Игра (ЛП)

Я поднимаю ее руку, переворачиваю ладонью вверх и целую ее.

— С твоей мамой все будет в порядке. Ты приедешь, и с ней все будет хорошо. Она узнает, что ты рядом. Она справится с этим, хорошо? И мы. С нами тоже все будет хорошо. Лапочка, когда ей станет лучше, ты вернёшься в Шотландию.

Но как только я произношу эти слова, я вижу взгляд в ее глазах. Взгляд, который говорит, что она не знает. Взгляд, который говорит что она, возможно, все равно планировала уехать.

Печаль прорезает себе дорогу у меня в груди.

Она никогда не планировала остаться.

Мне приходится напрячь все силы, чтобы не рухнуть на пол прямо в аэропорту.

— Мне жаль, — говорит она.

Я пытаюсь улыбнуться. И проваливаюсь.

— Не надо.

— Я люблю тебя, ты же знаешь.

Мое зрение затуманивается.

— Я тоже тебя люблю. — Но голос надламывается и очевидно, что я полностью уничтожен.

Вероятно это последний раз, когда я вижу ее.

И теперь я знаю, что я тоже буду жалеть об этом моменте.

Что не заставил себя сесть на ее самолёт.

Что все испортил и лишил нас шанса.

Что позволил ей уйти.

Я не могу позволить ей уйти.

Со слезами на глазах я беру ее лицо и крепко целую губы, позволяя всей моей любви, заботе, боли раствориться в ней, словно она может взять всего меня с собой.

Я выпускаю мягкий всхлип напротив ее рта, руки начинают дрожать.

Это конец.

Мы оба ошеломлены.

Тяжело сопя, она отстраняется первая, тушь скаталась под глазами.

— Я должна идти, — шепчет она.

Затем разворачивается.

И уходит.

Исчезая за перегородкой зоны безопасности.

И я теряюсь в расстоянии между нами.

Глава 26

КАЙЛА

Стюардесса говорит мне пристегнуть ремень, но я едва ее слышу. Я едва могу двигать пальцами, настолько они холодные. Я чувствую себя куском льда, онемевшим до костей, но думаю, именно это сохраняет меня живой, удерживает меня от потери рассудка из-за беспокойства и боли. Так что я принимаю этот путь, медленное движение под водой. Я надеюсь, он окутает меня навечно.

Если я попытаюсь хотя бы подумать о чем-либо из этого, то меня разорвет на части, так что я пытаюсь как можно сильнее удержать все вместе. С одной стороны моя мама, она в коме, на пороге жизни и смерти, и ничего бы не произошло, если бы я была там. Случившееся полностью моя вина и мне некого винить кроме себя.

С другой стороны есть Лаклан, мужчина, которого я люблю, мужчина с демонами, с которыми я не в силах бороться, которые сопротивляются мне. И я оставила его. Оставила его в Шотландии и бросила наши отношения разрушенными без шанса все исправить. Я могу никогда не увидеть его снова и это тоже, даже при всех его недостатках, саморазрушении и ужасных пристрастиях, тоже ощущается словно смерть.

Отбрось все это, думаю я про себя. Вытащи своё чёрное сердце и отключись от всего.

Это позор. Но это единственный способ, с помощью которого я собираюсь справиться со всем этим, хотя уже знаю, существенную частичку себя я оставила в Шотландии.

Когда, в конце концов, мой самолёт приземляется в Сан-Франциско, я ходячая статуя. Единственное, что пробивается через это оцепенение, это вид моего брата Никко вместе со Стефани в зоне прибытия.

— О, милая, — нежно говорит Стефани, заметив меня, подбегая ко мне с распростертыми объятиями. Она крепко держит меня, шмыгая носом, и мне приходится приложить усилия, чтобы не сломаться и не погибнуть. Я должна оставаться сильной, потому что, если лишь ее вид заставляет меня заплакать, я не смогу справиться с тем, что мне предстоит в ближайшие дни.

— Мне так жаль, — шепчет она, отступая. Ее глаза опухли от слез. — Тошио позвонил мне и рассказал, что произошло, сказал, Никко собирается встретить тебя. Я должна была приехать с ним. — Лаклан не смог приехать?

Я качаю головой, не в силах ничего объяснить.

Она морщиться.

— Все нормально. Я здесь. Мы все здесь ради тебя. Никола, Брэм, Линден. Мы поможем тебе справиться с этим.

