Страница 17 из 26
- Опять литературщина, - явственно прошептал Лев Васильевич, но Кирилл Васильевич сделал вид, что не заметил этого замечания, и продолжал всё более воодушевляясь:
- У нас в России не так, - у нас существовала лишь видимость разделения власти, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что её ветви - это три головы чудовищного дракона, безжалостного и жадного. Разве судебная власть у нас заботилась о соблюдении законов? Ничуть! Мало того, что сами эти законы были несовершенны, но и они не соблюдались. Судебная власть была полностью покорна верховной исполнительной власти и в точности следовала её указаниям. Много ли вы вспомните случаев, когда судья осмелился перечить тому, что от него требовали "сверху"? Таких случаев единицы, и в каждом из них судья становился героем, известным все стране.
Но может быть, законодательная власть лучше? Нисколько! Пережив бурный период романтической молодости, Государственная Дума совершенно покорилась всё той же верховной власти, - и если в думских стенах звучали иногда вызовы ей, то они носили совершенно безобидный характер. В серьёзных вопросах Дума всегда и во всём поддерживала чудовищного дракона, а рыцари, желающие сразиться с ним, давно были изгнаны из сего, с позволения сказать, народного собрания. Прибавьте к этому убогую свободу слова и печати, столь поздно у нас появившуюся и существовавшую больше на бумаге, чем в действительности, и вы, полагаю, согласитесь, что наша власть не подвергалась никакому врачебному контролю, и в результате болезнь её была страшно запущена.
О, да, это началось не сегодня, но тем важнее проследить историю болезни! Взглянем на поведение высших представителей власти за последние полвека...
- Ого! Не сильно ли вы замахнулись? - прищурился Лев Васильевич. - Не трогайте святое.
- Святое? Отлично! Посмотрим, какое это святое, - взвился Кирилл Васильевич. - Я пройдусь исключительно по Романовым, ближайшим родственникам последних наших государей. Начнём с Николая Николаевича Старшего, брата Александра Второго. Оба они много лет изменяли своим жёнам: Александр с княжной Долгоруковой, чей сын был первым мужем вашей супруги, - Кирилл Васильевич взглянул на Льва Васильевича. "Далась им моя жена", - проворчал тот. - А Николай Николаевич - с прелестной танцовщицей Катенькой Числовой, - продолжал Кирилл Васильевич. - В конце концов, он решил развестись с супругой и, что самое забавное, обвинил в измене именно её - якобы она наставила ему рога с настоятелем дворцовой церкви Василием Лебедевым. Основываясь на этом, Николай Николаевич выгнал жену и отнял у неё драгоценности, в том числе собственные подарки, - всё это тут же было вручено несравненной Катеньке, которая с триумфом заняла место отставленной супруги. Но Николай Николаевич вскоре сделался так сладострастен, что одной любовницы ему стало мало и он создал себе целый гарем из "милашек" кордебалета. Окончательно свихнувшись на этой почве, он однажды решил на спектакле, что вся женская часть труппы готова отдаться ему прямо на сцене, и принялся раздеваться, чтобы ответить на их призыв. Старика с трудом удалось привести в чувство.
- Фу, какие мерзости! - сморщилась Феодора Павловна. - Неужели ты станешь пересказывать сплетни?
- Нет, позвольте, - желчно проговорил Кирилл Васильевич, - это не сплетни, это факты, - я привожу их, чтобы не быть голословным перед Львом Васильевичем.
- Если вам охота копаться в грязном белье, извольте, - пожал плечами Лев Васильевич. - Certaines perso
- Так я продолжу об этих les Иtrangers pantalon, - нервно хохотнул Кирилл Васильевич. - Николай Константинович, племянник государя Александра и Николая Николаевича Старшего, был русским Казановой и отличался невероятным женолюбием - он не брезговал никем: спеша на интимной свидание с какой-нибудь светской львицей, мог заехать "на минуточку" в бордель к проституткам или к знакомой портнихе, дарящей его ласками. Как-то он похвастался, что за одну ночь в его постели побывало двенадцать девиц; это он сказал: "Купить можно любую женщину, разница лишь в том, заплатить ей пять рублей или пять тысяч". Впрочем, его отец тоже был мастер по этой части и уже в зрелые годы вступил в нежные отношения с хорошенькой балериной Анной Кузнецовой, ради которой бросил семью.
