Страница 6 из 22
И вдруг все рухнуло и очень быстро. Я отвечал за четырнадцать пленных, а американцы уже наступали. Перевозка их была невозможна. — Его кулак стукнул о кофейный столик. — Что я должен был делать? Освободить пленных, чтобы они занялись подрывной работой в нашем тылу? — Его голос звучал все громче, становился резким, он завопил. — У меня был приказ! Я был солдатом. Хьюго и я выпустили их, чтобы… перевезти недалеко от того места, где они были.
Его взгляд обвел комнату, остановился на окнах.
— В ту ночь шел дождь, — сказал он. — Так же, как сегодня вечером.
Какие образы проходили сейчас перед глазами этих трех существ? Я спрашивал себя об этом. Образ жалкой процессии пленных с лицами, обезображенными голодом, от которых ничего не осталось, кроме черепа, обтянутого кожей? Я представил себе Хьюго и Анри, стоящих у грузовика, покрытого брезентом, предназначенного для перевозки скота, в ожидании, чтобы пленники выстроились в линию в последний раз. А Фрида?
Звучит ли еще в ее ушах щелканье револьвера с регулярно повторяющимися интервалами? Слышит ли она еще последние стенания жертв? Нет, сейчас она пыталась уловить другие шумы, которые свидетельствовали бы о неотвратимой опасности. Где-то в ночи.
— Позже меня судили в Нюрнберге, — продолжал Анри глухим голосом. — Но ничего не доказали. Согласно смутным слухам, двоим детям из этой группы удалось якобы избежать… Меня держали в течение долгих месяцев в изоляции, в то время как искали воображаемых свидетелей. Это ничего не дало. Дошли до того, что втянули в это дело несчастную Фриду, обвиняя ее в том, что она, как вампир, обирала трупы. Это было ужасно! Ничего не было доказано, но я провел пять лет в тюрьме Ландсберга. Неделю спустя после того, как меня выпустили, мы бежали сюда. Если бы они нас нашли, и мы это знаем, настал бы час мести. В конце концов им удалось нас найти. Посмотрите! — Он порылся в кармане и вытащил из него конверт со штемпелем Мексики. Внутри конверта лежал листок отрывного календаря с сегодняшней датой. Грубый рисунок, почти детский, изображал три тела, жалких и странных, весящих на дереве, одно из них было одето в юбку. Внизу под рисунком слова, нацарапанные на немецком языке: «Сегодня вечером, Командир».
— Другие послания предшествовали этому, — сказал он. — Это началось шесть недель тому назад. Сначала пакет, в котором был золотой браслет, такой, как носит Фрида. Они обвили его резиновой змеей, эти дьяволы. На этот раз — записка со словами: «Скоро, Командир, но не так быстро».
Казалось, что Фрида задыхалась, настолько частым стало ее дыхание, частое, хриплое.
— А потом детский пистолет, — простонала она. — С красным пятном, как будто кровь. В другой раз — книга.
— Да, — сказал Анри. — Книга об Адольфе Эйхмане. Они написали на титульном листе: «В этом месяце вы к нему присоединитесь».
Я посмотрел на них: все трое находились в другом конце комнаты.
— Вы для этого позвали меня сюда сегодня вечером, — сказал я. — Вы думаете, что они не нападут, если будет кто-то чужой в доме?
— Я не знаю, Эрик, — ответил он. — Вам они ничего плохого не сделают. Вы — американец, и это принесло бы им неприятности. Они осторожны. Читайте историю Эйхмана!
На его лице появились морщины, глубокая складка перерезала лоб.
— Однако это не произойдет так, как в случае с Эйхманом. Они посылают эти предупреждения, чтобы мучить нас… Здесь что-то личное. Дьявольское!
Анри положил руку мне на плечо.
— Хьюго и я, мы способны себя защитить. У нас есть оружие и достаточное количество боеприпасов. Но Фрида, она должна достичь Мехико. Позаботьтесь о ней, вы дали клятву.
Я не решился посмотреть ему в глаза.
— Я это обещал, — сказал я, — и я сдержу обещание. Во всяком случае, она не виновата в том, что делали вы. И если сегодня вечером начнутся неприятности, я вас не брошу. Неважно, что я думаю о вашей истории… Я не позволю каким-то подлецам просто так стрелять в вас.
— Спасибо, Эрик.
Его голос был едва слышен. Фрида подошла ко мне. Поднявшись на цыпочки, она поцеловала меня в щеку.
