Страница 16 из 58
Морские лилии относятся к типу иглокожих, вместе с морскими ежами и морскими звездами назвали их так за внешнее сходство с лилией, чему способствовал неподвижный образ жизни.
За ними по частоте находок встречаю самые разные раковины пластинчатожаберных моллюсков. Вот крошечная раковина, испещренная мелкими ребрышками. На ее поверхности видны три радиальных полоски — три годичных кольца. Животное прожило три года и пролежало в земле около трехсот миллионов лет, сохранив отпечаток своего тела. Другая раковинка — с очень редкими, но глубокими и крупными бороздками. На третьей раковине полоски расположены концентрическими кругами. Все отпечатки непохожи друг на друга и относятся к разным видам. Каково же было разнообразие моллюсков, если беглый осмотр камней дал такой материал! (Фигура 30, рис. 7–13).
На крупной продолговатой гальке отпечаталась нежная сеточка тела другого обитателя морей — мшанки. По внешнему виду это животное похоже на мох, за что и получило такое название. Мшанки, или, как их называют по латыни, Бриозоа, настолько своеобразны, что составляют особый тип животного царства. Еще вижу на небольшом камешке четкие и глубокие черточки, образующие два ряда. Они оставлены ногами трилобитов — животных, очень распространенных в морях глубокой древности (Фигура 30, рис. 14).
Трилобитов (они тоже когда-то очень процветали) насчитывают более двух тысяч видов. Это примитивное животное состояло из однообразных члеников. Они имели какого-то общего предка, от которого развился современный тип членистоногих, включающий ныне процветающих насекомых и ракообразных. Но жизнь не вечна. Все несколько тысяч видов трилобитов полостью вымерли, очевидно, оказались неприспособленными к изменившейся обстановке жизни, хотя море не испытывало ни резких колебании климата, ни каких-либо сокрушительных катастроф. Вымерли, быть может, еще пока по каким-то нам неизвестным законам развития жизни, дойдя до конца своей эволюции, так же, как когда-то вымерли и гигантские ящеры. Не правда ли, страшная мысль о том, что каждый вид, исчерпав нам неизвестные жизненные возможности, рано или поздно, одряхлев, должен исчезнуть с лика Земли?
Загадочен и очень интересен один отпечаток. Судя по всему, это крылья насекомого. Жилкование их очень простое. Сейчас таких крыльев у современных насекомых, даже самых простых, уже нет. Владелец их был четырехкрылым. Какое же это было насекомое? Как оно жило, чем питалось, умело ли хорошо летать? Конечно, ему было далеко, допустим, до современных мух, полет которых настолько совершенен, что сконструировать подобную летательную машину человек пока что не в силах (Фигура 30, рис. 15).
Не всегда легко открываются перед глазами рисунки отпечатков животного. Взглянешь на камешек — он будто пустой, гладкий. Собираешься его выкинуть и вдруг при случайно благоприятном освещении на его поверхности выступает рельефное изображение.
Отведешь от него взгляд на секунду, камешек повернулся в руке — и не стало рисунка, исчез, будто заколдованный. И тогда снова начинаешь вертеть его в руках во все стороны. Особенно капризным оказался камешек с отпечатком крыльев насекомого. Он несколько раз почти безнадежно терялся в груде отобранных мною экспонатов. Наверное, немало вот таких камешков проскользнуло мимо, не открыв своего секрета. Очень четкие отпечатки оставили после себя кораллы (Фигура 30, рис. 16), а также какие-то обитавшие в воде черви.
Зачарованный, рассматриваю свои находки, любуюсь ими. Представляю, сколько здесь таких камней, свидетельствующих о когда-то бурлившей жизни в морской воде, — настоящий палеонтологический музей под открытым небом. Привезу в город, расскажу палеонтологам, отдам им камешки, быть может, вскоре за ними пожалуют сюда их экспедиции. Судя по всему, животные, оставившие отпечатки в глинистом и впоследствии окаменевшем иле, жили в каменноугольном периоде, около трехсот миллионов лет назад. Стара жизнь, долог и сложен ее путь от примитивных форм далекого прошлого до современного совершенства, над которым нависла угроза атомной катастрофы…
Ночью тихо плещутся волны о галечниковый берег музея под открытым небом с отпечатками морских организмов, звенят ветвистоусые комарики, а по небу медленно плывет луна, отражаясь в воде огненной полоской. Ночь тянется долго. Потом светлеет небо, и над водным горизонтом загорается красная зорька.
