Страница 32 из 58
Вокруг речки теснятся густые заросли ив, настоящее их царство. Кое-где среди них видны жимолость и шиповник. На галечниковых косах цветут зизифора и мордовник. По травам заскакали потревоженные нами веселые кобылки. В тростниках, как бы приветствуя нас, разбудивших тишину речного леска, защелкал соловей, но вскоре замолк. Застрекотала сорока и тоже умолкла. На полянку выскочил заяц, привстал, поглазел на нас, заявившихся в это царство покоя, и скрылся. Черные облака на небе совсем разошлись, и вместо них поплыли белоснежные кучевые с причудливыми воздушными кораблями, засветило солнце и согретый им тугай, застывший в тишине и покое.
Небольшая речка, не спеша, переливается от плеса к плесу, и на мелких ее проточках застыли стайки небольших рыбок. Едва зайдешь в воду, как в облаке взмученного ила рыбки смело и бесцеремонно принимаются покусывать за ноги. Не больно, но неприятно. В мелкой и хорошо прогреваемой воде речки, казалось бы, должны в массе водиться личинки комаров. Но несносных кровососов нет ни одного! И в этом я вижу немалую заслугу крошечных рыбок. Побольше бы таких рыбок в комариных местах. Неплохо бы изучить их образ жизни и расселить, куда надо.
Неожиданно рядом с биваком пронзительным металлическим голосочком закричала крошечная пищуха, с противоположного берега речки ей ответила другая, и еще несколько звонких голосочков раздалось со всех сторон. Разъяренный Алексей, набрав полные карманы камней, стал бомбардировать ими заросли, откуда неслись крики. Но вскоре пищухи сами по себе замолкли, угомонились, разомлели от долгожданного тепла, погрузились в дневное блаженство.
Я задумался над тем, как по-разному человек относится к окружающему. Алексей — дитя города, спокойно переносящий шум автомобилей, громкие голоса радио, магнитофонов, раздражен голосами пищухи, тогда как мои далеко не крепкие нервы, наоборот, успокаиваются от музыки природы, и переклички пищухи мне кажутся милыми, подчеркивающими жизнь окружающей природы, наполняя ее глубоким содержанием.
Вечером за ужином у всех сразу зачесались уши. Сначала столь необычное явление нам показалось случайным. Но с каждой минутой боль ушных раковин становилась явственней, а у Зои, обладателя более чувствительной кожи, уши заметно покраснели. Я догадался: на нас напали самые крошечные кровососы, едва различимые глазом мушки-мокрецы. Пришлось заканчивать ужин стоя, повыше над землей, где любители влаги мокрецы, оказывается, вели себя менее воинственно.
— Почему мокрецы кусают только за уши? — удивляется Зоя.
— А вот догадайтесь! — предлагаю я.
Но блаженство объявленной дневки после трудного пути не располагает моих спутников к рассуждениям, и мне приходится высказывать свои догадки самому. За мокрецами я давно замечал пристрастие к ушным раковинам. В тугаях этим немиловидным созданиям приходится питаться кровью только пищух, зайцев, да, вероятно, других мелких грызунов. Самое доступное для них, крошечных кровососов, место — ушные раковины. Они покрыты коротенькой шерсткой, через которую добраться до кожи легче, чем в каком-либо другом месте. Вот и нас они тоже кусают за уши. Остается загадочным, как такие малютки способны отождествлять уши человека с заячьими и мышиными ушами.
Ночью возле нашего бивака крошечная пищуха подняла истошный крик и возню, а разгневанный Алексей, лежа в постели, стал проклинать несносных зверьков и грозить им смертной казнью.
Наконец, мы добрались до села Актогай. В переводе на русский язык это слово означает буквально «Белый лес у реки». Быть может, давно возле селения, когда оно было маленьким, на речке Токрау, протекающей вблизи, и рос светлый лес. Сейчас же берега реки голые, а районное село представляет собой большой поселок. Здесь есть все, что нам необходимо: магазины, почта, заправка горючим для автомобилей, и наши дела были бы закончены быстро, если бы не исчез Алексей. Появился он часа через два, встреченный не на шутку обеспокоенной Зоей, сияющий, надушенный одеколоном и подстриженный. Был в парикмахерской, обошел все магазины.
Теперь наш путь лежит в гранитные горы Бегазы и Кзылрай. Но надо разузнать дорогу.
— Вон гора Бегазы, — сказал нам старик, показывая на далекий горизонт всхолмленной степи.
В той стороне, куда протянул свой кнут собеседник, виднелось много гор, и одна из них, более заметная, выглядывала выше всех розовой вершиной. И вот мы едем по проселочной дороге, попадаем в их переплетение и выбираем из них те, которые как будто идут в желаемом для нас направлении.
Наш путь на гору Бегазы не случаен. С нее мы начнем поиски древних и загадочных каменных курганов, и не просто курганов, а, как их называют, курганов с грядками. Эти курганы давно занимают мое внимание. И, признаюсь, одна из негласных задач путешествия в Центральный Казахстан — дальнейшие поиски этих курганов. Прикоснулся к их загадке я давно.
Все привыкли в курганах, этих надмогильных сооружениях, видеть более или менее крупные насыпи из земли или камня. Курганы же с грядками — необычные. Они выложены из камней. От них тянутся две слегка выпуклые наружу линии, простирающиеся обычно к востоку, будто две гигантские руки, протянутые к дневному светилу. Археологи давно обратили внимание на курганы с грядками, многие из них раскопали и изучили содержавшиеся под ними предметы. Сейчас известно довольно много таких курганов. Но больше всего их в Центральном Казахстане, в так называемом казахском мелкосопочнике. Их распространение четко ограничено с запада Улутаускими горами и верховьями реки Ишим, с севера — южными районами Кокчетавской области до Щучинска и озера Боровое, с востока — зоной плоских увалов и низкого мелкосопочника Павлодарского хребта. Южная граница простирается до северных районов Прибалхашья и Бетпак-Далы. Но одиночные курганы с грядками найдены и на территории южного Казахстана, в Семиречье, а один курган был найден даже в Узбекистане и другой — в Калмыкии.
Различают несколько вариантов таких курганов. Обычно в кургане находится захоронение человека в погребальной камере ниже поверхности земли. К кургану примыкает с востока маленький курган без погребальной камеры с костьми лошади и одним-двумя глиняными сосудами. Иногда два кургана с захоронением лошади и человека расположены с севера на юг, иногда сбоку главного кургана располагается по одному или даже по два маленьких кургана. И, наконец, сверху на главном кургане с захоронением человека может располагаться маленький курган с костьми лошади. Варьируют также и сами грядки. Чаще всего они сложены из наложенных друг на друга небольших камней, но иногда состоят из отдельных каменных курганчиков или из двух рядом положенных каменных плит, перегороженных поперек торцовыми плитами.
По предметам, обнаруженным при раскопках, археологам удалось довольно точно датировать эти своеобразные сооружения. Курганы с грядками характеризуют собою этап самобытной культуры, связанной с эпохой поздней бронзы примерно четвертого-третьего веков до нашей эры, то есть около 2500–3000-летней давности. Самые поздние из них датируются пятым веком нашей эры. Как будто курганы принадлежали местным европеоидным племенам иесейдонов и аримасков, преемников и прямых наследников сибирских племен андроновцев, потомков ариев.
К этому времени на территории современного Центрального Казахстана зародилась, по существовавшему тогда уровню, высокая культура, оставившая следы поселений, рудников, поминальных сооружений и надгробных памятников. Это был центр ранних кочевников и скотоводов и древней металлургии.
Богатство инвентаря, находившегося в курганах, дало повод отнести эти сооружения к погребениям родоплеменной знати. Грядки же имели какое-то ритуальное и культовое значение. Для чего служила необычная архитектура курганов, какое имели значение две длинные грядки, никто из археологов ничего не мог сказать, да и не пытался этого делать.