Верные, безумные, виновные

Гарри. Она вспомнила, что в последний раз видела его в день барбекю. Это было в тот момент, когда она выскочила из дому, чтобы купить еще крекеров, поскольку забеспокоилась по поводу семян кунжута. Отъезжая от дома, она глянула в зеркало заднего вида и заметила Гарри, который кричал на собаку Вида и Тиффани. Он сердито взмахнул ногой, но Эрика не сомневалась, что на самом деле он не ударил собачонку. Просто хотел напугать. На террасу вышел Вид – наверное, чтобы позвать пса. Это все, что она видела.

Эрике не досаждала угрюмость Гарри. Угрюмость отнимает меньше времени и не так утомляет, как приветливость. Гарри никогда не стремился болтать с соседями. Не случилось ли с ним что-нибудь, не заболел ли он? Или же с ним все в порядке, и бедному ответственному Оливеру достанется за вмешательство в частную жизнь.

Как фейерверк, на горизонте сверкнула молния. Эрика представила себе, какой она покажется кому-то на улице внизу, если человек глянет в этот момент наверх, в дождливое небо, и увидит за стеклом ее темную неподвижную фигуру, озаренную вспышкой.

Этот образ вызвал воспоминание… да, может быть… о прижатых к стеклу ладонях, лице с размытыми чертами и разинутым ртом, но затем воспоминание раскололось на тысячи мелких осколков. Может ли быть такое, что в тот день она сотворила нечто непоправимое с химией своего мозга?

Отвернувшись от окна, она поспешила к письменному столу и открыла на компьютере электронную таблицу. Когда успокаивающие цифры начали заполнять дисплей, она взяла телефон и набрала номер своего психолога. Потом небрежным тоном спросила у секретарши:

– Полагаю, у вас нет отмен на завтра? – Но, передумав, попросила: – Посмотрите, пожалуйста.

Глава 11

Оливер положил телефон и высморкался. Потом взял зонтик. Не самое лучшее для его здоровья – разгуливать под проливным дождем, разыскивая пожилых соседей, но он не мог больше ждать.

У него появилось ужасное предчувствие. Он припомнил, что в последний раз видел Гарри накануне барбекю, когда еще не было никакого плана насчет этого, когда Эрика еще не прибегла к своей уловке и они по-прежнему ждали на чай Клементину и Сэма.

В тот субботний вечер Гарри заговорил с Оливером, объясняя ему, как правильно держать секатор. Некоторые не любят непрошеных советов, однако Оливер всегда был рад поучиться у других. Гарри пожаловался на собаку Вида и Тиффани. Якобы ее лай не дает ему спать по ночам. Оливер не был склонен в это поверить, ведь Барни такая маленькая собака. Гарри сказал, что вызывал полицию или, может быть, обращался в местный комитет, но Оливер не придал этому значения. Гарри всегда подавал официальные жалобы по всевозможным каналам. Для него составление жалоб было чем-то вроде хобби. Надо же человеку чем-то заняться на пенсии.

С того дня прошло два месяца, и Оливер не мог припомнить, что с тех пор видел Гарри.

Оливер открыл дверь и отскочил назад: на террасе стояла Тиффани с зонтом за плечами и с поднятой рукой, словно собираясь постучать.

– Извини, – сказала она. – Знаю, что ты болен, но просто я все думаю про Гарри. Я и в самом деле считаю, что надо попробовать войти к нему. Или вызвать полицию. Муж тоже говорит, что не видел его много недель.

– И Эрика тоже, – сказал Оливер. – Я как раз собирался туда.

Ему вдруг стало невтерпеж, как будто на счету была каждая минута. Налетел порыв ветра.

– Господи, этот дождь!

Они выставили перед собой щитом зонты и, нырнув под них, перебежали лужайку и оказались перед террасой дома Гарри.

Тиффани бросила на пол промокший зонтик и кулаком забарабанила в дверь:

– Гарри! – Она старалась перекричать шум дождя. В ее голосе слышались панические нотки. – Гарри! Это мы! Ваши соседи!

Оливер приподнял тяжелый горшок из песчаника. Никакого ключа. Там было еще несколько дрянных пластиковых зеленых горшков с засохшими растениями и комковатой землей. Наверняка Гарри не стал бы прятать ключ под одним из них? Но он все же поднял первый горшок, и ключ был там. Маленький золотой ключик. Гарри, старина, подумал Оливер. Не так уж ты осторожен.

