Страница 144 из 156
— Вы уверены в этом, молодой человек? — сухо спросил Литовцев.
— Я не знаю, что вас смущает, Валентин Игнатьевич, — удивился Вадим. — Ведь даже на самолетах, когда не видно земли, люди доверяют свою жизнь приборам и абсолютно не подвергаются риску.
— Мне хотелось бы собственными глазами убедиться, — ответил Валентин Игнатьевич и взял под руку Васильева, чтобы отвести его в сторону. — Понимаете, Александр Петрович, надо знать, как равномерно нарастает слой, особенно в верхней части формы.
Багрецов не выдержал и вмешался в разговор:
— Гамма-счетчики показывают это абсолютно точно.
— Я повторяю, что хочу видеть собственными глазами, — бросил через плечо Литовцев и снова обратился к Васильеву: — Важно проследить закономерность…
— Простите за невежливость, — настойчиво произнес Вадим. — Но я должен объяснить…
Презрительным взглядом Валентин Игнатьевич смерил упрямца с головы до ног:
— Кому вы хотите объяснить? Будьте скромнее, молодой человек. Нас тоже кое-чему учили. — Литовцев сделал вид, что этим все сказано.
Васильев же заметил, что приборы, которые сюда привез Багрецов, хорошо продуманы, работают надежно и пока еще нет никаких оснований им не доверять.
— Значит, я старый скептик, — покорно склонил голову Литовцев. — Однако я настолько привык все видеть на экране, что мне трудно от этого отказаться, — и почти ласково попросил Багрецова: — Не в службу, а в дружбу, Вадим Сергеевич, узнайте, пожалуйста, у Надин, как там у нее с аппаратом?
— Я охотно это сделаю, Валентин Игнатьевич. Но меня удивляет столь пренебрежительное отношение к той технике, которой я здесь занимаюсь. Выходит, что меня прислали сюда зря? Неужели вы не понимаете, что телевизор — это вспомогательное средство контроля, а никак не основное? Тем более что вчера отказала в работе вторая камера.
— Видали, Александр Петрович? — рассмеялся Литовцев. — Уже конкуренция.
Опять на пути оказался этот мальчишка! Он с таким упорством отстаивает свои позиции, точно ему известно, к чему приведут испытания без телеконтролера.
И Валентин Игнатьевич решил обратиться к Пузыревой за поддержкой.
— Елизавета Викторовна, вас интересовала структура поверхности бетона перед затвердеванием. Вы хотели посмотреть ее на экране. Но вот наш молодой друг, — он кивнул в сторону Багрецова, — упорно доказывает, что все это можно исследовать всякими там гамма-счетчиками и другими приборами.
— Я этого не говорил, — пожал плечами Вадим.
— Обождите! — Литовцев предупреждающе поднял руку. — Вадим Сергеевич берет на себя смелость утверждать, что в очередных испытаниях мы полностью можем положиться на его приборы и вовсе отказаться от услуг нашей милой Надин, в данном случае коллеги Вадима Сергеевича.
Во время этой витиеватой речи Литовцев пристально, точно гипнотизируя, смотрел в глаза Елизаветы Викторовны, боясь, что она может и не догадаться, какая поддержка от нее требуется.
— Я же робко взываю к научной объективности и прошу дать нам возможность проследить за поверхностной структурой на экране при непременном участии Надин.
«Умен Валентин Игнатьевич», — решила Пузырева и еще больше прониклась к нему уважением.
Потирая нос, покрасневший от холода, — он стал похожим на морковку, — Елизавета Викторовна начала с достоинством:
— В том-то и дело, дорогие коллеги, что мы подошли к тому этапу, когда лишь опытный глаз, когда… Вы простите меня, Александр Петрович, — она с готовностью повернулась к Васильеву. — Мне почему-то кажется, что поверхностная структура, которую я видела вчера, несколько напоминает ту, когда у нас с Дарковым были неудачи. Интересно сравнить. — Она замолчала, как бы припоминая что-то, и тут же воскликнула: — Давайте скорее посмотрим!
Что-то в этом энтузиазме не понравилось Багрецову, Елизавета Викторовна довольно равнодушно относилась к опытам Васильева. И вдруг — такая горячность.
Заметив колебания Багрецова, Алексей, который в этом споре видел лишь ущемление Надиных интересов, предложил:
— Я пойду сказать Наде. Пусть аппарат делает скоро.
