Октавиус

Очевидно, из всех друзей Элизабет, приглашенных на этот вечер, Рональд Блейк ждал именно мою персону – это я понял сразу же, как только увидел его. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, дабы понять, что пригласил он меня в субботу отнюдь не для того, чтобы лично оценить уровень моего мастерства в азартных играх. Разговор пойдет непосредственно об Элизабет и будет очень серьезным…

Выпуская изо рта и ноздрей табачный дым, я принялся мерить шагами комнату. Как верно тогда подметил мой отец, репутация моя не была идеально чистой, но вместе с тем на моем счету не было ничего вопиющего. О самом Рональде злые языки тоже всякое поговаривали, однако до сих пор он был в обществе очень уважаемым человеком. Но то сэр Рональд Блейк – человек пускай из захудалого, но дворянского рода, довольно успешный делец, владелец крупного деревообрабатывающего производства, а то я – безвестный молодой человек из семьи разорившегося торговца-посредника. Интересно, что ему еще мог наговорить эта свинья Стентон? Зная его характер, я ожидал от него всякого. Ну ничего, суббота все покажет…

Вечером следующего дня я, возвращаясь домой, нес с собой несколько рулонов чертежей рангоута. Скоро должен был состояться экзамен по теории корабля, который я провалил, и теперь подходил второй срок, а познания мои в этом вопросе весьма прихрамывали. Одно хорошо, что хоть по математике шел я вполне прилично, да и по всем остальным дисциплинам все вроде было ничего, исключая науку морскую, которая также держала меня до сих пор на берегу. Уже года как полтора я должен был закончить эту проклятую академию, куда чуть ли не силой засунул меня отец. Ну ничего, женюсь на Элизабет – и прощай эта каторга! Пока же придется подналечь на учебу, дабы не вылететь прочь – негоже портить в глазах сэра Рональда свою и так не слишком блестящую репутацию.

Неожиданно я натолкнулся на Стентона – он вылетел на меня практически из-за угла.

– О, сэр Ричард – покоритель женских сердец, – поприветствовал он меня. – Зайдем в «Корону», пропустим по кружке…

– Угощаешь? – ехидно спросил я, мысленно врезав ему кулаком в глаз. Ничего, это за мной не заржавеет, а пока пускай думает, что на коне. Так будет лучше.

Через минуту мы уже сидели за грубым деревянным столом, а высокая, дородная Элис тяжко бухнула перед нами на стол две огромные кружки темного пива. Кокетливо улыбнувшись нам, она повернулась и пошла обратно к стойке. Это была моя давняя знакомая, полную обнаженную грудь которой я столько раз тискал в крохотной каморке прямо на чердаке этого заведения. И сейчас я не удержался и ласково ущипнул из-под стола ее упругий зад. Она чуть дернулась и, полуобернувшись, шутливо замахнулась на меня пухлой рукой.

– Парни уже начинают беспокоиться, – сказал Стентон, отхлебнув из своей кружки. – Ты помнишь, что твой срок уже идет?…

– Спокойствие! – ответил я. – У меня всё идёт по плану.

– К ней вчера приходил какой-то китаец. Молодой весьма. Они долго стояли и болтали, а потом ушли к ней в комнатушку. Вышли нескоро – около часа были там вдвоем. Она улыбалась ему так сердечно, а на прощание поцеловала его, – сказал Стентон. – Так что думай. Я бы на твоем месте поторопился. Теперь, друг, у тебя слишком мало денег, дабы быстро очаровать ее…

Я почувствовал, как внутри меня что-то сжалось. Стентон всегда обожал приносить всякие гадости, и теперь он с удовольствием рассказывал мне это.

– А Галлахер что говорит? – спросил я, устремив взгляд в стол.

– Галлахер видел этого парня в первый раз, – ответил Стентон. – Но вообще ему по большому счету дела нет до всех ее связей. Ему главное, что девчонка ведет себя тихо, приносит ему хороший доход. Но вообще интересно, откуда взялся этот китаец – к ней ведь вообще никто не наведывается, кроме самого Галлахера да пары-тройки людей из прислуги кабака. Да и то только по делам. Сам знаешь, она никого к себе не подпускает – и тут такой вот случай…

Мы покалякали еще с полчаса о том о сем, после чего он покинул меня, оставив сидеть в одиночестве. Элис несколько раз лукаво поглядывала на меня из-за стойки, но я не обращал на нее никакого внимания, уставившись в кружку. Да, дело дрянь. Все в один момент свалилось. Я ведь думал, что с девчонкой будет раз плюнуть, и тут такая новость. Завтра надо идти к Блейку, значит, на Мулан у меня останется совсем мало времени. О черт! Банкротство моего отца спутало мне все планы, и теперь я и сам не знал, что будет дальше. Ладно, надо незамедлительно действовать.

