Геносказка

— Понимает геномагию, ну надо же! — На лице женщины появилась саркастическая улыбка. Совсем не добродушная, но морщины от нее были не столь пугающими. — Зверята, я изучаю геномагию много-много лет, всю свою жизнь, которая куда длиннее, чем вы бы по мне сказали. И даже я не могу сказать, что понимаю геномагию. Удивительная самоуверенность! Геномагия — наука высших сфер, недоступная обычному человеческому пониманию. Метаморфозы живой плоти, которые изучает геномагия, неподвластны примитивному мозгу. Мы можем лишь выискивать и обобщать те крупицы информации, которые оказались нам открыты, но даже тогда ни одна сила в мире не сможет гарантировать результата. Геномагия — самое драгоценное сокровище человечества и его же самая ужасная кара. Так откуда же ты брала геномагические книги? Они не валяются на каждом углу, как тебе известно.

— Брала у соседа.

— Наш сосед, господин Холдейн, был геномастером в Шлараффенланде, — торопливо пояснил Гензель, опасаясь, что женщина сочтет ответ Гретель резким, а пожалуй, что и дерзким. — У него было много таких книг. Целый кабинет.

— Вот как? И геномастер позволял соседской девчонке-квартерону копаться в своих книгах? Вот уж во что я никогда не поверю!

— Он был добрым человеком, госпожа. Он сразу заметил, что у Гретель есть способности к геномагии, и стал ее учить.

— Квартеронку?

Это было сказано со столь естественным презрением, что Гензель ощутил, как пылают щеки. Гретель смолчала. Она всегда молча сносила любые оскорбления, так уж была устроена.

— У нее всего одиннадцать процентов дефектного фенотипа!

— Какая разница? — удивилась женщина. — Ремесло геномастера доступно лишь для касты окторонов и выше. Это значит — максимум шесть процентов оскверненного фенотипа. Твоя сестра не окторон, а значит, она никогда не смогла бы стать геномастером. Более того, всякий, кто передал бы ей запрещенные знания, обрек бы себя на гибель. Неужели ваш сосед этого не понимал?

— Понимал, наверное… Его казнили еще год назад.

— За то, что он учил девчонку геномагии?

— Нет.

— Тогда за что же?

— За шутку над тригинтадуоном.

Женщина задумалась.

— Тригинтадуоны, наверно, в вашем городе важные птицы?

— Сплошь бароны, маркизы и князья, — подтвердил Гензель. — Шутка ли, не больше одного процента испорченного фенотипа…

— Один процент! — Она фыркнула. — Чем меньше человек представляет собой, тем с большими амбициями он требует уважать процент своей человечности, разве это не смешно? К тому же, по правде говоря, далеко не у каждого тригинтадуона отыщется тот самый хваленый процент… Я видела среди них таких типов, которых можно было принять за мулов, — с лишними конечностями, с тремя сердцами, с атрофированными органами… Самое интересное, что некоторые из них и в самом деле по крови были полноценными тригинтадуонами. Один процент — это такая малость, но знали бы вы, как причудливо и где может вылезти этот один процент… Значит, ваш покойный сосед был большим шутником?

— Господин тригинтадуон приказал ему разработать особенную, персональную мутацию для его особы.

— Тригинтадуон по доброй воле пошел на искажение собственного фенотипа? — Женщина покачала головой. — Как низко пали нравы в вашем краю, зверята. Как правило, эти хлыщи так трясутся над своим одним процентом, что запрещают геномастерам даже уничтожать их потовые железы…

— Господин тригинтадуон любил приемы и торжественные парады, — пробормотал Гензель, не зная, как отреагировать на это замечание. — Он попросил господина Холдейна придумать ему новый способ украшения кожи…

— Декорация эпидермиса? Есть такое увлечение среди знати. Между слоями эпителия размещаются биологические красители… Примитивная работа с пигментацией, ничего сложного. По-моему, один из самых дурацких способов изуродовать свое тело. Какой идиот будет носить свою кожу в качестве костюма?.. Ладно, продолжай. Насколько я поняла, несчастный господин Холдейн не очень-то ответственно подошел к выполнению пресветлой воли?

Женщина улыбнулась, и Гензель немного приободрился.

