Страница 2 из 3
Переводим разговор на другую тему. Спрашиваем о войне на Северном Кавказе, о ее причинах и результатах. О чеченцах, о Кадырове.
– Да, мне Рамзан предлагал стать главой района, – сообщает Клёнов. – Но я отказался.
Как интересно! Значит он, и в самом деле, политик.
Наш собеседник рассказывает о законах, которые были приняты в Старогородской области, где он пять лет был депутатом. Ругает чиновников, вспоминает стрелки с местной братвой и встречи на высшем уровне.
– Я много не понимал раньше, – признается он, отодвигая чашку. – Приходил на работу в обычном пиджачке и галстучке. Но мне знающие люди объяснили: «Братуха, ты должен их всех уделать. Покажи им, что ты крутой.» Ну, я и приехал на прием – длинное кожаное пальто, кольца с бриллиантами, три джипа охраны. Все меня сразу зауважали.
Показывает два шрама – на затылке и на виске:
– У меня вся голова в пластинах. Пять покушений.
Да, герой что надо!
– И семь уголовных дел, – продолжает он. – Правда, все закрыли по причине отсутствия признаков состава преступления.
Я потираю руки.
Обсуждаем, где снимать. В части нельзя без официального разрешения, а с ним могут быть проблемы.
– А приезжайте ко мне в Старогородск! – гостеприимно приглашает Клёнов. – Поснимаете в моем офисе.
Надо же – «мой офис»!
Георгий смотрит на меня без всякого энтузиазма. Я же, наоборот, ощущаю творческий подъем и диктую свои условия. Мне надо проводить дочку в лагерь, так что на вояж есть только три дня.
Георгий обреченно кивает – три так три. Мы, считай, договорились.
Клёнов выражает удовлетворение и тут же извиняется:
– К сожалению, не могу вас на машине подвезти. Должен выехать на день раньше. Вы мне звоните, как доберетесь. Вас там встретят.
Я развиваю наступление: вот бы поснимать его в разных местах: на улице, дома, на каком-нибудь собрании… Напоминаю:
– Вы же сами не хотите быть «говорящей головой»…
Теперь Клёнов не выражает особого энтузиазма по поводу разных мест. По лицу режиссера видно, что ему совсем не светит тащиться четыре часа в Старогородск ради одного офиса. Но, как говаривал один политик, процесс пошел. Значит, придется все-таки ехать.
Все, пора закругляться и просить счет. Своего мы добились – герой готов к плодотворной работе.
Ни с того, ни с сего Клёнов вдруг заявляет:
– Жениться хочу, аж зубы сводит.
Мы с Георгием настороженно переглядываемся. Вспоминаю, что уже читала об этом в статье трехлетней давности. Оказывается, проблема все еще актуальна.
– Я холост и перспективен, – выдает герой свою «объективку». – В будущем планирую стать (тут он называет солидную должность). Готов отдаться в любые руки.
Сказал весело, словно в шутку, но в неподвижных глазах тоска. Прибавил, что его боевое братство собрало 20 тыс. евро тому, кто найдет ему невесту, но тут же философски заметил:
– Эти деньги уже плесенью покрылись.
На мгновение представляю себе стопку разноцветной наличности, покрытой серой плесенью. Интересно, кому она достанется?
Официантка приносит счет.
Клёнов нащупывает листочек в папочке и обращается к нам:
– У меня к вам просьба. Не могли бы вы мне что-нибудь написать? Дело в том, что у меня есть одно хобби: я собираю счета из ресторанов. Когда у меня бывает плохое настроение, то мы с Тамарой Никаноровной достаем их, и она мне читает. И я вспоминаю, с кем сидел, что ели, о чем говорили.
Так, кто такая Тамара Никаноровна? Наверное, экономка, догадываюсь я и тут же подхватываю "мячик":
– И сколько у вас таких счетов?
– Два больших альбома, – отвечает он абсолютно серьезно.
Что ж, надо написать ему что-нибудь позитивное. Ведь он сам такой солнечный. Его юмор – признак хорошего душевного здоровья, что в наше время большая редкость. Вглядываюсь в нового знакомого и пытаюсь разгадать секрет его очарования. Наверное, оно в том, что он вызывает абсолютно противоречивые чувства. С одной стороны – восхищение его стойкостью, с другой – жалость. 50 на 50. И то, и другое – в высшей степени.