Быстро зайдя домой, я свалил чертежи на стол и, развернув проекцию бизань-мачты, принялся изучать элементы конструкции. Однако ничего не доходило до моего сознания – все мысли так и возвращались к Мулан и ее таинственному кавалеру.

В дверь моей комнаты постучал Дэнис.

– Иди ужинать, Ричард, – произнес он необычайно спокойным тоном, что бывало только в тех случаях, когда он был чем-то сильно удручен. С удивлением посмотрел я на дверь, слыша, как удаляются по коридору его шаги и привычно скрипят ступени лестницы. Только тут я сообразил, что за весь день ни разу не видел Беты, чего за все время ее пребывания в нашем доме никогда не случалось. Бывало, что я не встречался с ней лицом к лицу, но обязательно хоть на секунду засекал ее мышиное платье где-нибудь в конце коридора или в кладовой. Правда, я так же не заметил нигде и Гордона, однако последний мог уйти по каким-то дальним поручениям, что бывало довольно нередко.

Немало смущенный этим обстоятельством, я спустился вниз и, увидев собравшуюся вокруг стола семью, сначала даже остановился в недоумении. Отец сидел возле стола, сгорбившись, как будто из него вытащили все кости, бессильно подпирая рукой взлохмаченную голову и неподвижно уставившись в стол. Никогда еще я не видел его в таком ужаснейшем виде – он был разбит и, казалось, тронь его – и он рассыплется на части. Мать устало посмотрела на меня покрасневшими глазами – очевидно, она недавно плакала и была вся словно выцветшая. Мне показалось даже, что она поседела. Дэнис выглядел совершенно растерянным и был необычайно молчалив. Сервировка стола была необыкновенно скромная: стояли простые тарелки и оловянные кружки. Не было привычного хрусталя, серебра и канделябров.

– Мы сегодня рассчитали Бету и Гордона. – сказал наконец отец, отняв руку от головы, и я поразился, насколько старым было его лицо. – Сумма убытков просто чудовищная. Сегодня один из заказчиков потребовал неустойку немедленно и прямо наличными. Из-за меня он сам понес существенные убытки и не желал ничего слушать. Мне пришлось сдать все столовое серебро, а также драгоценности мисс О’Нилл, что я подарил ей на свадьбу. У нас осталось денег на два дня, да и то потому что я заложил имущество и его уже завтра вывезут. Завтра же приедут смотреть наш дом- я уже выставил его на продажу. Господь наказал нас – меня поставили на проценты, которые тикают с каждым днем. Надеюсь, что, продав дом, мы сумеем погасить почти все…

Я тяжко опустился на стул возле стола. Новость как громом меня поразила – в моих карманах были только несколько пенсов. Этого хватит максимум на бутылку джина, и я рассчитывал перехватить у отца хотя бы пару соверенов. На ужин сегодня была овсянка и небольшая буханка хлеба. Это оказалось всем, что мы могли теперь себе позволить, но даже эта пища не лезла мне в горло. На чаепитие я не остался и, сославшись на какие-то неотложные дела, поднялся в свою комнату. Пари. Да, я должен был выиграть его – и я сделаю это… В темноте передо мной вновь замаячил пестрый веер Мулан. Ее стройная фигурка, облаченная в традиционное одеяние, вновь начала гибко извиваться в диковинном танце…

Быстро надев плащ и шляпу, я вышел из дома в ненастную темную ночь. До начала выступления Мулан осталось не более часа, и мне пришлось припустить почти бегом, так как даже на извозчика денег у меня не было. Очень возможно, что Мулан придется усадить за стол рядом с собой, а старый бандит Галлахер в помощь моему пари вряд ли одолжит мне хотя бы полпенса. Минут через сорок я, весь промокший и взлохмаченный, появился в дверях «Летучей рыбы». Галлахер, стоя у стойки и облокотившись о нее, встретил меня полупрезрительным взглядом. Его красная рубаха была наполовину расстегнута, обнажая волосатую грудь с неприличной татуировкой, в зубах дымилась короткая трубка. Слух о банкротстве моего отца пронесся по всему городу со скоростью урагана. Несмотря на давнее знакомство и то, что я, не раз оставаясь должен ему, всегда в срок приносил долг, Галлахер не только ни капли не сочувствовал мне, но даже, напротив, злорадствовал, о чем свидетельствовала его наглая улыбка, словно выравнивающая искривленное шрамом лицо.