Ветер хлестал дождем по ставням, и можно было услышать что-то похожее на рата-та-та где-то там, снаружи. Инга, затем Локи яростно залаяли. Рата-та. Целая серия кричащих, металлических звуков. Мы тотчас же выхватили револьверы из ящичка, который открыл Хьюго. Я проверил свой; он был заряжен, готовый к стрельбе.
«Фрида!» Это был приказ. Она подчинилась. «Свет».
Она заняла место около электрического щитка и сделала это проворно и точно, как это свойственно военным после долгой тренировки. Потом опустила два первых рычага, и дом погрузился в темноту. Ра-та-та! Казалось, что звук приближался.
— Оставайтесь около двери, — сказал я Анри. — Хьюго и я, мы выйдем через заднюю дверь и обойдем вокруг, осмотрим заросли.
«Да», — ответил Анри голосом, полным тревоги. В кромешной тьме Анри, вероятно, дрожал. Я выскользнул наружу через кухонную дверь, за мной — Хьюго, который протянул по ходу левую руку, чтобы погасить свет в заднем портале.
Собаки шумно выбежали нам навстречу, но Хьюго шепотом дал им команду, и они замолчали. Сильный порыв ветра бросал нам в лицо струи дождя, снова послышался металлический шум.
Плохо видя из-за дождя, с трудом пробираясь через заросли тростника и банановых пальм, мы осторожно продвигались вперед, стараясь не упасть, зацепившись за спрятавшиеся корни и ветки. В это время года в Сан-Ксавье сильный ветер, приносящий с собою дождь, поднимался в одно и то же время каждый вечер. По всей видимости, такая погода входила в планы преследователей. Учитывалась каждая случайность.
В пятидесяти метрах от дома мы нашли причину шума — самое примитивное устройство, приделанное к стволу дерева. Раскачиваемый ветром кусок дерева ударял по сковородке: простой мальчишеский трюк. Хьюго сорвал его, громко выругавшись.
— Это, чтобы привлечь нас в эту сторону, — сказал я. — Пол-оборота, быстро!
Возвращаясь к дому, мы продвигались с еще большей осторожностью, не представляя себе, что могло ожидать нас на обратном пути.
Мы уже почти достигли заднего портала, когда Хьюго внезапно остановился, казалось, что он услышал или уловил что-то. Я понял внезапно, что его встревожило. «Хьюго!» — закричал я, в, то время как он бросился на землю. Но слишком поздно. Выстрел раздался в ночи. Слуга не издал ни звука; он был мертв.
Согнувшись вдвое, я бегом пересек портал, толкая собак, которые яростно лаяли, охваченные из-за выстрела паникой и яростью одновременно. Какую-то долю секунды я безумно испугался, как бы Инга в неразберихе не набросилась на меня, но она меня пропустила.
Я открыл дверь кухни и вошел в дом, спотыкаясь в темноте.
— Анри! — закричал я — Они убили Хьюго! Он мертв!
— Где они сейчас? Сколько их?
— Они перед домом. Сколько их, не знаю: я не различил. Может быть, трое, может быть, четверо.
Благодаря лучам света, проникавшим через щели ставен, я увидел, что Фрида оставалась на своем посту около рычагов. Анри пытался разглядеть, что происходило снаружи, в его опущенной руке был револьвер. В мгновение ока я обрушил на него удар кулаком, оружие упало, и тем же резким движением я грубо оттолкнул Фриду. Свет залил комнату.
— Он только один, Командир, — сказал я. — И он не снаружи. Он здесь. Напрасно вы упустили тогда тех двух детей.
Ужас на их лицах! Я так долго мечтал увидеть его и исполнил свое желание. Это компенсировало полностью все долгие годы ожидания и лихорадку этих последних месяцев, когда, наконец, были найдены их следы. Я не двигался, наслаждаясь, да, наслаждаясь этой минутой, стараясь отпечатать в своей памяти каждую деталь, каждый нюанс выражения лица, каждый трусливый взгляд, умоляющий тщетно. Все это должно было запечатлеться во мне, чтобы я смог с точностью рассказать обо всем моей сестре, которая ждала меня в Мехико.
— Сегодня вечером идет дождь, Командир, — сказал я по-немецки. — Так же, как в ту ночь.
Я убил Фриду первой: я хотел, чтобы он видел ее конец. Я всадил пулю в голову Генриха в тот момент, когда он упал на пол, чтобы схватить револьвер. Теперь оставались мелочи, которые не заняли у меня много времени: вложить мой револьвер в руку Генриха, спрятать другие револьверы и убрать мой стакан с шерри. К тому же пройдет немало дней, прежде чем найдут эту троицу и займутся ею. К тому времени моя сестра и я уже будем в Нью-Йорке, вне опасности.