– Тиффани! – Оливер показал ей ключ.

– А-а, – произнесла Тиффани. Она отодвинулась, а Оливер подошел к двери и вставил ключ в замок. – Он мог уехать, – с дрожью в голосе сказала она. – Повидать семью.

Но оба знали, что старик никуда не уезжал.

– Гарри! – открыв дверь, позвал Оливер.

– О господи, нет, нет, нет! – быстро проговорила Тиффани.

Запах достиг заложенного носа Оливера на секунду позже, а затем ему показалось, что он с размаху влетел в стену этого запаха. Сладковатого запаха разложения. Словно кто-то побрызгал дешевыми духами на протухшее мясо. Накатил рвотный позыв. Оливер взглянул на Тиффани и вспомнил день барбекю – как в тяжелые моменты с лица человека спадает маска и обнажается что-то важное и общечеловеческое. Тогда все эти ярлыки вроде «красивая», «сексуальная», «некрасивая» становятся неуместными.

– Твою мать, – грустно произнесла она.

Оливер распахнул дверь и сделал шаг вперед в полутемное помещение. Прежде он не бывал в этом доме. Все его общение с Гарри происходило на лужайках. На лужайке Гарри. На их лужайке.

Над головой горела единственная лампа. Он увидел длинный коридор с удивительно красивой красной ковровой дорожкой, уводящей во тьму. Увидел лестницу с резными деревянными перилами.

У подножия лестницы лежал большой непонятный предмет, и он, конечно, знал, что это тело Гарри. Случилось именно то, чего Оливер боялся. Но все же несколько мгновений он вглядывался в очертания предмета, словно это была одна из обманных оптических картинок. Просто в голове не укладывалось, что вечно раздраженный, топающий ногами и плюющийся Гарри превратился в раздувшийся, почерневший ужас.

Оливер заметил некоторые вещи: на Гарри были разные носки. Один черный. Один серый. Очки как бы погрузились в лицо, словно были вдавлены в мягкую податливую плоть невидимой рукой. Белые волосы аккуратно причесаны, как обычно. Облачко деловито гудящих мух.

Оливера замутило. Он попятился на дрожащих ногах и захлопнул за собой дверь. Тиффани рвало в горшок из песчаника, а дождь все лил и лил.

Глава 12

Боковым зрением Дакота приметила какое-то движение. Выглянув из окна, она увидела, как через лужайку несется Барни. С грохотом распахнулась входная дверь, и девочка услышала крик отца:

– Меня достал этот мужик! Тиффани! Где ты? Он перешел черту! Существует черта, Тиффани, черта! А на этот раз он перешел эту черту!

– Что? – откликнулась мама откуда-то из глубины дома.

– Дакота! Где твоя мама? Где ты?

Дакота сидела на том самом месте, где и все утро, читала книгу у окна, но, разумеется, папа не замечал подобных мелочей.

Дом был таким большим, что они часто теряли друг друга. «Чтобы ориентироваться в этом доме, нужна карта», – говаривала тетушка Дакоты каждый раз, как приезжала к ним, хотя она бывала здесь миллион раз и ей не требовалась карта. Она лучше Дакоты знала, как найти нужную вещь в кухонных шкафах.

Дакота не стала отвечать папе. Мама разрешила ей закончить главу, после чего ей предстояло помочь прибраться в доме к приходу гостей. Как будто это она их приглашала! Она в раздумье подняла глаза, потому что на самом деле уже залезла украдкой в следующую главу, но стоило ей посмотреть на страницу и увидеть слова, как чтение опять затянуло ее. Она как будто испытывала приятное физическое ощущение, как будто падала обратно в мир «Голодных игр», где Дакота становилась Китнисс – сильной, могущественной и умелой, но также и очень хорошенькой. Дакота была на сто процентов уверена, что поступила бы, как Китнисс, пожертвовав собой для Игр ради милой младшей сестры, если бы у нее такая была. Не то чтобы она хотела сестру (маленькая сестра ее подруги Эшлинг всегда торчит рядом, и бедной Эшлинг никак от нее не избавиться), но будь у Дакоты сестра, она умерла бы за нее.