Страница 7 из 12
Однажды, слушая внимательно Дэниз, глядя на ее живое лицо, время от времени вспыхивающее улыбкой, я неожиданно почувствовал в себе какое-то странное напряжение. Это напряжение возрастало. Что-то нужно было делать, вообще, что-то мне нужно было, а я никак не мог понять, что именно. Впервые после моего возрождения я ощутил такое. Было тревожно и как-то неуютно от того, что мне не удавалось понять причину.
-- Быстро же ты, малыш, взрослеешь,-- сказала Дэниз, заметив мою встревоженность. И я не понял: сказано это было в упрек или в одобрение.
Два раза заглядывал в медотсек сержант и все жаловался на свою судьбу, называя меня почему-то сынком. От него я узнал, что на острове была оставлена лишь взлетная полоса -- для заблудившихся самолетов,-- а все остальные постройки вместе со всем добром, что в них было, смешали сейчас с камнями. Еще сержант жаловался, что ему не разрешили взять на корабль пса, а у него рука не поднялась пристрелить его. "Сколько пес протянет на одних крабах-то?"-- горевал сержант.
-- Так и не вспомнил, как тебя зовут?-- спросил у меня как-то майор. Я ему сказал, что уже устал отвечать на такие вопросы.-- Тогда слушай и запоминай,-- сказал он.-- Тебя зовут Пит Уоттер. Родился ты в шестьдесят пятом в провинциальном городишке Глендайв штата Монтана. Учился в Сиэтле, там же завербовался в армию. Последнее место твоей службы -- штат Даллас, лейтенант-оператор Центра контроля. Исчез при невыясненных обстоятельствах с боевого дежурства. Спустя три года семь месяцев найден в расположении базы "Печальная вдова" в бессознательном состоянии. Запомнил?..
-- Конечно,-- сказал я.-- Только вот зачем? Я не Пит Уоттер.
-- Меня эти твои задвиги не касаются. По фотографиям и отпечаткам пальцев и по твоим же воспоминаниям твоя личность идентифицирована. Отвечай, где ты был три с половиной года?! Каким образом исчез из шахты Центра, как перенесся за две тысячи миль от места службы?! Отвечай быстро!
Мне совершенно одинаково было -- отвечать быстро или медленно: я пожал плечами...
Неделю я пробыл на судне. Потом меня посадили в вертолет -- я даже не успел ни с кем попрощаться -- и переправили на авианосец. Час полета на перехватчике. Аэродром. Закрытая машина. Долгая дорога. Большое, казенного типа здание, окруженное добротным забором и лесом с трех сторон. Палата-камера -- светлая, чистая, просторная, с решетками на окнах. Душ с дороги. Сытный обед. Небольшой отдых... И потянулись вереницы людей в военной форме, в белых халатах. И снова допросы, перемежающиеся с медосмотрами: психодиагностика, тесты, очные ставки...
Тогда я и услышал, что во мне больше от робота, чем от человека. Впрочем, я такого успел наслушаться о себе, что ничему уже не удивлялся.
Военные меня обвиняли в государственной измене в пользу враждебных государств. Часто спрашивали, не был ли я похищен иноцивилизацией; искали во мне чужеродную программу. Какая-то девица долго разглядывала меня сумасшедшими глазами: оказывается, она могла распознавать инопланетян. Она угомонилась только после того, как я назвал ее дурой, скрепив это красочными эпитетами из лексикона сержанта. Детекторы лжи при мне не работали...
Гораздо занятнее и познавательнее мне было выслушивать людей в белых халатах. Старые, моложавые и молодые, полные, нормальные и тощие -- эти люди с одинаково постным выражением на лоснящихся здоровьем и чахоточных, бритых и бородатых, в очках и без них, лицах занудно выясняли при мне свои отношения. На удивление единодушны они были только в одном: что моя память до момента X -- все называли время с моего исчезновения из Центра контроля и до появления в расположении базы "Печальная вдова" моментом X -- утеряна полностью, а после момента X стала с необычайно высоким уровнем развития. Будто амнезия, очистившая мозг от прошлых событий, дала ему новое уникальное качество -- гипермнезию: способность запоминать с фотографической точностью -- эйдетической -- все увиденное, услышанное, прочувствованное. Людей в белых халатах удивляло, что патология привела меня к такому чудесному приобретению. Но вот разнотолки возникали, едва только речь заходила о моих видениях: ведь я, обладатель эйдетической памяти, воспроизводил в деталях то, чего на самом деле не было. По такому поводу я наслушался следующих слов: криптомнезия, конфабуляция, псевдоремисценция. Этими терминами означалось, что я, во-первых, воспринимаю чужие мысли, прочитаные или услышанные, как собственные, во-вторых, провалы в моей памяти замещаются вымыслами, которые я будто бы воспринимаю за достоверный материал, и, в-третьих, память моя может обманываться, смещая события во времени, и тогда я могу принимать выдуманное событие за уже свершенное и имевшее место в прошлом. Какой-то толстощекий рыжебородый доктор с маленькими и глубоко сидящими, словно бы потайными, глазками сказал, что у меня синдром Мюнхаузена, а возможно, даже и Агасфена -- психопатии в виде склонности к псевдологической фантазии. Другой врач желчно возразил, что у больного отсутствует страсть к лечению, которая является исходной для этих синдромов, и добавил в свою очередь, что у меня, вероятнее всего, разновидность синдрома "Алисы в стране чудес": будто бы именно при этом синдроме у больного происходит раздвоение личности, деперсонализация, и у него возникают иллюзии и псевдогаллюцинации, он извращенно воспринимает пространство и время.
Люди в военной форме чаще всего называли меня дезертиром и симулянтом, а врачи -- больным, и только майор Кравски сказал: "А разве того, о чем рассказывает Пит, не могло быть?.."
Кравски я узнал сразу, едва увидев его в приоткрывшейся двери в мою палату-камеру. Меня не сбила с толку гражданская одежда, что была на нем -серый с редкими блестками костюм, обычная рубашка с расстегнутым воротом, на ногах -- не армейские, но такие же грубоватые туфли на толстой платформе,-я хорошо помнил его лицо: широкое, смуглое, маловыразительное; разве что взгляд его слегка раскосых глаз, придававших лицу выражение усталости и какой-то грусти, запоминался отчетливее, был своеобразной меткой памяти. Я без труда вспомнил эти глаза, и уже по ним определил входящего ко мне Кравски.