Страница 24 из 31
Пару раз выбирался из дому - проветриться, но долго гулять не мог нервы пошаливали - смотрел по крышам, оглядывался, боялся зайти в темные подворотни.
От однообразия жизни я совсем потерял счет времени, благо газет не читал, телевизор сломался после первого же включения, а чинить его не хотелось.
Иногда позванивал генерал, просто так, без повода, поэтому я ждал услышать его голос, когда снял трубку в ответ на один из телефонных звонков.
- Дмитрий Евгеньевич? - голос был мне совершенно незнаком.
- Алло, кто это?
- Мне передали, что Вы ищете меня.
- Кто это говорит?
- Так ищете или нет?
- Ищу.
- Сегодня, в два, на Ваганьковском кладбище. Памятник Шехтелю, знаете? И один, пожалуйста, без оружия.
- И что, без охраны придете? Целый Фараон - без охраны? Или кладбище оцепят?
- Я канцлер. Фараон заняты. Болеют.
- Ну хорошо, в два, у Шехтеля.
Все-таки генерал молодец. Не испугался. Мне захотелось похвалить его.
Генерал ответил сдержанно.
- Смирнов слушает.
- Как, новую секретаршу не нашли еще?
- Да первый отдел все никак не утверждает. Дмитрий Евгеньевич, если Вы поболтать хотите, так лучше чуть позже, хорошо? Я занят сейчас.
- Нет, Генерал, я чтобы поблагодарить. Вы Его все-таки нашли.
- Я Его нашел? Дмитрий Евгеньевич, я Вам признаюсь. Мое дело Вас сохранять, а не под пули ставить. Я Его и не искал вовсе. Ни к чему это, суета. Не нужно.
- Ну, значит, это Он меня сам нашел. У меня с Его человеком встреча через полтора часа.
- Вы уверены, что это Его инициатива, а не этого человека?
- Ну, мне так показалось... - тут я понял, что никакой почвы под этой уверенностью нет. Если это не наработанный генералом контакт, то инициатива могла исходить от кого угодно. Впрочем, мне все равно.
- Ни в коем случае не езжайте туда один! Я за Вами машину высылаю.
- Ну, генерал, я ждать не буду, - эти тупые культуристы из отряда прикрытия меня совсем не вдохновляли.
- Подождите, Дмит...
Позвонил в точное время - часы себе так и не купил. Оказалось, пора выезжать уже, а то опоздаю, да и с людьми генерала встречаться не хотелось.
Перед выходом все-таки задержался - решил принять душ. Посчитал кажется, успею. В министерстве люди не слишком торопятся. А если дело опасное - тем более.
На стеклянной полке по-прежнему стояла фотография. Приступы стали приходить гораздо реже, но фотография уже совсем перестала действовать. Уже выходя из ванной, решился, наконец - скомкал фотокарточку и выкинул в мусорное ведро. Перед самым выходом, на столике под зеркалом - у меня теперь было зеркало - выпросил - лежала сашенькина зажигалка. Я подобрал игрушечный пистолетик в карман чисто машинально, не задумываясь, мне показалось, что это, несомненно, нужно. Заодно и условие выполнил, и обманул. Не оружие, конечно, но и не с пустыми руками.
На улице было неожиданно тепло - я пожалел, что не оставил ветровку дома. Заворачивая за угол, увидел черный мерседес. В машине было полным-полно народу, не меньше шести человек. Мерседес свернул к моему подъезду.
?Однако, быстро приехали. Только не для меня эта машина. Я туда все равно бы не влез. Значит, домашний арест мне полагается...?
Идти было совсем недалеко - где-то пять автобусных остановок, и я решил прогуляться.
Кладбище раскинулось больше чем на квартал. Огромный кусок земли в престижном районе города был занят покойниками, и укрыт сверху огромными деревьями.
Могила Шехтеля меня разочаровала: большое треугольное надгробие с отчетливой надписью ?Федор Осипович Шехтель, академик архитектуры?. В низенькой ограде, не напоминающей ничем о том стиле, которому всю жизнь прослужил Федор Осипович, покоилось все его семейство. Никакого напоминания про модерн, зато издали все сооружение напоминало пирамиду.
Я сел на низенькую садовую скамейку, почему-то захотелось закурить, я вытащил зажигалку, но вспомнил, что не курю, и что у меня с собой нет сигарет. В это время невдалеке грохнул выстрел
Пуля прозвенела совсем рядом, ударилась в надгробие, отбила кусок камня, отковырнула фрагмент мягкого знака. Я упал на землю, прижимаясь к ней всем телом, стараясь в нее врасти, спуститься до уровня могил, и от этого желания становилось жутко. Выстрелили еще раз. И еще. Мне почему-то показалось, что стрелявший пьян - пули шли вразброд, бессмысленно, совсем мимо. Вдалеке раздалась трель свистка - полицейский вызывал подмогу.
Я поднялся с земли, и пригибаясь, начал убегать. Выстрелов больше не было.
?Это что же он, не полиции же испугался, в самом деле?, - подумал я, петляя среди могил, - " Что-то с ним не так, ей Богу, не так! Что-то у него с головой.?
Поняв, что выстрелов больше не будет, я распрямился и решил потратить некоторое время на прогулку по кладбищу. Я знал, что со мной здесь больше ничего не случится.
Этот край кладбища был почти заброшен и пуст. Старые памятники местами уже осыпались, теряя из углублений фотографии на изразце, а местами на могилах стояли только железные посеребренные кресты. Таблички на крестах были закрашены, и нельзя было прочитать имен. Там же, где имена были видны, стояли давние даты захоронений.
Господи, да они все умерли, когда меня и на свете не было! Что они знали о том, что такое жизнь сейчас? Впрочем, этот вопрос равносилен вопросу о том, что они видели наперед. Да ничего. Вот, например, Ефим Григорьевич Оппельгаузен, 1903-1966, захотелось добавить почему-то строку из свидетельства о смерти: ?Отек легких?. Что он успел увидеть? Что ему это было - жизнь?..
А откуда это - Отек Легких? С чего это я взял? Тут передо мной открылось то неисчислимое множество дорог к смерти, которое наполняло это кладбище. Все эти сердечные приступы, бандитские нападения, авиа- и автокатастрофы, все это встало передо мной, как картинка чудесного и страшного калейдоскопа. В этой хаотической картинке я мог разобраться и вычленить тот эпизод, который мне был нужен.
Углубившись в свои видения, я чуть было не сбил с ног бабушку, стоящую у относительно недавней могилы. Извинился.
- Господи, какой молодой! Что же это приключилось-то? - праздно любопытствовала старушка, качая головой.
Парню было двадцать два года. ?Не успел ничего,? - подумал я и ответил: