Октавиус

– А ты, стервец, чего уши греешь?! – неожиданно взвизгнула она, заметив неподалеку кухонного мальчишку. Замерев с кастрюлей в руках, он, разинув рот, уже больше минуты слушал наш разговор.

– Пошел вон отсюда! – И, безобразно выругавшись, Дженни запустила в него половником. Едва увернувшись от тяжелого гостинца, мальчишка мгновенно исчез.

– Ну, Дженни, – успокаивающе сказал я, положив ей руку на предплечье. Она грубо отпихнула ее назад, продолжая смотреть в сторону.

– Простите, сэр, – сказала он через несколько секунд, – я очень переживаю за Мулан – она стала мне как дочь. Она еще совсем наивная и такая ранимая! А вокруг столько прохвостов!

Мы приняли еще по стакану, после чего я, выждав необходимую паузу, спросил вновь:

– Но ведь я слышал, что у нее было несколько мужчин. И все они очень плохо закончили, после того как были с ней…

В ответ она неожиданно злобно рассмеялась:

– Вы верите всяким сплетням, которые расползаются вокруг, как тараканы! Неужели этот старый пьяница Билл Тенд еще не успел рассказать вам, как он один раз пил с самим Дэви Джонсом, вышедшим к нему в полночь из вод Бристольского залива?!

– Галлахер сам говорил мне о том, что за все время, пока она была здесь, у ней были несколько мужчин, – заметил я. – А он врать не станет. Так что не такая уж Мулан и наивная, как на первый взгляд.

– Да о чем вы говорите, – Дженни раздраженно махнула рукой. – Мулан еще девочка. Уж поверьте мне, старой, видавшей виды женщине, побывавшей в таких переделках, что вам и не снилось! Да и кого вы называете мужчинами? Этих подонков Гарри Фукса и Марио Венчити?! Да они даже не достойны были того, чтобы плюнуть в их поганые рожи! – Она в сердцах грохнула крышку на котел. – Этот мерзавец Гарри Фукс – констапель с фрегата «Ивелис» – ползал тут перед Мулан на брюхе, целовал ей ручки, клялся и божился в любви, осыпая ее цветами и подарками. Она ему чуть не поверила, а потом случайно оказалось, что он уже десять лет как женат! Помню, как его жена пришла сюда, дабы оттаскать за волосы бедную девочку только за то, что та была слишком неопытна! С каким удовольствием я вышвырнула эту мерзкую бабу вон! А сам Гарри Фукс через четыре дня уже хорошенько поджарился, как бифштекс в духовке, заживо сгорев вместе с собственным домом! – и она вновь злобно захохотала. – А этот венецианский выродок Марио Венчити, которого никто никогда не видел трезвым, решил однажды овладеть Мулан силой, подкараулив ее на лестнице. Да только девчонка не далась ему, а на следующий же день его нашли объеденным стаей бродячих собак в двух милях от города! Господь наказал их, и праведной карой! А эти все тупицы сразу видят во всем колдовство – вот и пошли толки всякие!

Я вновь наполнил наши стаканы и через минуту продолжил разговор:

– Но я слышал, что к ней сваталось гораздо больше народа.

Дженни не смогла сдержать презрительной усмешки:

– Сэр, к ней еще никто не сватался. Ее лишь обманом пытались завлечь для удовлетворения своих скотских похотей. И никому, повторяю еще раз, никому не удалось это сделать. Да, вертелась кроме Фукса и Венчити тут еще пара подобных личностей. Развратник-испанец дон Рикасо де Эспперенса, любимец многих состоятельных матрон, так и вился хвостом возле Мулан, и она даже симпатизировала ему. Но когда он понял, что быстро в постель ее затащить не удастся, то мгновенно охладел к ней, прицепившись сразу к другой юбке. А меньше чем через месяц он на полном скаку упал с лошади, зацепившись ногой за стремя. И прежде чем ее поймали, полторы мили она волокла его за собой. Его хоронили в закрытом гробу – дабы не пугать нежных аристократок тем, что осталось от его милого личика… – Дженни, попробовав свое варево, удовлетворенно кивнула сама себе головой. – Еще один был подагрический старикашка из Бристольской судейской коллегии, что находился тут проездом и воспылал к ней невиданной страстью. Он просто пытался купить ее как портовую шлюху, и она с отвращением отвергала это гнусное предложение. Тогда старик попытался договориться с Галлахером как с хозяином, но уже на следующий день отравился и испустил дух в страшных конвульсиях. Говорят, его отравили недоброжелатели, и хотя произошло это не в «Летучей рыбе», а в том месте, где он остановился, дурные толки не замедлили распространиться по всему Ливерпулю. Мулан же с тех пор стала бояться мужчин и теперь всячески избегает близкого общения с ними. Зла ей не желает никто, но и сближаться с ней жаждущих нет. Попадаются, конечно, время от времени всякие личности, но в большинстве случаев Галлахер лично выколачивает из них эту дурь: то, что приносит ему постоянный доход, для него свято.