— Не в этом дело, Алеша, — удержал его за руку Вадим. — Вопрос принципиальный.
Алексей оглянулся на Литовцева и наклонился к Вадиму:
— Надя будет обижаться. Зачем не подождать?
У Валентина Игнатьевича был тонкий слух; а потому он услышал это и, предполагая, что поступки Багрецова объясняются ревностью, попытался столкнуть противников.
— Я не хочу вмешиваться в ваши личные взаимоотношения. Не знаю, что у вас, Вадим Сергеевич, произошло с девушкой, которая сейчас исправляет аппарат. Но совсем уже не по-рыцарски пользоваться этим случаем, чтобы доказать ненужность ее телеконтролеров, что их можно заменить вашими приборами. Вы радиоспециалист, значит, и с телевизорами должны быть знакомы, так почему не пришли товарищу на помощь? Мало ли в чем она перед вами виновата. Но здесь не место сводить личные счеты.
Багрецов стоял бледный, губы его дрожали.
— Подумайте об этом, молодой человек, — сказал Литовцев, довольный своим успехом.
— Подумаю, уважаемый профессор, подумаю, — чувствуя, как в нем закипает гнев, глухо проговорил Багрецов, — Только возьмите обратно ваши необоснованные предположения.
И чтобы сгоряча не наговорить еще больших дерзостей, Вадим резко повернулся и сдержанным шагом пошел в лабораторию к Наде. Алексей побежал за ним. Васильев молча смотрел им вслед, корил себя, что допустил столь неприятную сцену, но целиком был на стороне Вадима.
— Знаете, как это называется? — сложив на груди полные руки, раздраженно спросила Пузырева. — Хулиганство на производстве.
— Вы хотите оценивать этот печальный случай по Уголовному кодексу? — Александр Петрович сжал виски. — Ну что ж. Виновных здесь трое. Начальник, который это допустил, Багрецов и Валентин Игнатьевич.
— Благодарю вас, — притронувшись к шляпе, поклонился Литовцев. — Я же и виноват?
Багрецов уходил со строительной площадки понурившись, как вратарь с футбольного поля, пропустивший несколько мячей. Его догнал Алексей и порывисто обнял за плечи.
— Зачем кричать на профессор?
— Потому что я дурак. Не сдержался.
В лаборатории они увидели, как Надя спокойно завинчивала винты на крышке аппарата.
— Что же ты не торопишься? — спросил Багрецов. — Твои милые друзья Валентин Игнатьевич и Пузырева ждут телеконтролер с завидным нетерпением.
— Странно. Они относились пренебрежительно к телевизионному контролю. Говорили, что это не научный метод наблюдения, и вдруг…
— Теперь мои приборы забраковали. И еще обвинили твоего покорного слугу в том, что я свожу с тобой личные счеты.
Алексей с гордостью за своего друга пытался было передать Наде, что тот сказал профессору прямо в глаза. Однако Вадиму не хотелось выглядеть этаким героем перед Надей, неизвестно, как она воспримет его вспышку, и он прервал запутанную речь Алексея:
— Не слушай его, Надюша. Он мою дурость за героизм считает. Бери лучше аппарат, и пойдемте.
По вечерам Вадим тосковал. Его приглашали погулять и Надя и Алексей. Но это, видимо, так, из сострадания; они почему-то чувствовали себя виноватыми перед ним. Вадим отказывался, понимая, что третий здесь лишний, им гораздо лучше вдвоем. Он подружился с ребятами из совхоза, но там слишком рано ложатся спать — намаются за день, работа сейчас горячая, сколько еще нужно садов посадить, да и на полях труда немало. Недавно привезли три щитовых дома, их тоже надо собрать, отделать. Приходится вставать спозаранку, чтобы сделать все засветло.
Так, возвращаясь иногда из совхоза, Вадим думал, чем бы еще заняться, и, конечно, шел в лабораторию, если так можно назвать маленькую комнатку, которую отвели ему для проверки и регулировки измерительной аппаратуры. Приборы, что привез Вадим, не требовали никаких забот, работали уверенно и не нуждались в совершенствовании. Карманный телевизор, сделанный Вадимом, тоже работал. Улучшать его не имело смысла. Хотелось конструировать что-нибудь новое. Например, совсем уже маленький магнитофончик, вроде наручных часов. А кроме того, для Вадима это все пройденные этапы. Тянуло заняться чем-нибудь совершенно необычным. Наконец он придумал.