Страница 46 из 65
Фармацевтическая мысль ученых не ограничивалась созданием лекарства, пользующегося повышенным спросом далеко от очередной родины Тарана По такому поводу в котлах, неподалеку от тех, где варили бармилон, вовсю булькала будущая основа новейшего снадобья, делающего окончательно и бесповоротно счастливой исключительно сильную половину человечества.
На лицах выдающихся медиков, активно размешивавших лекарство и регулярно швыряющих пальмовые поленья под чаны, расплывалось самое настоящее блаженство. Еще бы, Верховный Жрец лично гарантировал: при социализме работа в горячих цехах считается особо тяжелой, а потому каждому, кто в них пашет, положен дополнительный паек огненной воды за вредность.
Чтобы засрундийские ученые не перепутали, в какой котел чего подбрасывать, на чанах были соответствующие надписи «Бармилон» и «Раттомрехс» в виде рисунков открытого рта и стоячего банана. Качество работы строго контролировалось самим товарищем Ы-Гаго. Пускай предприятие вместо металла занималось варкой других дел, оно по-прежнему носило имя Генеральною секретаря ЦК социалистической партии независимой Засрундии. Мудрый Ы-Гаго не допускал, чтобы в стране начались какие-то дрязги, а потому, кроме социалистической, других партий здесь в упор не наблюдалось, за исключением очередной партии кокосов, отправлявшихся на экспорт вовсе не революции.
Верховный Жрец знал, что вытворяет, когда поручил Ы-Гаго самое значительное дело особой государственной важности. Ведь не кто иной, как отставной шаман в конце концов вспомнил рецепт приготовления народного засрундийского лекарства, несмотря на то, что ему забивали памороки цитаты Белого Вождя и материалы хрен его помнит какого по счету съезда, где было решено сделать экономику еще экономнее, хотя дальше, как говорится, было уже некуда.
Эти сведения были, в натуре, секретными. Варганить лекарство имел право исключительно шаман. С незапамятных времен, когда предки засрундийцев даже не подозревали, что рыбу можно ловить с помощью гранаты РГ-5.
Шаман в тайне от остального племени смешивал в горшке листья деревьев, с которых забалдел бы последний нарком, корни растения Aspidium filix mas, свежую звериную кровь и печень носорога, тщательно все это перетирал в однородную массу, а потом до отвала скармливал лекарство всем подряд, независимо от того, чем маялись болящие.
Предварительно шаман выл дурным голосом на луну и скакал у костра так высоко, как будто ему каждые три секунды втыкали в зад дикобраза. Если больной выздоравливал, то главврач племени раздувал щеки шире разлившейся в сезон дождей реки, а когда лекарство не помогало, он делался еще важнее и провозглашал: великий Туа-Туа призвал до себя самого достойного среди нас.
Кроме лечить болезни, шаман пичкал своим снадобьем войска племени перед очередной разборкой за сферы влияния у ручья. Нажравшись смеси, в основе которой место печени носорога занимала высушенная голова грифа и мелко истолченное копыто антилопы, воины становились как бешеные, ожесточенно махали копьями, выли не тише самого шамана, а некоторые даже грызли кору на деревьях перед тем, как с диким улюлюканьем побежать в атаку, пугая противника не так силой оружия, как исключительно одуревшим видом.
Это самое секретное лекарство легло в основу бармилона и раттомрехса. Ы-Гаго пришлось использовать все свои биологическо-химические познания, чтобы сделать снадобье наиболее действенным для всех и каждого. Чтобы придать бармилону еще большую силу, Генеральный секретарь скакал между котлов с жезлом под мышкой, изредка вопя таинственные заклинания, вроде «Тумба-бумба-эмпириокритицизма!»
В свою очередь, Верховный Жрец не оставался в стороне от непосредственного производственного процесса и усиливал медицинские порывы новшества Ы-Гаго одной существенной добавкой, придававшей лекарству особую, с точки зрения Тарана, действенность. Перед тем, как дрова запузыривались под котел, куда сваливали очередную сырую смесь ингредиентов, Верховный Жрец самолично и весьма активно плевал в него с таким воодушевлением, как будто готовился к телепередаче «От всей души».