Константин Константинович, младший брат Николая Константиновича, был известен своими неуклюжими стихами, которые он публиковал под псевдонимом "К.Р.", но более того мужеложством. Его личный банщик Сыроежкин долго был его любовником, а когда в силу каких-либо причин не мог оказать ему удовольствие, приводил своего брата Кондратия, весьма смазливого юношу.
- Я сейчас уйду, - сказала Феодора Павловна. - Наталья, не слушай его, мы сейчас вместе с тобой уйдём.
- Но что заглядывать в прошлый век, обратимся к веку нынешнему, - не обращая на неё внимания, продолжал Кирилл Васильевич. - Все помнят увлечения Алексея Александровича, дяди нашего отрекшегося государя. Последней пассией Алексея Александровича была Элиза Балетта, актриса Михайловского театра...
- Толстая, как мешок с картошкой, - вдруг подхватила Феодора Павловна и тут же осеклась. - Я просто хотела сказать, что никто не понимал, чем она так привлекла великого князя, упокой Господи его душу! - виновато прибавила Феодора Павловна.
- Будучи председателем Общества покровителей балета, Алексей Александрович настолько ей протежировал, что она стала примой-балериной с самым высоким гонораром, - продолжал Кирилл Васильевич. - Кроме того, Алексей Александрович осыпал madame Балетта немыслимыми подарками: по его заказу Фаберже изготовил для неё шкатулку из золота и бриллиантов, - она была украшена эмалевым якорем с инициалом "А", - а ещё Фаберже сделал для этой француженки вазу "Балетта", камнерезную фигурку "Просящий шнауцер" и нефритовую лейку, тоже украшенную золотом и алмазами.
На покупку всего этого Алексей Александрович потратил казённые деньги из вверенного ему морского ведомства. Дошло до того, что броня кораблей расползалась, ибо металлические заклёпки были разворованы, и броневые листы крепились деревянными втулками. Один миноносец вообще едва не затонул на полпути между Кронштадтом и Петербургом, так как в дырки для заклепок кто-то воткнул сальные свечи.
Не брезговал Алексей Александрович и суммами Красного Креста, предназначавшимися для раненых солдат. Помнится, в одном нелегальном издании было написано, что "в карманах великого князя уместилось несколько броненосцев и пара миллионов Красного Креста", а всего Алексей Александрович истратил на свои удовольствия тридцать миллионов рублей.
Когда шла война с Японией, madame Балетта красовалась в ожерелье из бриллиантов, которое наши петербургские остряки прозвали "Тихоокеанский флот". В обществе справедливо считали, что сия madame стоила нам поражения в Цусимском бою и во всей этой злосчастной войне... А государь всему этому потворствовал! - голос Кирилла Васильевича задрожал от негодования. - В молодости он и сам по семейной традиции крутил роман с балериной - с Матильдой Кшесинской, которая затем перешла от него к великим князьям Сергею Михайловичу и Андрею Владимировичу... Вся Россия видела эти безобразия, и все понимали, что близость к власти даёт индульгенцию на любые прегрешения. А уж когда появился Распутин, который вертел царём, как хотел, и устраивал дикие оргии, не снившиеся даже римлянам в период упадка их империи, власть окончательно рухнула в глазах народа.
- А вы знаете, что ответил Николай Николаевич, - наш Николай Николаевич, Младший, - когда Распутин хотел приехать к нему на фронт? - неожиданно спросил Лев Васильевич. - "Приезжай, повешу". Вот, кто должен был бы стать царём, а не Николай Александрович, подкаблучник своей взбалмошной и сумасбродной жены.
- Лёвушка, ну перестань же! - взмолилась Феодора Павловна. - Зачем ты так о нём?