Страница 40 из 98
Вдруг Мяндаш вскочил на ноги и указал на одну, ничем не примечательную скалу.
— Смотрите! Смотрите! — воскликнул он. Скала, как и другие, была изукрашена древними рисунками. Но среди них лучи полуденного солнца ярче высветили один, более четкий и глубже врезанный, наверное, не камнем, а сталью: изображение круга с лучами, на котором были видны глаза, рот, нос, а вниз от него отходила полоса, изображавшая древко. Бор узнал это изображение — оно походило на виденное им на столбе Хоровода Сейдов.
— Это изображение священного знамени; значит, оно должно быть поблизости — иначе зачем тратить столько сил на рисунок? Однако где оно может быть спрятано?
Они смотрели и так, и эдак — однако скала казалась монолитной, без трещин. Наконец конунг додумался: он достал корону, и лишь только надел ее — как увидал в скале расщелину на высоте человеческого роста, в непосредственной близости от знака.
— Здесь щель в скале, скрытая при помощи волшебных чар. Корона позволяет увидеть ее! Ну-ка, Гунн, подсади меня! — Богатырь с трудом удержал на плечах своего рослого предводителя, который, ко всеобщему удивлению, прошел сквозь скалу и исчез в ней.
— Сильное, видать, колдовство, было поставлено в старину — вон сколько времени действует! — покачал головой Мяндаш. Гибкий, как кошка, Лоптюж на ощупь последовал за князем.
Перед входом в расщелину лежала нанесенная ветрами куча песка и пыли, но в глубине было чисто. Там они увидали сланцевую плиту, отколовшуюся в древности от стены, а затем прислоненную к ней под углом. Светлыми мелкими рунами были начертаны на ней строки. Князь медленно прочел их: «Здесь — надежда Аб Дор, знамя, врученное человеку богиней». Привалившись к плите, лежал древний скелет воина, рядом — полуистлевший меч.
— Он оставался один. Он один прошел и сделал это, — сказал конунг задумчиво. — Последний знаменосец старого времени. Легенды не донесут до нас его имени, ибо он — за пределами легенд.
Бор подошел к плите и, обхватив ее края, нежно, точно девушку, приподнял, чтобы кости воина не ударились оземь со всего размаху, а тихо сползли, найдя упокоение в древнем прахе, устилавшем пол. Под плитой, невредимое, лежало знамя богини. Это был светлый серебряный диск шириною в локоть, по ободу украшенный свисающими серебряными цепочками, вероятно, изображавшими лучи. Золотом на нем некогда вычеканили черты божества с огненными волосами. Полуторасаженное древко из потемневшего вечного кедра вставили во втулку знамени и прикрепили серебряными гвоздями.
— Вот оно, знамя Прии! — воскликнул Бор, торжествуя; он взялся руками за древко, и знамя вовсе не показалось ему тяжелым — словно сила прошедших поколений вошла в его мышцы. Вместе со своей находкой Бор и Лоптюж выбрались из расщелины — и скрывавшая ее завеса волшебства исчезла.
При движении чудесное знамя издавало легчайший звон, образуемый колыханием серебряных цепочек, ударяющихся о диск. Некоторое время все пятеро молча созерцали блистающий под солнцем талисман, над которым не властно оказалось время. Златокузнец, создавший его, был искусен. Или, возможно, рука создавшая его не принадлежала человеку (так, в глубине души, наверное, думал каждый из них)?
— Куда теперь? — спросил наконец Мяндаш, когда первый восторг слегка поутих.
— Что лежит там, дальше? Как нам незаметно выбраться в котловину Карнасьяур?
— Я не помню этого места, здесь развилка одного из боковых ущелий. Пойдем вперед, возможно, я вспомню.
Бор и его спутники вскоре достигли поворота.
— Постойте, осторожнее! Это… — воскликнул вдруг Мяндаш.
Но люди уже завернули за угол скалы и едва ли не кубарем скатились по крутому осыпающемуся откосу с высоты полудюжины саженей, прямиком в котловину Карнасьяур.
Поднявшись на ноги, Бор огляделся и тут же увидел, что их, похоже, уже ожидали. Навстречу спустившимся со скал людям, направлялись два десятка закованных в чешуйчатую броню черных всадников-бортедров с опущенными боевыми личинами.