— Он выкинул странную штуку. Говорят, сошел с ума под конец жизни, но на самом деле он просто был большим шутником… Он пообещал тригинтадуону, что соорудит специально для него особый подкожный пигмент. Только вот увидеть его сможет лишь тот, у кого меньше трех процентов искаженного фенотипа. Какие-то там особые вещества, секреции…

Женщина рассмеялась. Смех у нее был красивым, но Гензелю он показался злорадным.

— Кажется, у тебя был интересный наставник, девочка. И, конечно, никакого пигмента на самом деле не было, так?

Гензель нерешительно кивнул. Рассказывая про геномастера Холдейна, он думал лишь о том, как бы не сболтнуть чего лишнего. Здесь, в обществе этой странной женщины, он и сам не знал, что считать лишним.

— Так говорят. Господин тригинтадуон несколько месяцев делал визиты и устраивал приемы для знати. Он был уверен в том, что окружающие тригинтадуоны и седецимионы видят на нем искусный многоцветный костюм из подкожного пигмента…

— А они не видели. Но боялись в этом признаться, чтобы никто не усомнился в чистоте их фенотипа. Ох, как это по-человечески! Но что же сам обладатель роскошного костюма, господин тригинтадуон? Он же не мог не видеть своего отражения в зеркале?..

— Про это я не знаю, — сказал Гензель уклончиво. — Поговаривали, насчет чистоты его крови тоже были сомнения… Может, он и вовсе никаким тригинтадуоном не был… Но если бы он устыдился своей наготы, все прочие бы решили, что…

— …Что он — нечистой крови и недостоин титула. Конечно. Но, видимо, однажды тайна его костюма оказалась раскрыта?

— Да, госпожа. На каком-то приеме один мальчуган из седецимионов вдруг закричал: «Смотрите, а тригинтадуон голый!» Тригинтадуон сделал вид, что ничего не случилось, но покраснел и быстро удалился в свои покои. А на следующий день геномастера Холдейна казнили на площади…

Женщина рассмеялась. Смеялась она легко и приятно, ее смех напоминал журчание звонкого ручейка. Только ручеек этот не освежал, как освежает обыкновенно искренний женский смех.

— Не каждый осмелится сыграть такую шутку. А тут еще и обучение квартеронов запретному искусству… Ваш Холдейн, должно быть, много лет ходил по краю. Ну да не мне его судить. Взять в ученики существо с одиннадцатью процентами порченого фенотипа… Впрочем, малышка, кажется, тебе еще повезло, а? — Женщина по-приятельски подмигнула Гретель, и та в ответ несмело улыбнулась. — Насколько я вижу, у тебя почти нет внешних проявлений мутации. Да и внутренних, кажется, не очень много. У меня глаз наметан… Выраженный альбинизм — это неприятно, но не смертельно. Обычная блокада организмом фермента тирозиназы, что приводит к подобному обесцвечиванию. Тебе повезло, девочка. Могла бы родиться с тремя селезенками, например, или с деформированными конечностями… У квартеронов это не редкость. А твой брат, кажется, интересный экспонат.

Гензель напрягся. Внимание странной женщины, обращенное к нему, казалось жгучим, как жесткое излучение. Он бы дорого дал за возможность покинуть общество хозяйки мясного дома, пусть даже для этого пришлось бы вернуться в смертельно опасный Ярнвид. Только у него ничего не было, кроме одежки и плохонького ножа. Явно не та цена, на которую можно договориться в этой ситуации.

— Какие милые зубы! — улыбнулась женщина. — Наверно, в детстве тебя много дразнили, а?

Гензель насупился. Он-то надеялся, что во время разговора открывал рот нешироко и женщина не успела заметить его зубов. Но она была внимательнее, чем он полагал.

— Было, — буркнул он. — Не без этого.

— Можешь приоткрыть рот?

Просьба была мягкой, вежливой, но Гензелю ужасно не хотелось ее выполнять. Что-то в этой женщине заставляло его тело пребывать в состоянии постоянного напряжения.

Рот открыть все же пришлось. Увидев все ряды его зубов, женщина искренне изумилась:

— Потрясающе. А ты удачливый мальчишка, Гензель. Судя по всему, тебе перепал генетический фрагмент какой-то хищной рыбы из отряда хрящевых. Редкий гость в глубине нашего континента.