Жаль прощаться с чудесным тугайчиком. К тому же так интересны и заманчивы поиски отпечатков вымерших животных. Но предстоящие хлопоты тревожат и изгоняют прочь благодушие. Счастлив тот, кто способен соблюдать спокойствие и беспечен до тех пор, пока не пришла пора активных и решительных действий. Впрочем, беспечность — враг предусмотрительности. Тревожиться же было о чем: выдержит ли далекий путь моя старенькая машина ГАЗ 69, не сломаются ли по плохим дорогам рессоры, хватит ли бензина на путь по безлюдным местам вдали от поселений.
Я хорошо помню долгую очень пыльную дорогу вдоль Балхаша и проезжал ранее по ней много раз. Но сегодня ветер встречный, немного похолодало, мотору легче трудиться, и мне за рулем веселей, путь кажется короче. И все же почти весь день уходит на путь к дикому и безлюдному полуострову Байгабыл. Его основание подрезано длинным и узким концом залива Балыктыколь. В этом месте мы отойдем от Балхаша к северу по намеченному маршруту к большой горе с наскальными рисунками, но полуостров надо посетить. Здесь в одном уютном уголке, у крутых обрывистых скал, каждый вечер поют и толкутся брачные рои комариков-звонцов и обитают разные другие маленькие жители, прямо или косвенно связанные с ними. Личинки комариков развиваются в воде, а сами комарики, вылетая из них, устраивают брачные рои, после чего погибают. Они ничем не питаются и, конечно, несмотря на сходство с комарами-кровопийцами, не имеют к ним никакого отношения.
Вот и хорошо знакомые скалистые берега. Никто в этом месте с самой весны не бывал, кроме нас, нет здесь ни консервных банок, ни битых бутылок, ни окурков, оскорбляющих красоту и чистоту природы. Впрочем, теперь Алексей, курящий член нашего маленького коллектива, непременно набросает всюду окурки. Мои увещевания складывать их в одно место или бросать в костер ему непонятны и кажутся причудой пожилого человека. «Сытый голодного не поймет», курящий не понимает некурящего.
Когда уровень Балхаша был значительно выше в сравнении с теперешним, волны выбросили на галечниковый берег окатыши из тростниковых корней. Длиною около метра, темно-коричневые, они рельефно выделяются на фоне светлого берега. Под ними прячутся на день от жарких лучей солнца различные маленькие жители пустыни. Но больше всех их почитают скорпионы. Я предлагаю осмотреть окатыши вблизи бивака, чтобы обезопасить себя ночью от нежелательных визитеров. К тому же необходимы скорпионы для опытов в городе. Алексей уже нашел под одним окатышем двух скорпионов и маленькую ящеричку и, когда я его спросил, где же они, он с удивлением ответил: «Как где? Конечно, раздавил!»
Мой улов обилен. Под двумя сотнями окатышей я собрал более полутора сотен скорпионов и двух каракуртов. Ядовитые пауки уже распростились со своим цветастым нарядом юности, приобрели глубоко черный цвет и успели изготовить каждый по несколько светло-желтых коконов. На тенетах одного каракурта я насчитал панцири шести убитых и высосанных пауком скорпионов и остатки только одной кобылки. Здесь, хотя и безлюдное место, но кое-где по давно не езженым дорогам и возле следов покинутых биваков, отмеченных, как всегда, остатками костров, пустыми банками из-под консервов, видны стреляные гильзы охотничьих ружей. Куда только не проникает охотник-любитель! Вот почему, завидев нас, далеко взлетели журавли, с воды поспешно снялись утки. Животный мир страдает не только от усиливающегося в последние годы оскудения природы, сколько от тех, кто гордо именует себя охотниками.