Тот, который колебался

Он прошел примерно шесть-семь кварталов, может быть больше, когда по-настоящему начал чувствовать мороз. Первым делом прихватило ноги, и он понял, что если не зайдет в какое-нибудь помещение, то пальцы у него совсем отмерзнут. Он был не любитель выпить, а если и выпивал, то, как правило, пиво, одно или два. И бары он недолюбливал, но тут впереди замаячил бар, и он подумал, что если он сейчас не заскочит куда-нибудь, то пальцы начисто отмерзнут. Он не совсем был уверен, что отмерзнут, но ему так казалось, это точно.

Название бара он не запомнил, а ведь эти, подумал он, наверняка захотят знать его название и название улицы, где расположен бар.

Он, должно быть, прошел от своего дома шесть-семь кварталов, никуда не сворачивая, и шел все время по Двенадцатой улице в южном направлении. Но вот до какой авеню дошел - не знает. Помнит, что в витрине бара горела зеленая неоновая надпись. В общем, он вошел в бар и сел за столик возле батареи, потому что ноги здорово замерзли. А с Молли познакомился так... Хотя и не стремился к этому.

Да нет, не то.

Нет, это как-то невразумительно звучит, это будет трудное место в его рассказе.

У него в голове сохранилась ясная картина того, как все происходило, но он был уверен, что, пойди он в полицию и расскажи все это какому-нибудь детективу, получится недостоверно, он был уверен в этом. Сидеть напротив какого-то незнакомого человека и рассказывать ему, что не успел он посидеть там и пары минут, как к нему подошла женщина... Нет, недостоверно как-то, хотя он видит все это сейчас так же ясно, как все то, что окружает его в данный момент. Он видит, как она подходит к его столику, смотрит на него каким-то непонятным и несколько недовольным взглядом, вызывающе подбоченясь.

- В чем дело? - спросил он её.

- Вы, мистер, редкостный нахал, - произнесла она. - Вы сами-то это понимаете?

- А что такое?

- Видите на уголке стола записную книжечку? Как вы думаете, зачем она там лежит?

- Какую записную?.. О-о...

- Вот именно: о-о.

- Извините, я, когда садился, не заметил.

- Ладно. Но теперь-то видите?

- На столе не было ни стакана, ни чего другого, вот я и...

- Это потому, что я ничего не заказала еще. Я же должна была привести себя в порядок.

- А-а.

У неё были рыжие волосы, и эти волосы казались единственным, что привлекало к ней взгляд. Но он подозревал, что и те были крашеные. Ресницы она носила приклеенные, брови - подрисованные, а губы казались большей величины, чем на самом деле, благодаря тому, что помада выходила за пределы их естественных границ. На ней была белая шелковая блузка и черная юбка, груди казались высокими и так торчали, что производили то же впечатление искусственнности, как и ресницы, брови и губы. Волосы имели ярко-рыжий цвет, почти оранжевый. Только что покрасилась, подумал он тогда. И вообще она представляла собой не вполне удачное произведение природы. Даже ноги выглядели не слишком привлекательными. Он подумал тогда, что ноги уж никак не подправишь.

- Вы меня извините, - сказал он. - Я только выпью пива и пересяду на другое место.

- Благодарю вас, - отреагировала она. - Весьма признательна.

Она продолжала стоять над столиком, держа руки на боку и ожидая, когда он уберет свою бутылку и полстакана пива и пересядет за другой столик. Беда была в том, что, дабы поскорее согреть ноги, он снял под столом ботинки и прислонил ноги к батарее, и теперь, чтобы сдвинуться с места, ему надо было изловчиться и обуться. Он вытянул ноги и стал шарить ими под столом. Вот он нашел правый ботинок и надел его, а она всё продолжала стоять, уперев руки в бока, и наблюдать за ним. Он стал шарить в поисках второго ботинка и никак не мог наткнуться на него. Пришлось залезть под стол, опустившись на четвереньки. Она же по-прежнему стояла над ним, уперев руки в бедра, и наконец произнесла:

- О Господи, ладно! Я сама пересяду! Будьте любезны, подайте мою сумку.

- Извините, но я...

- Можете не извиняться, ради Бога, только подайте мою сумку!

- Я снял ботинки потому...

- Вы что, фермер или что-то в этом роде? Вы что, вообразили, будто сидите у себя дома? Надо же - ботинки снять в общественном месте! Да ещё в каком. Ну, вы действительно нахал, мистер, да ещё какой!

- Да всё потому, что ноги...

- Прекратите!

- Вот ваша сумочка.

- Благодарю вас. Спасибо за всю эту чертовщину, которую вы мне тут устроили, - сердито произнесла она и стремительно перешла к столику на противоположном конце зала.

Он оглядел её со спины, пока она шла через зал, и подумал, что у некоторых женщин вообще ничего симпатичного нет - ни мордашки, ни ног, ни груди, и даже сзади похожи на шофера грузовика.

И ещё он подумал о том, что ему вечно попадаются некрасивые, сколько он себя помнит.

Он вспомнил, что, когда учился во втором классе - ещё жив был его отец, - ему уже начали попадаться некрасивые девочки. Во втором классе это была Юнис Макгрегор - самый, возможно, некрасивый ребенок, когда-либо рождавшийся в Соединенных Штатах. К слову сказать, и мать у неё была далеко не первая красавица, это он как сейчас помнил. И надо же, Юнис влюбилась в него и всем разболтала об этом, а его предупредила, что расквасит ему нос девочка была крупная и сильная, - если Роджер откажется поцеловать её, когда бы это ей ни понадобилось. Господи, до чего ж она была страшная! Значит, это случилось во втором классе. Потом у Роджера умер отец. Ему показалось, что затем страхолюдины стали попадаться ему все чаще и чаще, и он не мог понять, что так привлекало их в нем. Его мать в молодые годы была красивая как картинка. Она и сейчас выглядела очень приятно. А всё дело - в строении лица, оно остается у интересной женщины на всю жизнь, никакой возраст не в силах изменить его. Расположение лицевых костей остается таким же и в пятьдесят лет, и в шестьдесят, и даже в семьдесят. Его же матери теперь сорок шесть, и эти неизменные основы строения лица у неё сохранились. Иногда мать сама посмеивалась над девушками, которые липли к нему. Как-то она ему сказала, что он нарочно собирает всех гадких утят, где он их только ищет. Он никак не мог понять, что она хотела этим сказать. Ей он ничего не сказал, он не любил прекословить матери, знал, что она по-прежнему относится к нему, как к сосунку. Но думать о её словах он продолжал, хотя так и не смог разобраться в их смысле.