащобах отчаяния. В ней горел тусклый огонек света, просачивающийся сквозь крошечные, покрытые копотью окна, сквозь которые можно было разглядеть небольшую движущуюся тень, суетившуюся, словно мышь перед входом в свою крошечную норку, и переливавшую из миски в миску какие-то наспех-сваренные снадобья. Дракон, недолго думая, подошел к двери и громкими ударами лапы постучал в неё. На секунду наступила тишина. Немного погодя за трухлявой дубовой дверью, обитой ржавыми листами железа, послышались короткие, еле слышные шаги.

— Кто там? — раздался чей-то раздраженный голос, отдававший ни с чем не сравнимым тембром пожилого человека.

— Пустите нас пожалуйста, — ответил дракон. — Мой друг умирает. Ему срочно нужна помощь.

Наступила гробовая тишина. Немного погодя, дверь отворилась и перед испуганной мордой дракона показался маленького роста друид, по-видимому отшельник, в морщинистой руке которого лежала шершавая осиновая трость. Он был, по всей видимости, уже в преклонном возрасте: на его заросшем бородой лице виднелись густые волны старческих морщин, закрывавших его добрые коричневато-серые глаза. Одет этот отшельник был, прямо скажем, не по-дворянски: ободранный холщовый халат, затянутый ветхим кожаным поясом, скрывала потускневшая зеленовато-болотная роба, свисавшая почти до самых стоп низко рослого старца. На его поясе висели насколько пузырьков с многообразными цветными жидкостями, предназначавшимися, по всей видимости, для зельеварения. Посмотрев на трехметрового ледяного дракона с неким удивлением и одобрением, отшельник кивнул головой и строго приказал:

— Неси его в дом — я постараюсь что-нибудь сделать.

— Спасибо большое! — радостно ответил дракон и быстро, чуть не задев трухлявый деревянный карниз, вошел в тесную хижину алхимика. Старец, покачав головой и что-то прошептав себе под нос, последовал следом за драконом и закрыл дверь. Внутри этой тесной хибары все было уставлено банками, отварами, зельями и чучелами маленьких пушистых животных, предназначавшихся для проведения алхимических опытов. Где-то в дальнем углу, застланная толстым одеялом из мха, ютилась небольшая деревянная кровать, на которой отшельник коротал время в часы теплых лесных ночей. В другом углу, слева от кровати, находилось рабочее место отшельника-небольшой письменный столик, на котором в полнейшем беспорядке стояли пузырьки с разными снадобьями и лежали крошечные конечности лягушек. Над столиком висел поржавевший тоннельный фонарь, в котором, зацепившись за стенки стекла, мирно спал десяток крошечных светлячков. Несмотря на то, что эта обстановка казалось дракону отчужденной и немного странной, наш герой в то де время проникся ей: какое-то странное чувство уюта и умиротворения билось в его сердце, что-то манило его сюда, какая-то странная сила не отпускала его отсюда.