Корсары Мейна

В отличие от сутенеров и других содержателей таверн, мсье Жиго относился к падшим девицам с сочувствием и не обдирал их как липку. Они находились под его покровительством, и всем это было хорошо известно, в том числе и буйному преступному племени, обитающему во Дворах чудес. Поэтому в таверну «Шлем сарацина», несмотря на ее внешнюю непрезентабельность, девушки приходили самые лучшие – а других хитрый Папаша Тухлятина и не принимал, – потому что знали, что любой, кто поднимет на них руку или не заплатит за услуги, рискует получить знатную трепку, а то и остаться без мужского достоинства, – мсье Жиго не мог позволить кому-то лишать его законного заработка.

– Пошла прочь! – грубо ответил Готье.

– Э-э, не так резво, петушок! – разозлилась девушка. – А то как бы тебе перышки не пощипали.

– Вы извините нас, мадемуазель, – сдержанно сказал де Граммон, которого несколько покоробил ответ приятеля; сам он с женщинами всегда был любезен, – но мы не нуждаемся в ваших услугах.

– Хо-хо! – Жюстин вызывающе подбоченилась. – Дворянчикам не нравится черная кость! Мы для них слишком грязны и невоспитанны! Люди, вы все слышали?

Ее голос перекрыл шум таверны.

– Жюстин, милашка, тебя кто-то обидел?

За столом, где сидели воры и грабители из Двора чудес, зашевелились. Мазурики изрядно выпили и жаждали приключений, поэтому слова девушки были подобны хмелю, попавшему в бродильный чан.

– Да! Мсье, эти негодяи меня оскорбили!

Жюстин, похоже, завелась не на шутку. Она сама вызвала бурю, сама подняла все паруса и теперь неслась прямо на рифы, бросив штурвал.

– Вздуть их как следует! – крикнул кто-то.

– А ты попробуй! – взъярился заводной Готье.

Молодые дворяне схватились за шпаги, потому что к ним с кровожадными намерениями бросились защитники Жюстин. На Мишеля наступал здоровенный детина, вооруженный французским дюссаком – грубым оружием крестьян, рукоять и эфес которого были выкованы из одного куска металла. Другие мазурики держали в руках не только привычные ножи. Один поигрывал кистенем – короткой дубинкой, к которой цепью крепилась гиря с металлическими шипами, второй размахивал длинной двузубой вилкой – весьма опасным оружием в подобных обстоятельствах, а третий, с хитрой лисьей физиономией, достал спрятанный под одеждами мизерикорд – кинжал с трехгранным сечением, раны от которого очень долго заживали.

Здесь нужно объясниться. Прежде, до того как по улицам Парижа загуляла Фронда, серьезное оружие носили только дворяне и люди на королевской службе. Остальным для выяснения отношений вполне хватало ножей, палок и пращ. Но когда столица Франции забурлила, всякий парижанин, независимо от принадлежности к тому или иному сословию, счел крайней необходимостью вооружиться как можно обстоятельней. Поэтому никто не удивлялся, когда в таверны притаскивали едва не орудия; а уж про кистени и дюссаки и говорить нечего.

Что касается стражей порядка, то они старались не замечать, что плащи парижан стали гораздо шире и под ними прятался целый арсенал. Все делали вид, что ничего противозаконного не происходит, а когда начиналась кровопролитная стычка, полицейские предпочитали ретироваться в соседний квартал, где царили тишь, гладь и божья благодать.

Схватка завязалась нешуточная. Мазурики наседали, а юные дворяне храбро отмахивались. Папаша Тухлятина невозмутимо восседал за стойкой, держа наготове два заряженных пистолета. Он ждал, пока клиенты нарезвятся вволю. А иначе нельзя. Он, конечно, мог пресекать такие вещи в зародыше, но зачем? Отдых должен быть полноценным, а разве истинный парижанин может считать его таковым без доброй драки? И потом, после подобных сражений остается много поломанной мебели и разбитых бутылок, за что драчуны платят втридорога.

Мишель де Граммон сносно владел шпагой. Отец приучал его к оружию с малых лет, едва Мишу крепко встал на ноги, а поскольку бравый офицер-гвардеец был одним из лучших фехтовальщиков в своем полку, то сын перенял от него много оригинальных ухваток. И после смерти отца юный Мишель не расставался со своим клинком; он даже на ночь укладывал его рядом с постелью. Ежедневно он подолгу упражнялся, часами отрабатывая различные фехтовальные приемы. Каждый дворянин должен был хорошо владеть холодным и огнестрельным оружием, потому как смута во Франции, то затихая, то разгораясь, словно пожар в летнем лесу, длилась многие годы, и часто жизнь человека зависела от одного-единственного удара шпагой.