Дженни крикнула что-то в глубину кухни, и два появившихся дюжих повара, подхватив котел с плиты, поволокли его на стол. Она вновь повернулась ко мне: – И лишь мне по-настоящему жалко бедную девочку, страдающего от своего одиночества только потому, что, получив благородное воспитание, волей злой судьбы попала сюда – в общество, где нет ни одного достойного человека. Где все ее благородные манеры вызывают лишь насмешки и отношение как к недалекой дурочке…

– Здесь бывает довольно много небезызвестных и весьма уважаемых людей, – перебил ее я. – Это вам не дешевый портовый кабак.

– О чем вы говорите, сэр, – грустно усмехнулась она (херес явно начал делать свое дело). – Кого из них заинтересует бедная танцовщица, у которой за душой нет ничего, кроме таланта и нескольких шелковых вееров. Да к тому же еще и китаянка. Еще и с такой историей…

Дело явно пошло на лад, и я вновь наполнил наши стаканы, опустошив бутылку до дна.

– Я тот, кто истинно желает ей помочь, – начал говорить я с особой горячностью в голосе. – Тот, кого тронула ее несчастная судьба, тот, кто проникся ее страданием по сильному мужскому плечу. В отличие от многих я увидел под этой маской видимого отшельничества прекрасную, путь даже немного наивную, но кристально чистую душу…

Не менее получаса я без устали говорил, подкрепляя свое красноречие изрядным количеством мимики и жестов, чувствуя, как постепенно железо нагревается и скоро можно будет начать тонкую ковку. Так оно и случилось.

– Сэр, – сказала Дженни уже более гораздо смягчившимся тоном, нежели говорила со мной всегда, – насколько я вас знаю, вы так же являетесь пылким бегуном за женскими юбками.

– Это правда! Я был таким до тех пор, пока не встретил Мулан, – ответил я. – Сначала я так же, как и все остальные, посмеивался над ней как над недотепой. Но в отличие от других я сумел увидеть в ней то, что не дано увидеть другим. И это потрясло меня, это произвело во мне настоящий переворот. Я действительно полюбил ее, да, не с первого взгляда, но я понял это недавно. Я вижу, что нравлюсь ей, но она ничего не может с собой поделать – помня о прошлых неудачных опытах, к тому же эти дурацкие сплетни… Она не дает мне шанса. Мне нужна ваша помощь. Как мне найти дорогу к ней, дабы она хоть немного доверилась мне? Я хочу спасти бедную девочку из этого ужасного окружения, куда она попала волей злой судьбы, и стать для нее тем, кто будет главным в ее судьбе…

Несмотря на всю ее прожженность и жизненный опыт, переиграть Дженни особого труда не составило. Впервые она улыбнулась мне и положила тяжелую руку на плечо.

– Виктор, – сказала она (из чего я сразу понял, что Мулан частенько упоминала меня в своих разговорах с ней). – Раскройте же наконец ваши глаза – и все увидите сами. Проявите только терпение – после встречи с теми скотами девочка не привыкла уже никому доверять…

Это было то, что я и хотел услышать. Я взял правильный курс, и теперь нужно было тщательно придерживаться его. Поболтав для вежливости еще минут пять, я откланялся и поднялся к себе. Подойдя к окну, я набил трубку и собирался было высечь огонь, как неожиданно развернувшиеся внизу события мгновенно заставили меня забыть обо всем.

Ко входу в «Летучую рыбу», цокая по камням мостовой, быстро подъехала крытая повозка, запряженная парой лошадей. Скрипнув колесами, она резко остановилась возле самых дверей. Кожаный полог откинулся, и из повозки ловко выпрыгнула Мулан. Я сразу узнал девчонку, несмотря на скрывавший ее длиннополый плащ с поднятым капюшоном. Быстро оглянувшись по сторонам, она нырнула в двери таверны.