Остерегайся тихой воды

Понимая этот факт как никто другой, я решила всю осень посвятить Зельям. Доварить снадобья для аптечки, разобраться с алхимической частью ритуала для посоха, начать разрабатывать водоотталкивающее зелье для палатки и прочее, прочее, прочее. Вместо того, чтобы как обычно поглощать книги тоннами.

Конечно, в результате, я всю осень проходила в специальной защитной маске для волос. От меня иногда пахло далеко не розами, и я очень мало спала. Надо было постоянно контролировать процесс и ни в коем случае не пропускать нужного момента. Иногда приходилось прогуливать уроки, но удавалось придумать правильный повод, да и репутация странной, незаметной девочки с тараканами в голове играла мне на руку.

Только к концу ноября, когда зелье для анимагии вошло в последнюю стадию, ритуал был готов, и требовалась только определенная дата, а зелью для палатки надо было дать настояться. Я выдохнула чуть спокойнее и смогла оглянуться на мир вокруг меня.

На меня обратил внимание Дамблдор. Конечно, он и раньше приглашал меня к себе после уроков для разборов заклинаний или чтобы дать дополнительный список литературы, но теперь… У меня было два объяснения такого поведения: либо он маньяк-педофил (меня уже коробило от сладости в его “моя девочка”), либо он хочет, чтобы я стала его “оленем”. Меня это не устраивало, совсем не устраивало, причем оба варианта, и я сбегала. Сначала в библиотеку, но и там меня находили посыльные с приглашениями, в гостиной факультета мне тоже не давали отсидеться, равно как и в запущенных классах и коридорах. Тогда я практически переселилась в комнату на восьмом этаже. А чтобы никто не подумал, что я прячусь именно в ней, то я стала изучать верхние этажи Хогвартса в свободное от обязанностей время.

Мало кто знал, что в Хогвартсе десять этажей. Последний был получердачным и там пылился самый разный хлам, начиная от полуразрушенных горгулий заканчивая остатками артефактов, его я не трогала, мало ли какие на нем заклятия могут быть. Просто на десятом этаже были балкончики, выходящие на внешний двор, и оттуда открывался просто потрясающий вид. Он завораживал ничуть не меньше вида с Астрономической башни и так же давал ощущение полета. Девятый этаж тоже был запущенным донельзя, и туда сгружали все старые волшебные портреты со спящими людьми и простыми пейзажами. Огромная картинная галерея дополнялась коллекцией самых странных статуй. Там можно было ходить часами. Я старалась ничего не трогать и держала щитовые заклинания на случай, если всё же случайно активирую какую-нибудь гадость.

Наверное, я все-таки подхватила какую-то ментальную гадость, пробудившую во мне страсть к уборке, а может, вспомнилась аллергия на пыль у моей младшей сестренки в том мире, но я начала убирать девятый и десятый этаж. С помощью бытовых заклятий, тренируясь в их невербальном исполнении, а также ручками, когда не хотелось колдовать.

В заброшенных помещениях на этих этажах было очень спокойно и тихо. Почему-то казалось, что я дома и бояться нечего. Ментальные щиты, техники контроля сознания и прочее, часть даже из моего прошлого мира, ничего не давало понять. Это просто ощущения. И я купалась в них. Вы не поверите, когда я последний раз была в такой обстановке. Еще у Марты в Манчестере, а после поступления в Хогвартс вся моя жизнь стала погоней за знаниями, силой, отстаиванием свободы и только сейчас, сидя на ступеньках забытых лестниц, я ощущала себя дома.

Вскоре именно здесь я проводила большую часть своего времени. Писала эссе, отрабатывала движения палочкой или разговаривала сама с собой.

А потом что-то щелкнуло у меня в мозгу, и дар открылся.

Баньши научили меня контролировать его, а в дневнике Марии Фэйр было несколько советов следующей “везучей” ведьме насчет того, как скрывать дар. Мы с ней мыслили одинаково: как Министерство, а тогда еще и остатки Инквизиции, могут найти ведьму с нашим даром, если мы не будем его использовать? Никак. А значит, пока я на виду у преподавателей, мне нельзя его применять, и я спрятала его в своей голове и заперла дверь к нему. А теперь она открылась на свой страх и риск, просто потому, что я расслабилась.

