Страница 18 из 38
Письма от отца и брата приходили очень редко. В декабре Гриша прислал письмо, он был тяжело ранен. Не успела мать вместе с нами высушить слезы, как принесли страшное извещение - погиб отец.
Зимой 1942 года наш завод эвакуировался в глубокий тыл. Многие ехали прямо на открытых платформах вместе с оборудованием. В пути несколько раз налетали немецкие самолеты. Думали, не доехать - в дороге прибьет.
В 1942 году я стал работать. А как исполнилось 18 лет, ушел в армию. Пришел в ваш батальон. Вот скоро год исполнится.
Мать пишет, что сестренки болеют, ее голова побелела. А мать была у меня красивая, краснощекая, с черными вьющимися волосами. "Но ничего, пишет она, - план я выполняю на 150-180 процентов".
После рассказа Васи все долго молчали.
- Ничего, переживем, - заключил он.
* * *
В эти дни офицеры штаба полка часто заходили в траншеи к солдатам, чтобы поговорить с ними. Однажды под вечер я пробирался по ходу сообщения на командный пункт и на повороте встретил старшего лейтенанта Прелова агитатора полка.
- Куда направился? - спросил его.
- К бойцам. Покурить, побеседовать.
- Пошли вместе.
Вслед за нами шагал неизменный спутник Прелова - ординарец Василь. В полку все знали этого восемнадцатилетнего юношу, добровольно вступившего в Советскую Армию. Маленького роста, с характерным мягким голосом, Василь напоминал бойкую девчонку-подростка.
Мы спрыгнули в траншею, по жидкой липкой грязи подошли к группе бойцов.
- Солдат дымом греется, шилом бреется, а все такой же бодрый бывает весело улыбается, - скороговоркой начал Прелов и продолжал:
- Ну, хорошо устроились, хлопцы? Глубоко зарылись?
Агитатор полка Прелов всех солдат, сержантов и офицеров с душевной теплотой называл хлопцами, хотя некоторым из них было уже за пятьдесят. Его любили в полку, и все знали, что в трудную минуту, когда тоска по дому, воспоминания о погибших товарищах или горькие раздумья о боевых неудачах сжимают сердце, у агитатора всегда найдется согревающее душу слово, искрящаяся юмором и весельем шутка.
- Правда ли, что здесь фашистов караулить будем? - обратился к нам Иван Зозуля.
- Не всякому слуху верьте, - возразил Прелов, - долго тут сидеть не станем, надо торопиться.
Прелов сделал паузу, потом совершенно неожиданно закончил мысль:
- Да, торопиться надо домой. Работников в деревне мало осталось, а сев на носу.
- Что верно, то верно, - хором отозвались солдаты.
- На том и порешим, - весело резюмировал Прелов. - Надо добивать врага. Поскорее. А земля, которую сейчас охраняем, раньше принадлежала полякам. Мы и отдадим ее - пусть живут на здоровье. Но дорога домой лежит только через Берлин.
- Через Берлин, говорите?
- И на Берлин не страшно.
- Но на Берлин могут послать другие части, а мне, братцы, хотелось бы побывать в нем и навести там свои порядки, - сказал солдат Иванов.
Долго мы толковали с бойцами. Поздно вечером к нам подошел младший лейтенант Новицкий, адъютант командира полка. Он передал мне, что полковник Зинченко приказал немедленно готовить людей к длительному маршу.
- Стройте батальон вон там, за скатами холмов, на шоссе, - сказал я подошедшему заместителю по строевой части капитану Ярунову.
Он лихо откинул свою плащ-накидку и повел роты по ходу сообщения в тыл. Я отправился на командный пункт батальона.
Участок обороны передали польскому батальону.
Нашей дивизии предстояло за четверо суток пройти около двухсот километров и сосредоточиться в районе озера Мантель.
В полном боевом снаряжении солдаты собирались для построения в общую походную колонну и здесь же, у дороги, свертывали скатки, переобувались, плотнее подгоняли снаряжение.
Вскоре в батальон прибыл генерал Шатилов. Он соскочил с коня и передал его ординарцу.
Я пошел к комдиву и доложил, что батальон готовится к маршу. Он тепло поздоровался и с. присущей ему корректностью предложил:
- Пойдем, посмотрим.
Спокойной неторопливой походкой комдив подошел к солдатам, подгонявшим снаряжение. Увидев генерала, они встали.
- Как дела? - спросил Шатилов.
- Пока все в порядке, товарищ генерал. Вот думаем, прикидываем, далеко ли придется идти?
Бойцы наперебой засыпали комдива вопросами.
- Километров двести. Лучше подготовьте обувь, потертостей не допускайте в пути, а то дорога длинной покажется, - полушутя посоветовал Василий Митрофанович.
- К переходам привыкли, не первый раз.
- Верю и надеюсь.
Чисто выбритое лицо Шатилова озарила довольная улыбка. Он пожелал бойцам успехов и пошел дальше.
Проверив наш батальон, генерал Шатилов верхом на коне объехал другие полки, собрал командиров частей, чтобы дать им указание, как организовать и провести марш.
- Переход будем совершать ночами, - предупредил он. - Людям придется выдержать большую физическую нагрузку. Позаботьтесь о питании солдат. Горячая пища должна выдаваться всегда вовремя. Поддерживайте боеготовность, дисциплину. Помните: война продолжается и могут быть всякие неожиданности. В пути встретятся болота, возможно, и засады.
Поздним вечером полки двинулись в путь. В хвосте колонн шли обозы с боеприпасами, продовольствием и различным военным имуществом.
Мы с Гусевым ехали верхом впереди батальона. Остановились у обочины дороги, чтобы посмотреть, как проходят роты.
- Взгляните-ка на седьмую роту. Хоть и трудно, а солдаты шагают, как на параде, - говорю Гусеву.
Впереди роты уверенной походкой шел капитан Куксин, по характеру горячий, вспыльчивый, не лишенный излишней самонадеянности.
Затем шла восьмая во главе с капитаном Гусельниковым. Грузный на вид, он ступал твердо, и, когда поравнялся с нами, на его широком, скуластом лице отразилась веселая улыбка, как бы говорившая: "Ничего, дойдем". Гусельников - кристально честный, душевный человек. Он из тех, кто, не опасаясь неприятностей, смело говорит правду в глаза, не терпит фальши и несправедливости.
Идет девятая, минометная...
И, наконец, проходит мимо нас пулеметная рота. Командир ее, старший лейтенант Самсонов, лукаво подмигнул правофланговому, и они вместе затянули песню: "Эх, дороги, пыль да туман".
С Николаем Самсоновым мы впервые встретились под Варшавой. Он попал в наш батальон из госпиталя, после тяжелого ранения, полученного в боях за освобождение Латвии. Самсонов был инженером-строителем из Свердловска, он сразу же понравился мне своей добротой, искренностью, привязанностью к родному Уралу.
Под покровом ночи части продвигались по слегка всхолмленной равнине. Вдоль дороги, по обочинам, тянулись стройные ряды фруктовых и декоративных деревьев.
Часто встречались беженцы: одни ехали на машинах, телегах, велосипедах, другие тащились пешком. Человеческий поток двигался на запад и на восток. На больших повозках, нагруженных ящиками, сундуками, перинами и другим домашним скарбом, помещались целые семьи. Еще совсем недавно они жили в глубоком тылу, вдали от горячей войны. А сейчас война пришла к ним в дом. И люди бросали насиженные места, в страхе метались по дорогам.
Как-то утром во время привала солдаты ели из котелков горячую кашу. Поблизости находилась ферма, в которой оказалось до сотни коров. Их, вероятно, не доили суток двое или трое. У каждой коровы набухло вымя. Они громко мычали.
- Нет, не могу больше терпеть, - заявил рядовой Филиппов, человек уже немолодых лет, сельский житель, привыкший к порядку в хозяйстве. И его обычно добродушное лицо приняло решительное выражение. - Пойду подою!
- А во что, в пилотку? - съязвил молодой солдат.
- На землю.
Молодые солдаты стали подтрунивать и сыпать остротами, а пожилые вчерашние колхозники - пошли вместе с Филипповым.
Я посмотрел им вслед и подумал: стосковалось солдатское сердце по мирному труду...
Прозвучала команда, и полки снова двинулись вперед по незнакомому краю, минуя обширные лесные массивы и частые немецкие селения с однообразными каменными домами. Марш проходил организованно.