Страница 33 из 37
Поскольку срок ссылки В.Ульянова закончился раньше, чем у Н.Крупской, оставив жену и тещу в Сибири, он поехал в С.-Петербург. Вскоре от имени "потомственного дворянина Владимира Ильича Ульянова" было подано прошение с просьбой разрешить ему вернуться в Сибирь перед поездкой за границу и проститься с женой. Просьба была удовлетворена. После этого началась жизнь революционера-одиночки, который переезжал из одного европейского города в другой. Он успел зарекомендовать себя как организатор подпольной работы и талантливый пропагандист. Издавая и редактируя газету "Искра", издававшуюся за рубежом и нелегально ввозившуюся в Россию, он еще в большей мере развил эти способности. Именно в этот период он начал подписываться псевдонимом "Ленин". Его брошюра "Что делать?" обратила а себя внимание, он составил программу российской социал-демократической партии, как стали называть себя живущие за рубежом русские марксисты. Ленин уже не боялся нападать и на самого царя; излюбленными его эпитетами были "Николай Кровавый" и "Николай Вешатель".
Когда срок ссылки Н.К.Крупской окончился, та приехала к мужу в Мюнхен. В 1902 году редакция "Искры" перебралась в Лондон, следом за ней отправились в город туманов Ленин и Крупская. Столь резкая смена обстановки была особенно болезненной для Н.К.Крупской, приехавшей из тихой сибирской деревни в огромный шумный, грязный, грохочущий машинами город. Семейство сняло двухкомнатную квартиру без мебели в доме N 30 на Холфорд Сквер, принадлежащей миссис Ио. Под именем Якова Рихтера Ленин записался в библиотеку Британского Музея. По утрам он работал, а под вечер вместе с женой, забравшись на верх двухэтажного автобуса, совершал поездки по городу. У них возникли трения с домохозяйкой, она возмущалась тем, что Крупская не занавешивает окна портьерами и не носит обручальное кольцо. Дело кончилось тем, что один их русский знакомый объяснил хозяйке, что квартиранты ее обвенчаны, и предупредил, что если она не перестанет им докучать, то ее привлекут к судебной ответственности.
Благодаря своей неуклонности, доходящей до неумолимости, целеустремленности и самоотверженности, Ленин вскоре стал одним из лидеров партии. Оказавшись во главе партии, он начал проявлять агрессивную нетерпимость и свои воззрения не желал обсуждать даже с другими руководителями. Исключение из правила он делал лишь когда этого требовали обстоятельства. Из-за несговорчивости Ленина в крохотной партии эмигрантов наметился раскол.
С целью прекращения распрей социал-демократы в июле 1903 года созвали объединительный съезд, на который в Брюссель приехали сорок три делегата. Встреча состоялась в старом амбаре, где прежде хранилась мука. Помещение было украшено кумачом и кишело крысами и блохами. Бельгийская полиция, которая и прежде не давала спуску русским революционерам, обыскивала комнаты, где они жили, осматривали багаж, вдруг потребовала, чтобы эмигранты выехали за пределы страны в течении двадцати четырех часов. Вся компания села на пароход и через Ла-Манш поплыла в Лондон, не переставая спорить.
Продолжая свои заседания в принадлежащей социалистам церкви, делегаты вскоре осознали, что их исторический "объединительный съезд" ведет к опасному расколу между Плехановым и Лениным. Выступления Плеханова были в лирическом ключе, они брали за живое; речи Ленина были проще, логичнее и доходчивее. Спор шел об организационной структуре партии. Ленин настаивал на том, чтобы партию составляла небольшая, спаянная железной дисциплиной элита профессиональных революционеров. Плеханов и его единомышленники были за то, чтобы партия была открыта для всех желающих. При голосовании Ленин, с незначительным перевесом, собрал большинство. Его сторонники стали называться "большевиками", а противники - "меньшевиками". Взглянув на Ленина, отчасти со страхом, отчасти с восхищением, Плеханов произнес: "Из такого теста получаются Робеспьеры".
Если Ленин был Робеспьером, то Александр Керенский был русским Дантоном. Сам пораженный сходством их судеб и образования, Керенский писал: "Не надо меня уверять, будто Ленин олицетворяет некую азиатскую "стихийную русскую силу". Я родился под тем же небом, дышал тем же воздухом, слушал те же крестьянские песни и играл на том же гимназическом дворе. Видел те же бескрайние дали с высокого берега Волги. Я твердо уверен: то, что сделал Ленин, преднамеренно и жестоко изувечив Россию, мог сделать лишь человек, который утратил всякую связь с нашей родиной и вытравил в себе всякое сыновнее чувство к ней".
Федор Керенский, Отец Александра Федоровича, был мягким, интеллигентным человеком, которого поначалу прочили в священнослужители, но он избрал учительскую профессию. Едва начав службу, он женился на своей ученице, офицерской дочери, дед которой был крепостным. Являясь директором Симбирской гимназии, Ф.Керенский принадлежал к сливкам местного общества. "С тех пор, как я себя помню, жили мы в огромной, прекрасной квартире, предоставленной нам казной, - писал его сын, А.Ф.Керенский. - Длинный ряд кабинетов; у старших сестер гувернантки; вспоминаю наши детские, устраивавшиеся в других домах местного общества праздники для детей". Став учащимся, Александр стоял в церкви на почетном месте, ведь он был директорским сыном. "Помню, в раннем детстве я был поистине верноподданным. Я искренне любил Россию... традиционную Россию с ее царями и православной церковью, с избранными слоями местного чиновничества". Настоятелем Симбирского собора был дядя Александра. Александр мечтал стать когда-нибудь "звонарем, который, забравшись на высокую колокольню, под облака, ударами могучего колокола призывает верующих в Божий храм".
В 1889 году, когда Александру исполнилось восемь лет, его отец получил назначение в Туркестанский край, и семейство Керенских переехало в Ташкент. Однажды вечером подслушал, как родители обсуждают нелегально распространявшуюся брошюру Льва Толстого, в которой писатель выступал против союза, заключенного между отсталой самодержавной Россией и Французской республикой, которой Толстой восхищался. "Однако мое юношеское восхищение царем ничуть не уменьшилось после того, как я услышал отзыв о нем Толстого, - писал Керенский. - ...Когда Александр III скончался, прочитав официальное сообщение о его смерти, я долго и безутешно плакал. Я не пропускал ни одной панихиды и добросовестно собирал среди соучеников деньги на венок почившему в Бозе императору".