Страница 26 из 69
Почему, собственно, хорошо и зачем каждому золотое яйцо — об этом как-то не задумались, но кое-где Гигантюка поддержали и разрешили. Возможно, ключевые фразы произвели впечатление… Сатон же, перегруженный делами, не стал связываться с Гигантюком, но впредь в превентивном порядке все вопросы подбора кадров сосредоточил в своих руках.
Пал Палыч быстро сколотил группу энтузиастов из тех, кого забраковал Сатон, и увел их в массив.
— Всякая там генетика-кибернетика, подумаешь! Если по-большому, то еще надо разобраться, не лженауки ли это… Я вам скажу, ты мозги мне наукой не мути, ты продукт дай, — говорил Гигантюк. — Золотое яичко — это продукт. Он что, из генетики? Нет уж, он из «жили-были дед да баба», вот он откуда. Нет, что вы предлагаете? Я вот говорю: проще надо, чтоб всем понятно было. Усложнять не надо. Конечно, насчет Курочки-Рябы — здесь мы с вами недодумали, но если, товарищи, по-большому, то нам было что показать. Она-то ведь при мне неслась! Я сейчас не готов досконально обсуждать этот вопрос, но знаю: в природу нам надо. Кондовость, я вам скажу, — это сила!
В очках Гигантюка отражалось ясное небо, а под очки — страшно было — никто не заглядывал. Энтузиасты молча сопели. Как-никак они уже были отравлены ядом генетики-кибернетики и плохо представляли связь между посконным бытием и золотыми яйцами. Но сама идея — опроститься и двинуть назад — им в общем нравилась. Сгоряча они сварганили в глубине массива поселок и, чтоб не было утечки информации, Гигантюк почему-то больше всего боялся этой самой утечки, обнесли его тыном.
Когда необходимый жилфонд был создан, Гигантюк перво-наперво выделил квартиры своему неженатому сыну и незамужней дочери, вырубил ближнюю рощу и на ее месте поставил обелиск с лозунгом: «Достижения — в жизнь!» Потом присмотрел себе пять заместителей из числа бессловесных. Пять — это очень престижно, поскольку сам Сатон имел всего трех. Пропитание энтузиасты добывали в лесу, Пал Палыч и заместители кормились возле них. Вся эта компания благоденствовала на лоне природы довольно долго. К приезду ревизоров Пал Палыч — итак, что будем показывать? — организовывал выставку достижений. Впрочем, ревизоров у самого тына перехватывал заместитель, который в совершенстве умел с ними обращаться, и экспонаты выставки отправлялись пылиться в темных коридорах до следующей ревизии.
Гигантюк берег себя и периодически ложился на профилактику. Он также любил хорошо питаться, хотя это плохо влияло на окружающую среду. Сатон некоторое время терпел браконьерство. Но когда Гигантюком был съеден на закуску козлокапустный гибрид, директор рассвирепел и накрыл поселок с прилегающей территорией защитным полем. Монумент с лозунгом оказался по эту сторону завесы, и его убрали. Жителей перевели на централизованное снабжение едой, а Пал Палыча Сатон уволил своей властью без права восстановления в ИРП. Впрочем, Гигантюк сказал, что его еще позовут — и тогда посмотрим. В ожидании он пребывал в поселке, заняв свободную хату с краю. Часть энтузиастов, оставшись без привычных шашлыков, запросилась обратно в цивилизованные края и была отпущена. Другие, с трудом, но поверив, что Пал Палыча не будет больше, эмансипированно набросились на работу и в короткий срок кое-что сотворили. Про Курочку-Рябу как-то забыли, а вот птица Рух получилась. Зверовидная, с огромными окороками, вполне пригодными для копчения. Видимо, без генетики здесь все же не обошлось, хотя разработчики опять-таки напирали на кондовость…
Тут Олле прервал свой рассказ, ибо Заколдованный Лес уже остался позади.
Малыша тянитолкая приходилось кормить сразу с обоих концов и из двух сосок. Из одной было нельзя, каждая голова норовила наесться первой, и они только мешали одна другой. А вот сейчас все было в порядке, и было видно, что он толстенький, и было приятно трогать его. Вытянувшись, он от носа до носа имел в длину полметра.
— Аршин, — сказал вундеркинд и акселерат Алешка, быстренько меняя опорожненную бутылочку. — Тянитолкая нельзя мерить на метры.
