Страница 9 из 12
Выстрел оглушил собравшихся в комнате, окутал пороховым дымом. Уполномоченный особого отдела Полевой быстро обошел стол, на ходу возвращая наган в кобуру, приподнял навалившегося грудью на столешницу расстрелянного им комбата, вытащил карту, на которую уже начала натекать кровь.
– Командование батальоном как старший по званию я беру на себя, – сказал Полевой, бросив карту на другой край стола. – Заместителем назначаю старшего лейтенанта Иловану. Товарищ Якуба, распорядитесь, чтобы капитана перенесли… Хотя, может, и не должен он лежать рядом с теми, кто не дрогнул, не испугался врага, а до последней капли исполнял свой долг бойца и советского человека. Но особую могилу ему рыть много чести, а бросать, как собаку, в снег – это все-таки не по-человечески…
Капитан услышал, как заговорила пушка, когда полз под брюхом грузовика к заднему борту. Танковая! Значит, уцелел один. Это здорово. Но он мог уцелеть, только если добрался до того берега. Значит, бьет оттуда. Минометы, минометы надо накрывать, должны сообразить.
За задними колесами лежали и вели винтовочный огонь выпрыгнувшие из кузова люди. И продолжали спрыгивать. Шепелев увидел среди них Тимофея и Омари. Капитан выскочил из-под грузовика, уцепился за задний борт, подтянулся и нырнул под брезентовый полог. Он сразу наткнулся на сержанта Когана. Лева рвал зубами упаковку бинта, стоя на коленях перед стонущим человеком. Раненый, уже снявший даже гимнастерку, пытался сам стянуть свитер, рукав которого пропитался кровью.
– Ящики с консервами! – закричал капитан тем, кто находился в кузове. – Выбрасывайте вниз, ставьте по обе стороны и ложитесь за них!
Капитан знал, что в грузовике не было ящиков с оружием, там были продукты.
– Товарищ! – Шепелев ухватил за рукав шинели заместителя политрука. – В какой машине огнемет?
Об огнемете, что везли на позиции, капитан слышал от погибшего комиссара. Тот с юношеским восхищением говорил об огнеметных танках, самом страшном оружии для вражеских дотов, с их помощью мы должны сломить противника.[10]
Только вот жаль их мало, еще бы надо. И сказал, что везет колонна один фугасный огнемет на подмогу нашей армии. Но недостаточно этого, ох, недостаточно, просто мало. Больше нужно, нужно собрать по всей стране, мобилизовать промышленность на их выпуск. Капитан вполуха слушал его восторги и пожелания, думал о своем, а нет, чтобы спросить, в каком грузовике едет огнемет.
– Не знаю, – замотал головой замполитрука. – Не знаю.
Политработник плохо слушающимися руками прилаживал к «Маузеру» деревянную кобуру-приклад.
– Я знаю! – крикнул раненый, которому сержант Коган помогал стягивать свитер, и застонал, закатив глаза от боли. Но справился и договорил: – В Анохинский грузили… Второй после топливных машин…
Пулеметная очередь прошла по кузову, доски вздрагивали и трещали, в брезенте добавились новые отверстия. Капитана сбил с ног повалившийся на него замполитрука, так и не сумевший прикрепить к «Маузеру» приклад. Выбравшись из-под упавшего, Шепелев наклонился над ним и увидел, что помочь ничем нельзя. Из простреленного виска замполитрука толчками выплескивалась кровь и расползалась по грязной наледи досок черной лужицей, над которой поднимался пар. «Если смерти, то мгновенной…» Это правда. Сейчас так лучше. Даже, если все быстро закончится, спасти все равно удастся только легкораненых. А как скажите сделать так, чтобы закончилось быстро?
Капитан быстро расстегнул ремень и полушубок, бросил его на лавку, идущую вдоль борта кузова, остался в стеганой ватной фуфайке. Ремень, кобуру и в ней ТТ он с собой брать не собирался. Пистолетом сейчас много не навоюешь. Потом он распустил на шапке уши и связал их внизу. Мина ударила где-то перед кабиной грузовика, встряхнув машину ударной волной. Ее осколки приняла на себя кабина, лишь некоторые долетели до кузова, разорвав брезент наверху. Артиллерийские снаряды рвались далеко в лесу. Значит, танк нащупывает минометы. Правильно.