Пролетариат, следивший за действиями Верховного Жреца, отзывался на действия Тарана одобрительным гулом. Вот это забота о людях, ведь даже последнему крокодилу известно: слюна Верховного Жреца не менее целебна, чем моча шамана, которой с незапамятных времен пользовали исключительно самых уважаемых болящих племени От Баобаба до Большой Воды.
Таран, справедливо посчитавший, что его миссия во время посещения фармацевтического предприятия выполнена, а социалистические обязательства личного вклада в медицину переплюнуты на сто пять процентов, собирался отправиться в свое бунгало. И тут на него свалилась очередная забота огромной государственной важности.
Министр внутренних дела Ваппа и председатель Комитета Государственной Безопасности Крю-Ка волокли до Верховного Жреца какую-то личность, оравшую таким благим матом, словно она без меры и рецептов контрабандно нахлебалась целебного зелья из всех котлов подряд.
— Ваппа, по-быстрому доложи, какого такого? На явный ментовский беспредел смахивает. А ты, Крю-Ка, заткни пасть вместе с этим проигрывателем, поцавидло. Молчать, оба два! Так, Ваппа, закладывай мне красиво, — скомандовал Верховный Жрец.
После обстоятельного доклада Ваппы Таран уже было засобирался награждать министерство внутренних дел и Комитет Государственной Безопасности за блестяще проведенную совместную операцию, однако решил сделать это после вынесения приговора антисоветчика, застуканного с поличным на месте преступления. Гражданин независимой страны, опившись огненной воды, нагло опорожнял желудок неподалеку от горячего производства, нарушая все мыслимые нормы санитарии и социалистического образа жизни.
— Ты что, мозгами, козел, поехал? — проводил среди коленопреклоненного засрундийца воспитательную работу Верховный Жрец. — Ты, мандавошка обрыганная, сыграл на руку тому самому Американскому Империализму и срал, глиста сушеная, не так в угол комбината имени самого товарища Ы-Гаго, как на наши идеалы. Падло! Тебе Сибирь за рай проканает… Крю-Ка, может, его американцы наняли, чтобы этот явный вредитель насрал нашей родине в борщ?
— Что такое борщ? — поинтересовался председатель Комитета Государственной Безопасности.
Таран отчаянно взмахнул рукой и заметил:
— Ладно, какая, хер, разница, когда этот засранец все равно мудак самой высшей пробы. Потому будет ему приговор… О, стоять, давай прогуди мне чего-то для отмазки перед сроком. У нас же, в натуре, демократизация.
— Я больше не буду! Честное комсомольское! — возопил задержанный.
— Мой суд тебе ни разу не верит, — сделал вывод Верховный Жрец. — Или ты забожиться, как себе в зад кляп вставишь? Он больше не будет, можно подумать! Станешь лапшу на уши вешать империалистам с их дефективными программами защиты свидетелей, а мой суд — самый гуманный и справедливый, потому что социалистический.
Ладно, слушай приговор, и вы, Ваппа с Крю-Кой, тем более… Да, так я же еще профилактику не сделал среди этих… правонарушений. Значит, засранец, секи в оба своих уха. Ты что, рогатый, сорвался с колхоза в наш солнечный край? Сильно блатной, на спички сирники говоришь? Я тебе покажу, чья масть канает на этом хуторе! Привыкли срать на своем огороде, парадную… Да, с парадными напряженка, они нам потому что даром не надо… Так вот, парашник, на другом конце света есть такие же засранцы, как ты. Они перебрались со своих полей в один когда-то веселый город, обсырают его с ног до головы, рвут телефонные трубки и мажут краской выдающиеся памятники. Потому что там уже некому научить деревню не срать, где живешь, и другому уму разуму. Все посваливали. Даже я. И куда теперь там не харкни, так попадешь в жлобов со жлобехами при жлобенях, а потому у них такая грязь, что усраться и не жить! Тем более в ихних условий жить хуже, чем торчать внакладку… Да, так не это главное. В нашей свободной стране есть я, а значит, этого говнючего и прочего бардака не будет иметься.