Но уметь обращаться с холодным оружием и пускать его в ход по любому поводу – это не одно и то же. Мишель де Граммон никогда не отказывался подраться с кем-нибудь на дуэли. В основном это были такие же молодые, задиристые петушки из дворян, как и он сам. Но если другие юнцы не спешили без особой нужды хвататься за шпагу, то Мишель поступал с точностью до наоборот – он искал стычек, нахально провоцируя противников. На улице Могильщиков, где он жил, и в районах, к ней близких, Мишель де Граммон, несмотря на юные годы, уже считался бретёром.

Противник Мишелю попался из бывалых. Похоже, ему пришлось немного повоевать, и он был слишком высокого мнения о своей персоне: что такое какой-то юнец против закаленного вояки? Но дылда с дюссаком сильно ошибался. Мишель де Граммон был гибким, как лоза, и быстрым, словно ласка. Вскоре здоровяк понял, что был не прав и несколько переоценил свои возможности, но поздно – шпага юнца ударила его как молния, и бандит свалился на изрядно затоптанный и заплеванный пол.

И тут в таверне громыхнуло. Это Папаша Тухлятина, обеспокоенный схваткой, которая рисковала перейти в побоище, решил положить конец опасным игрищам и выстрелил в потолок.

– Всем стоять! – взревел хозяин таверны. – Успокойтесь, господа! Шпаги в ножны, мсье! Тибулен, это и тебя касается! – рявкнул он на мазурика, который решил воспользоваться моментом и намеревался атаковать Жюля. – Иначе получишь свинцовую примочку в лоб! Ты меня знаешь, я не шучу.

– Он убил Антуана, – угрюмо сказал Тибулен, указывая на Мишеля. – Антуан не только сводный брат Великого Кэзра, но еще и кагу. Мсье Жиго, тебе известны наши правила…

В таверне воцарилась напряженная тишина. Кто же не знает Великого Кэзра – короля нищих и воров Франции? Его резиденция находилась в самом знаменитом Дворе чудес, между улицами Кэр и Реомюр, рядом с кладбищем Невинных. Его заместители, так называемые кагу, собирали дань с нищих и воров каждой провинции Франции и каждого района Парижа. Кагу принимали в кланы новичков, давали им новые имена и следили за порядком на вверенных им территориях. Среди кагу было много бывших студиозов и отставных офицеров. Видимо, Антуан как раз и был из отставников.

– Что ж, это меняет дело, – немного поразмыслив, сказал Папаша Тухлятина. – Они ваши. Я умываю руки.

После этих слов Мишель и его друзья мигом оказались в сверкающем кольце палашей, ножей и тесаков. Их окружили почти все посетители таверны. Некоторые держали в руках и пистолеты.

– Суд! – толпа произнесла это слово на едином дыхании. – На суд к Великому Кэзру!

– Господа! – обратился мсье Жиго к юным дворянам. – Великий Кэзр мудр, он рассудит по справедливости. Не нужно сопротивляться, иначе вы все умрете. А мне потом убирай…

Мишель де Граммон и его друзья затравленно огляделись по сторонам и вынуждены были признать, что все пути к бегству перекрыты.

– Ладно, ваша взяла… – мрачно сказал Мишель. – Но шпаги мы не отдадим!

– Это от вас и не требуется, – сказал Тибулен; похоже, в шайке, которая гуляла в таверне Папаши Тухлятины, он был за главного. – Только дайте слово, что не попытаетесь сбежать.

– Слово! – твердо сказал Мишель.

– Слово! – не без некоторого колебания повторили и остальные юные дворяне.

Они ни в коей мере не трусили, хотя перспектива встречи с Великим Кэзром все же вызывала трепет. Юнцы из обедневших дворянских семей, дети парижских улиц, они часто попадали в разные переделки, нередко смертельно опасные, поэтому за свою жизнь у них особого страха не было. В крайнем случае им придется умереть, но с оружием в руках, что считалось честью. Сорвиголовы безропотно последовали в окружении шайки бандитов и воров по направлению улицы Сен-Дени, откуда до Двора чудес рукой подать, а Папаша Тухлятина вызвал за свой счет гробовщика, чтобы предать тело кагу Антуана земле.