Вокруг низкого стола из строганых досок, на котором осуществлялось кормление, толпились экскурсанты. Средняя группа, шесть-семь лет. Кормление зверят входило в программу экологического обучения детей, проходящих обязательный двухмесячный курс воспитания при ИРП. Этому делу Совет экологов придавал не меньшее значение, чем самому процессу реставрации природы.
Ребятишки не дыша разглядывали диковинного теленка и безнадежно завидовали Алешке, ответственному за уход. Право вундеркинда на исключительность никто не брал под сомнение, ибо его энциклопедические познания были общеизвестны. Алешку уважали не только люди из городка дошкольников, не только сотрудники океанского центра ИРП, но и звери и птицы. Конь позволял ему взбираться на себя, пес Гром, тигриный выкормыш, всегда был рад встрече с ним, а марсианский зверь гракула радостно уплощался, когда Алешка гладил его.
Зверь этот, приспособленный к суровой жизни в пустынях на марсианских полюсах, быстро прижился в детском городке и лучшим местом обитания считал песочные кучи на игровых полянках…
Сытый тянитолкай сразу заснул. Экскурсанты, переговариваясь шепотом, вволю глазели на него, пахнущего молоком и пеленками. Детеныш подобрал под себя, согнув в коленках, ножки с мягкими копытцами, свернулся бубликом и уткнулся носом в нос. На створке открытого окна сидел вездесущий Ворон, ему сверху было видно все, как есть.
— Р-р-редчайший экземпляр-р! — неожиданно для самого себя вдруг возопил он. Головы тянитолкая сонно зачмокали.
Обеспокоенная карканьем, в комнату вошла Марья Ванна, инструктор дошкольного воспитания.
— Триста лет прожил, мог бы и соображать кое-что, — она ткнула в сторону Ворона костлявый палец. — Дите спит, чего орать? И вообще, посторонние могут быть свободны. Режим прежде всего. Кому понравится, чтобы его спящего разглядывали?
Все вышли, остались только Марья Ванна, Алешка и вент Оум. Детеныша осторожно переложили в плетенку, унесли в вольер…
Перед сном, когда, поставив защиту от ночных насекомых, воспитатели уходили к себе, в спальнях велись странные разговоры. Рассказывали, что Алешка запросто бывает в Заколдованном Лесу, что черный пес Гром разговаривает не хуже Ворона, но скрывает это, что тот дядя Иванушка, который принес тянитолкая, действовал по наущению Алешки и он же по ночам закапывает в песок неожиданные деревянные игрушки. А в Заколдованном Лесу для воссоздания сказочных форм жизни пользуются старинными рецептами, в которых зашифрованы составы весьма эффективных мутагенов гарантированного действия. Конечно, хорошо бы там побывать, но Сатон никого в этот Лес не пускает, потому что, смешно сказать, боится за неокрепшие детские души. Тянитолкай, говорили еще в спальнях, ненормально толст, его перекармливают. Потом кто-то высказал мнение, что вдруг это животное вообще не взрослеет? Вот здорово было бы!..
А в это время Нури и Алешка прогуливались перед сном неподалеку от вольера, ожидая часа, когда надо гасить высоко подвешенные над крышами светильники.
— Представляешь, Нури, целый муравейник Дюймовочек! Не совсем муравейник, а так, пень здоровый такой. И домики, домики — как опята. Под двускатными крышами.
— Сам придумал? — Нури со светлой завистью оглядел акселерата.
— Не веришь? А это видел? — Алешка достал из-за пазухи берестяной сверток. Развернул. Старославянской вязью на нем было написано:
«К жителям зоны. Обращение. Родились Дюймовочки. Кто хочет видеть и помочь пусть приходит босиком и натощак как прокричит первый кочет. Сбор насупротив колодца по ту сторону тына где доска отходит».
— Сам, что ли, писал? Стиль… и ни единой запятой! Чему вас только в школе учат?
— Что уж ты, Нури! Иванушка дал. А в школе действительно… по двенадцать человек в классе! Я у него недавно в гостях был.
— Учителей не хватает, слишком высокие требования… В зону-то как попал? Через силовую завесу?
— Это от вас завеса, от взрослых. А народ там вполне, хотя немного замкнутый. Ну, да ты быстро привыкнешь.