Страница 49 из 65
Моршанскому таки да было за что переживать. Во время визита Печкина в Киев там произошло одно событие, гораздо тише очередного взрыва. Какие-то наверняка бомжи, проникли в профессорский кабинет и слямзили у врача небольшую коллекцию аудио- и видеокассет. Может, они хотели этаким макаром повысить свой культурный уровень? Вполне допустимо и такое: посмотрев слямзенные кино с музыкой, ворюги бы посчитали — их явно не устраивают профессорские закидоны, значит, вполне можно записать какую-то порнушку, лишь бы добро не пропадало.
По крайней мере, подобная версия возникла у ментов и газетчиков, когда они стали разоряться во все стороны, по привычке обращаясь к крадунам: верните профессорские бебехи за солидное вознаграждение и полную амнистию по поводу вашего налета.
Хорошо, что в конце концов уворованные кассеты оказались у Юрия Петровича. Господин Печкин — человек грамотный, в отличие от домушников, он всегда готов спасать научные достижения на благо человечества, когда менты подымают руки выше погон и говорят «пас» при полном отсутствии улик и оперативной информации за жменю пропитых кассет.
Кроме достижений, на тех кассетах ни черта не было. Ни боевика, как чужие приперлись из космоса гадить на нашей планете, ни песен Сташевского, скачущего по телевизору с мечом еще длиннее, чем у того Спартака.
Это были даже не кассеты, а самый настоящий архив. И вообще, кто, кроме обычных бомжей и воров-фраеров, которых в последние годы расплодилось еще больше, чем постановлений Кабмина за хорошую жизнь, полез бы в единственный на Украине и Эсенговии научно-исследовательский центр за небольшой жменей кассет и парой наборов иглотерапии? Больше никто, потому что можно подумать, в этом самом центре есть что своровать, кроме такого добра. Компьютеры и прочий халоймыс ворам даром не надо, им кассеты показались куда ценнее.
Но откуда ворам проклятым знать, что на этих кассетах записи редчайших сеансов гипноза вместе с прочими видеоархивами доктора наук с мировым именем? И вообще, за психотерапевтический центр ходили легенды; доктор наук Нахманов вылечил своими научными разработками тысячи людей.
Людей он лечил, нет, чтобы такие полезные не только украинской медицине кассеты продублировать. Вот теперь от горя у профессора обливается кровью сердце, а больные заливаются слезами.
Хорошо, что на свете есть добрые и порядочные люди, как Печкин. Другой бы на его месте запросто заторговал этот архив в какую-то Америку, там тоже глухих и нервных бывает, а сам бы разорялся в разные стороны прямо в больных: жрите бармилон, он от всего помогает, и вообще смотрите телевизор. Кто, в конце концов, хорошо, что был терапевтом — всеми узнаваемая Ирина Петровна с банкой раттомрехса для дедушки Игната или какой-то там неизвестный зрителям доктор Нахманов?
Барон был не менее порядочным человеком, чем его подчиненный Печкин; он знал истинную цену таким кассетам и сильно сомневался: их выкрали для того, чтобы продать в ближайший пункт записи и проката. Когда злоумышленники через третьи лица предложили этот уникальный архив известной своей высокой репутацией фирме «Парацельс», дворянин Орлов, не колеблясь, купил его. Но вовсе не для того, чтобы бессовестно эксплуатировать чужие изыскания, набивать золотом карманы или даже по-быстрому защитить диссертацию доктора медицинских наук.
Григорий Орлов пошел на сомнительную сделку с одной-единственной целью: не допустить пропажи уникального архива Иди знай, вдруг бы он вспугнул продавцов, так они вполне могли бы толкнуть это дело кому-то менее щепетильному. И этот покупатель потаи бы лупил себя в грудь — я главнее доктора Нахманова, все бегом до моих методик.
Руководитель «Парацельса» даже не собирался получать компенсацию по поводу своих затрат в связи с выкупом архива, так как был благородным человеком от рождения и давал клятву Гиппократа вовсе не имени проходимца Капона с его боцманской шайкой.
Григорий Орлов усмехнулся, быстро подавил улыбку, ткнул кнопку селектора и приказал Вере:
— Организуй звонок за границу… Нет, не в Соединенные Штаты. Вера, прекрати, потом поговорим. Соедини меня с Киевом. Клиника профессора Нахманова…
Глава двадцать вторая
На роскошной ковре в бунгало Верховного Жреца лежала огромная кипа газет вперемешку с видеокассетами. Господин Гринберг остановился у Святая Святых Храма Тарана и несколько неуклюже отскочил в сторону, когда из-за закрытой двери раздался душераздирающий крик.