Пока я справляюсь со своим творческим кризисом, Кленов вызывает бойца и отдает ему барсетку с приказанием расплатиться. Ну что ж – счет на столе, и пишу что-то вроде: «Самому позитивному человеку, с которым мне довелось встречаться. Желаю Вам исполнения всех желаний – от женитьбы до (тут я написала должность, на которую он нацелился).
Режиссер желает нашему герою и дальше оставаться таким же романтиком.
Клёнов удовлетворенно кивает, боец подставляет патрону локоть, и мы, как в детском саду, выходим парами. На прощанье жму мягкую ладонь героя. Он уже успел надеть очки.
Снова идем с Георгием, только теперь обратно, к метро. В Москве жара, от нагретого асфальта исходит запах усталости. Но мы, наоборот, очень воодушевлены. Один герой, считай, готов. Если дело так пойдет и дальше, то управимся меньше, чем за месяц. У всех свои дела. Это ведь временный проект.
– Знаете, что самое сложное в журналистской работе? – спрашиваю коллегу и тут же отвечаю: – Оставаться беспристрастной. Относиться к героям своих интервью как к случайным людям, но при этом проявлять к ним искренний интерес.
Это я знаю не из книжек: я проработала в газетах пять лет пять, писала на общественную тематику. Вчера уточнила: в России более тринадцати миллионов инвалидов. Из них почти треть – трудоспособного возраста.
Мы решаем позвонить Ренату и напомнить об авансе. Георгий – многодетный отец. У меня тоже есть кое-какие обязательства перед детьми.
Ренат назначает нам встречу в Домжуре через два часа. На время прощаюсь с режиссером. Мне надо побыть одной, да и пообедать бы неплохо. В Домжуре бутылка воды стоит сто рублей. Сколько там стоит тарелка супа, я даже боюсь представить.
Еду к Третьяковской, нахожу там сетевое заведение и утоляю голод. Надо где-то скоротать еще час.
Выхожу в Климентовский переулок, иду к Третьяковке. По пути зачем-то сворачиваю к Храму Всех скорбящих радости. К религии я отношусь спокойно, но иногда бывают такие моменты, когда хочется прикоснуться к чему-то очень важному. Хорошо, что у меня с собой панама.
В Храме темно и прохладно. Прошу две больших свечи, спрашиваю, где образ Николая Угодника. Служительница указывает в левый придел. Подхожу к старинной иконе и шепотом прошу Чудотворца о чуде. Кого же еще просить, как не его?
– Святой Николай Чудотворец, верни зрение рабу божьему А.Клёнову! Сподобь его снова увидеть солнышко! Спасибо, тебе святой Никола!
Зажигаю свечку.
Вторую просьбу прошу за себя. Зачем о ней писать, если она еще более несбыточная, чем первая?
Воск оплавляется. Прозрачные капельки стекают и застывают друг на дружке. Свечи сгибаются от жара. Рядом на подсвечнике их стоит еще штук пятнадцать – потоньше, потолще. В каждой – чья-то надежда на чудо. Если отнять у людей эту надежду, то что тогда останется? Вера и надежда всегда идут рука об руку. Нельзя отнять надежду, не отняв веру. А если все отнять, то останутся только страх и злость.
Выхожу из церкви, иду мимо Третьяковки. Солнце палит изо всех сил. Отличная погода, но мне почему-то нерадостно.
Поднимаюсь на горбатый мост, возведенный бывшим градоначальником. На мостике – железные деревья, на которых молодожены оставляют замочки, а ключики выкидывают в реку. Деревьев уже много. Вон, даже на противоположном берегу целая аллея выстроилась.
Навстречу мне спускается пара молодоженов преклонного возраста. Представила вдруг на их месте себя и Клёнова.
Бред какой-то! Я, наверное, перегрелась.
Выхожу на Болотную площадь, сажусь на троллейбус, доезжаю до Нового Арбата.
В Домжуре уже сидит Георгий. Он похож на усталого сенбернара. Быстро подходит Ренат. У него вид гончего пса. Я же, если продолжать собачью тему, старая такса. Приветливо виляю хвостом, готова побегать за мячиком, но быстро утомляюсь.