— Станем клином! — сказал предводитель дингардцев товарищам, видя, что отступить по крутому склону нет никакой возможности и придется принять бой.
— Хорант! Хорант! — заревели, приблизившись, темные всадники боевой клич — имя своего предводителя, черной башней возвышавшегося среди остальных.
— Первый десяток — вперед! — рявкнул он, и десять всадников, развернувшись дугой, помчались на пятерых людей. Два копья, мечи и топоры были против десятка наставленных конных пик. И знамя — талисман.
Как видно, оно откликалось на чувства, рождавшиеся в душе того, кто держал его в руках во время битвы. Возможно, окажись оно в руках труса, все кончилось бы очень быстро и печально. Но теперь серебряный диск вдруг вспыхнул нестерпимо ярким светом, ослепив всадников и коней на несколько мгновений. Кони, не видя ничего, бросились врассыпную, расстроив атаку, — и бортедры не могли их удержать, роняли и ломали пики, и даже случайно сшибались друг с другом, падая наземь…
Только трое, мгновенно бросив копья, успели прикрыть руками глаза и сохранили возможность видеть. Теперь, выхватив свои острые тяжелые мечи, они ударами шпор принудили коней идти в нужном направлении, горя желанием скосить горстку противников. Но, еще не доскакав до маленького отряда дингардского конунга, первый из них, перелетев через убитого стрелой коня, тяжело рухнул наземь. Бор быстро передал знамя в руки Гунна и с обнаженным мечом ринулся вперед. Отбив страшные удары заостренного меча, он несколькими ловкими сильными взмахами лезвия свалил второго всадника с коня. Турн ловко ранил копьем скакуна третьего наездника. Резко осадив в сторону, тот не стал возвращаться. Все свершилось в несколько мгновений.
Хорант, у которого все это произошло на глазах, пришел в неописуемое бешенство: еще бы, ведь он знал могущество своего властелина!
— Арш! — взревел он, и плотным строем, загородив коням глаза шорами и наставив копья, вторая шеренга всадников помчалась вперед, и земля загудела. Казалось, ничто не сможет остановить эту махину! Но Волшебное знамя… Серебристый перезвон послышался в воздухе — зазвенели, должно быть, украшавшие диск ажурные цепочки. Копья с маху ударились о невидимую преграду в десятке шагов от приготовившихся на этот раз с честью умереть людей, и несущиеся во весь опор кони были остановлены мягкой, но властной дланью исполина. От встряски некоторые всадники повалились с седел, другие, растерявшись, все же усидели на осевших на задние бабки скакунах. В туче поднявшейся пыли раздался хриплый рев рога: это Хорант протрубил отбой. Всадники в беспорядке отступили и выстроились поодаль.
Хорант отделился от своего воинства, вновь сплотившего рассеянные ряды.
— На единоборство! — спешившись, заревел он и, обнажив меч, ринулся вперед. Когда расчет на численное превосходство конников не удался, он решил положиться на собственную исполинскую силу и прочность доспехов. Конунг вышел навстречу. На глазах у обеих сторон два богатыря столкнулись. Бор держал меч в одной руке, в другой щит. Его противник надвинулся с невиданным двуручным мечом ужасной длины. Одного роста были они, но Хорант казался из-за доспехов массивнее. И страшные, свистящие и чистые звоны мечей раздались над полем боя.
Хорант привык, что перед его силой склоняются все, но вскоре по черным доспехам заструилась красная кровь.
— Я убью тебя! — заревел распаленный болью исполин. Но тут соперник с такой силой нанес удар по его шлему, что княжеский меч зазубрился, а шлем раскололся. Оглушенный бортедр рухнул наземь.
— Сдавайся, или будешь убит! — рявкнул конунг, занося меч снова, но у его врага отнялся язык, и он был способен лишь еле заметно и неопределенно качнуть головой. Однако Бор вовремя заметил, что всадники собираются напасть на него с копьями. Он быстро отступил под защиту знамени-талисмана, оставив поверженного исполина его собственным подчиненным. Доселе у бортедров не было достойных противников на севере Поозерья, но вот теперь он появился, тот, кому приходилось от схватки к схватке оттачивать свое искусство бойца. И неудивительно, что они слегка растерялись и действовали недостаточно быстро.