Как описать все то, что хлынуло ко мне в голову в тот миг? Как объяснить то глубинное понимание происходящего, что затопило меня? Как объяснить всю ту лужу, в которую я села?

Никак.

Идея запереть дар была самой глупой из всех, что могла прийти мне в голову, и мне очень повезло, что он распечатался спустя меньше чем полгода после знаменательного решения. Потому что иначе я бы потеряла себя как личность. Меня бы перезаписали как старый жесткий диск и все - не было бы Алисы Кэри, была бы простая марионетка Судьбы и Случая. Но мне повезло или боги меня пожалели (этот вариант был более вероятным).

В общем, эта лестница, которую я всё никак не могла пройти до конца, вела в заброшенную Южную башню. А мой дар, словно лукавый чертенок, поселился в моем сознании.

К концу Рождественских каникул, которые я стабильно проводила в альма-матер, зелья входили в самый последний этап. Водоотталкивающее для палатки уже было готово и надо было проконтролировать, чтобы ткань пропиталась равномерно. Оптимальная дата для ритуала кровной привязки наступала в ближайшее полнолуние, и зелье доваривалось, а анимагическое варево плавно выкипало и приобретало нужный цвет. Если всё будет идти правильно, то летом я уже смогу его выпить и перекинуться.

Дар не замолкал ни на минуту, выдавая по три-четыре варианта развития событий, с обязательным учетом того, что я его игнорирую и мне волей-неволей приходилось либо выбирать один из предложенных, либо создавать новый, если известные вели к раскрытию способностей.

Надо заметить, что я нашла в “Ежедневном пророке” информацию о Марии Фэйр - небольшая заметка-некролог о том, что та скончалась в психиатрическом отделении Мунго. Грустная смерть.

В полнолуние Комната-по-Желанию стала ритуальным залом, и я провела простенький ритуал. Положила посох в зелье, пропела длинный катрен, капнула каплю крови и взяла посох в руку так, как он должен будет там возникать. На этом шоу закончилось.

Я решила изменить условия кровной привязки еще в прошлом году. Изначальный вариант переносил ко мне посох через наш мир. То есть оставила я его, допустим, в Хогвартсе, а призываю в Эдинбурге и эта деревяшка, по прямой, помчится ко мне, сшибая то, что можно сломать или ломаясь сама. Такой вариант меня не устраивал. Тогда я нашла другой, завязанный на трансгрессии. Проще говоря, эта деревяшка исчезает здесь и появляется у меня в руках в том положении, в котором я её взяла из зелья. Теперь осталось натренироваться.

До самых пасхальных каникул я не снимала с рук перчатки, пропитанные в заживляющей мази, синяки не успевали сходить, как я набивала их заново, пытаясь призывать посох в самых разных ситуациях. И закономерно расшибая руку если неправильно ставила пальцы. Радовало только то, что колдовала я другой.

Наши отношения с Долоховым вернулись к прежней норме, он не мог себе позволить общаться со мной так же, как летом, а я не имела времени и желания отвлекаться от своих проектов. Анимагическое зелье и работа с посохом интересовали меня гораздо больше, нежели общение со сверстниками.

Реддл смотрел на меня издалека, иногда здоровался, но не более того. Для того, чтобы канон не начал исполняться, мне надо было просто мелькать на его глазах. Он должен был видеть меня, интересоваться мной, пытаться понять, почему Долохов иногда слишком долго на меня смотрит, а потом отводит взгляд.

Я ведь, по сути, была никем. Да, победила в дуэлях со старшими курсами, да, занимала седьмое место в школьном рейтинге, но если бы я занималась своей внешностью, вела себя более ярко и открыто, на меня бы обращали внимание. Меня бы запоминали. А так я на протяжении всей учебы поддерживала общее мнение о том, что я абсолютно обыкновенная заучка. И три четверти хогвартских студентов велись на это. Райвенкло не пытался развеять их заблуждения, в этом была вся прелесть факультета одиночек. А преподавателям не было до меня никого дела.