Я киваю, очень благодарная за это. Смотрю на Никко и посылаю ему нежную улыбку.

Никко второй старший брат, действительно умный инженер-программист с женой и малышом. Он всегда был тихим, спокойным и мудрым и я рада, что он приехал встретить меня. Никко всегда обеспечивает необходимый комфорт.

— Кайла, — говорит он, обнимая меня. — Я должен был быть там. Мы должны были сделать больше.

Я качаю головой.

— Нет. Я не должна была уезжать.

— Нет, — непреклонно говорит он, отводя голову назад. Пристально смотрит на меня. — Кайла, ты столько сделала для неё. Так много. Просто ее сыновья не были рядом, а должны были. Мы никогда не должны были позволять тебе брать на себя так много.

О Господи. Теперь у него в глазах слезы. Я не могу этого сделать.

Отворачиваюсь.

— Давай просто пойдём. Пожалуйста. Мне нужно увидеть ее.

Поездка в больницу ощущается нереальной. Она кажется ничем иным, кроме как плохим сном. Опять же, последние двадцать четыре часа один сплошной ночной кошмар, с Лакланом во главе всего это. Я зажмуриваю глаза, и перед глазами возникает образ Лаклана на коленях, изо всех сил держащегося за меня, пока он, рыдая, извиняется. Знаю, он имел в виду все, что говорил. Я это знаю. Но ущерб уже нанесён.

Мой прекрасный зверь. Не думаю, что когда-то увижу его снова.

От нахлынувшей боли я наклоняюсь вперёд, и Стефани тянется с заднего сиденья, протирая мою руку, говорит, что все будет хорошо. Она не знает и половины всего.

Оказавшись в больнице, мы поднимаемся наверх, и я сталкиваюсь с мучительными стонами, стерильными запахами, тяжестью в воздухе. Каждый шаг дальше по коридору кажется длинней, чем первый, и часть меня начинает паниковать, что, если к тому времени, как я доберусь до палаты, будет уже слишком поздно.

В конце концов, мы доходим до отделения интенсивной терапии и видим Пола и Брайана в небольшой комнате ожидания, разговаривающих с врачами. Я быстро обнимаю их, пока они говорят мне, что Тошио едет сюда, ему надо было куда-то подбросить Шона.

Доктор, высокая блондинка с серьезным лицом, продолжает говорить мне все, пока Стеф держит меня за руку.

У мамы обширный инсульт и в мозге образовался сгусток крови.

Когда Тошио пришёл в дом и увидел ее на кухне, не реагирующей на слова, он вызвал скорую.

Они сказали, повреждения указывают на то, что она достаточно долго пролежала на полу.

Я задумываюсь о том времени, когда звонила ей, чтобы рассказать свои новости.

И она не ответила.

Могло это быть в то же самое время? Могла ли я быть настолько эгоистичной в своём стремлении остаться с Лакланом, что звонила ей, чтобы рассказать это, пока она страдала от гребаного инсульта?

Отвращение к самой себе достигает иного уровня.

Затем врач говорит, что ее ввели в состояние искусственной комы в надежде снизить внутричерепное давление и избежать отека мозга. Это поможет избежать последствий и нежелательного некроза и у мозга есть шанс на выздоровление.

— И каковы шансы на выздоровление? — тихо спрашиваю я. Смотрю вокруг на лица своих братьев и поражаюсь, насколько угрюмыми они выглядят. Они уже знают. Конечно же, они уже в курсе. Шансы не велики.

Врач натянуто улыбается мне.

— Пока мы не можем сказать наверняка. Это зависит...если отек спадёт, тогда мы сможем попытаться вывести ее из комы и посмотреть сможет ли она очнуться, и на каком уровне находятся ее показатели.

— Сможет ли она очнуться? — недоверчиво спрашиваю я.

— Наша задача как можно скорее вывести ее из комы. Мы не хотим дольше необходимого держать ее в этом состоянии. Но все ещё существует риск. Мы никогда, даже если мы уменьшаем воздействие, не знаем, очнётся ли пациент. Но иногда это единственный шанс, который у нас есть. — Она сочувственно наклоняет голову. — Когда мы решаемся ввести пациента в кому, мы уже говорим о крайностях. У вашей мамы впереди трудное время, вам всем надо быть очень сильными.