Капитан помог скинуть вниз один из дощатых ящиков с консервами и спрыгнул следом. Какое никакое, а можно из них соорудить полевое укрытие, затолкав под грузовик. Сверху закрывает машина, спереди ящик, сзади поставить такой же. Продукты, конечно, попортятся…
Шепелев пробежал расстояние между машинами со спринтерской скоростью и прыгнул под кабину. Передохнул за колесами пару-тройку секунд и пополз, огибая бойцов, ведущих стрельбу из-под грузовика, огибая трупы. Кругом разрывалось, трещало, стучало, свистело и просвистывало, хлопало, лязгало, падало, вскрикивало, вопило и материлось. Через эту симфонию капитан полз, бежал и снова полз. Ему требовалось преодолеть больше половины длины колонны. Если раньше не подстрелят…
Кабины были изрешечены пулями, водители убиты. Засевшие в лесу стрелки никого не подпускали к тракторам, сразу переводя огонь на тех, кто пытался все-таки добраться до них и попробовать отвести машины до безопасного участка. Пули щелкали и по бронелистам двух волокуш, прицепленных к одному из тракторов. Оружие добровольцам должны были выдать в прифронтовой зоне. Только старшина оказался при винтовке, единственный на две волокуши с бойцами. Когда колонну атаковали, он вытащил ее из плащ-палаток, наваленных на днище саней.
– Расступись, – старшина протиснулся к борту, передернул винтовочный затвор. Когда затрещала длинная пулеметная очередь, старшина приподнялся над бортом, повел стволом, выстрелил и мгновенно нырнул обратно под защиту брони.
– Попал? – спросил Жох.
– Дайте мне, старшина, – вдруг пополз по плащ-палаткам и через ноги тот, кто во время стоянки, бегал вокруг саней. – Я – ворошиловский стрелок. Я занимался. Из ста выбивал девяносто восемь. С двухсот шагов, а тут меньше. Дайте!
Доброволец ухватился за цевье винтовки.
– Держи, – уступил старшина, – только прячься сразу, как пальнешь. Понял?
– Ага, – парень сбросил рукавицы, снял «буденовку» и взял оружие. Под прикрытием бортов приложил приклад к плечу, задрал ствол вверх и посмотрел на небо сквозь прицел. Затем опустил винтовку на колени и принялся вслушиваться в трескотню выстрелов, поворачивая голову. Потом вновь приставил приклад к плечу, положил палец на спусковой крючок, держа ствол опущенным к днищу. И вдруг поднялся в санях в полный рост.
– Ложись! – заорал старшина, встал на колени, протянул руку к поясному ремню стрелка, чтобы втащить его обратно.
Но ворошиловец выстрелил раньше. Раньше, чем старшина успел схватить за ремень. И раньше, чем пулеметная очередь прошла над бортом и одна из пулеметных пуль угодила стрелку в горло. Он упал на руки Жоху. Парень изогнулся и застонал.
– Ты слышишь меня? – закричал ему в ухо Леонид. – Ты попал, понял?! Замочил гада, попал!
Парень умер, Жоху показалось, что перед последними судорогами тот улыбнулся. А пулемет, действительно, замолчал. Он заговорил чуть позже, кто-то другой из тех, кто ползал по лесу, добрался до него и продолжил стрельбу. Это случилось тогда, когда начался минометный обстрел. А до этого в бронесанях Жох заставил всех слушать себя:
– Да что тут просто так сидеть в консервной банке! Как скотине! Вникай сюда! Не вагон же пуль у этих фраеров с собой…
Когда капитан нырнул под первую из пяти автоцистерн, ни одна из них не горела. Везет, что еще скажешь. Шепелев полз под машиной, под которой не было прячущихся бойцов и сильно воняло бензином, полз со всей возможной быстротой. Минометы, по крайней мере, с одной стороны леса целенаправленно подбирались к топливным емкостям. Мины ложились близко, осколки звякали по толстым, круглобоким топливным резервуарам. Вопрос времени. Приходилось лишь удивляться, как цистерны еще не взлетели на воздух. Вот, увидел капитан, на землю из простреленного или пробитого банка течет светлая бензиновая струйка. Еще проползти под двумя машинами. Пули уже не так беспокоили как эти струйки от дремлющих над его головой тысяч литров горючей жидкости, способных сжечь телесную оболочку в звании капитана за какие-то смешные по сравнению с прожитыми им тридцатью тремя годами мгновения.
10
Танки ОТ-26, принимали активное участие в Финской войне.