— С годами наши вкусы изменяются, подумал Алекс, выдув одну за другой три бутылки пива, — раньше Тимур не любил ковров. Да, тюрьма кого хочешь обломает, привык к этим коврам в следственном изоляторе федеральной земли Гессен.
Господин адвокат поднял одну из газет с бывшей родины, прочитал пару заголовков. Ностальгия по родине резко прошла, и Алекс с отвращением отбросил прессу в сторону.
Вопли из Святилища Верховного Жреца действовали на нервы адвоката с завидной ритмичностью. Что поделаешь, вздохнул господин Гринберг, включая второй кондиционер, профессия у меня такая, хотя нервы, они не из проволоки.
Алекс, лишь бы отвлечься, в который раз протер взмокшим носовым платком внутренности своего пробкового шлема. И в это самое время, как по заказу слушателей Би-би-си, из-за двери раздался такой вопль, что господин адвокат невольно прижал головной убор до близстоящего к святилищу уха.
После этого события из Святая Святых Храма по-быстрому заявился сам Верховный Жрец, застегивая на ходу молнию белоснежных шорт.
— Гутен ивниг, — поздоровался Таран. — Сашка, как ты себя имеешь?
— Здравствуй, Тимур, — вздохнул адвокат. — Если честно, то с трудом. Слава Богу, больше не придется терпеть этот климат. К тому же после воплей, мне кажется, ванна имени Шарко — не предел мечтаний.
— А ты что думал? — ухмыльнулся Таран. — Мне было легко? С ума двинуться мозгами, но чего не сделаешь для народа. Даже это…
Верховный Жрец криво усмехнулся и потянулся за очередной бутылкой пива.
— Ты чего лыбишься, Шапиро? — сделал недовольный вид Таран. — Если я бакланю, так всегда отвечаю за свое слово…
— Твое слово чужими криками оборачивается, — бросил адвокат, прежде чем припасть к источнику тропических наслаждений.
— А как ты хотел, Сашка? Совсем неграмотный стал! Знаешь, как я здесь свое образование к верху гнал, столько газет перерыл, как тот Лев Толстой… Так вот, если бы ты знал классику, так, кроме паровоза и мадам Каренин, есть такой стих: «Любовь не вздохи на скамейке». Усек? Не вздохи! Тем более вместо скамейки у меня кровать имени Клары Целкин[16] типа «Делегация Совнаркома в гостях у Розы Люксембург». И вообще, что ты понимаешь? Уже пятнадцатую целку бью на благо родины! Надоели хуже ихних кокосов! Ты тоже хороший. Хоть бы раз белую телку привез, расист долбаный. Смотри, Сашка, у нас не ихняя гнойная Америка, мы любому ку-клус-клановцу с интернациональным долгом вмиг яйца оборвем…
— Слушай, Тимур, — выбулькал до дна очередную бутылку господин Гринберг, — ты мне еще про немецкий реваншизм расскажи… И вообще, тебе бы не Верховным Жрецом, а тампаксом родиться! Совсем в своей Засрундии очумел…
Господин адвокат уловил быстрый взгляд своего работодателя и скороговоркой добавил:
— …под жарким солнцем.
— Трудности закаляют революционеров и прочих коммунистов, — важно сделал себе рекламу Верховный Жрец.
— Это точно, — пробормотал Алекс.
— Ты чего лыбишься, жирная твоя морда? — перешел на повышенные интонации прораб строительства независимой Засрундии. — Это тебя или меня мировой капитализм хотел затрюмить до упора? Да, я такой! Или зачем эти империалисты меня пасли? Чтоб Пурпурное Сердце присвоить? Они мне, революционеру со стажем, хотели пожизненное заключение запузырить, хуже, чем с любым из этих, как они, мандахлысты… В общем, мы такие, и с пути не свернем!
— Да, Тимур, — постарался не ухмыльнуться господин Гринберг, — тебе с такими речами пора в гости на Остров так называемой Свободы[17]с ее вечным революционером на троне.
16
Имеется в виду Клара Цеткин, в честь которой на первой родине Тарана называлась одна из центральных улиц Одессы неподалеку от улицы имени Розы Люксембург.
17
Остров Свободы — синоним Кубы в СССР.