Страница 11 из 12
Ответ в действительности прост. Качать ногой можно, разумеется, по-разному, и, тем не менее, трудно, если вообще возможно понять, когда это делается ради привлечения внимания, а когда – ради чего-то другого, а то и вовсе без всякого умысла. Ноги, даже являясь выразительными, не способны передать нюансы и оттенки, по крайней мере, в такой степени, чтобы мы были в состоянии точно разграничить те значения, которые они несут в окружающий мир. Поэтому отдельного слова нет, хотя и нельзя наверняка поручиться за то, что какой-то язык всё же создал соответствующую единицу. Как и в случае со снегом у эскимосов, люди склонны выделять из реальности то, что представляется им важным. Но по каким критериям осуществляется отбор?
Здесь мне придётся немного отойти в сторону, но только ради того, чтобы внести в моё описание крайне важную деталь, которая пригодится нам и впоследствии. На культуру можно смотреть под разными углами, что нередко и происходит. Не принижая отличные от моего взгляды, мне всё же хочется указать на один весьма существенный момент. Рассматривая столь сложную систему, всегда сохраняется вероятность упустить отдельную характеристику, которая легко и непринуждённо уничтожит любую позицию. Именно поэтому необходимо найти такое свойство, которое бы присутствовало как основание любого культурного явления.
Человек представляет собой живое существо, на генном уровне которого вписано желание выжить. Коллективы людей, какими бы большими они ни были, также склонны к тому, чтобы сохранять себя, по крайней мере, в рамках какого-то диапазона. Культура в таком случае – это способ удержаться на плаву в некотором окружении. Конечно, она не сводится к данной характеристике целиком и полностью. И было бы наивно полагаться, что этим всё и ограничивается. Но, тем не менее, подобное стремление всегда присутствует, хотя нередко и переходит на иные, превышающие данную цель уровни.
Современные общества, как может показаться, не сильно считаются с окружающей средой. То же самое я вправе приписать чуть ли не любому человеческому коллективу за всю нашу историю. И, несмотря на это, мы всегда и всюду хотели выжить, ради чего создавали различные инструменты, в том числе и культуру. Сегодня, а равно и часто до этого, индивид сохраняет себя, не приспосабливаясь к природе, но приноравливаясь к группе, в которую он заключён.
Дело в том, что люди выживают не поодиночке, а совместно. В голом виде противостоять природе невозможно в большинстве мест на нашей планете. Мы слишком не специализированы для подобных целей. Кроме того, отдельная особь самостоятельно ничего не создаёт, а, значит, лишена возможности даже использовать знания, выработанные ради этого. Поэтому для индивида куда важнее приспособиться не к окружающей среде, а к окружающим его людям, которые, в свою очередь, научат его всему необходимому.
Далее. Мы смотрим на мир своими глазами, а, следовательно, оцениваем его всегда с человеческой точки зрения. Люди редко задают себе вопрос, а верна ли их позиция, потому что, если честно, ответ, всё равно, невозможен. Поэтому оценивая последствия своих действий, мы нередко поступаем неправильно, но не по злому умыслу, а вследствие своей ограниченности. Но хуже то, что мы часто попросту не видим ошибочности своего поведения. Очень многие процессы имеют длительную природу, отчего общество способно погибнуть, так и не осознав губительности своего пути.
Но кроме этого существует также напряжённость внутреннего и внешнего. С одной стороны, люди, как совокупность, взаимодействуют с природой, с другой – между собой. Оба типа вклиниваются в сферу влияния соседа, что только усложняет общую картину. Если коллектив обладает достаточными средствами выживания, то окружающая среда становится менее важной по сравнению с политикой, если всё обстоит обратным образом – последняя подчиняется первой. Но в реальности все культуры располагаются где-то посредине или на равном отдалении и от той, и от другой крайности. Но это нисколько не умаляет того факта, что соображения самосохранения присутствуют и там, и там. В конечном счёте, мы все жаждем продолжения, причём неважно будет ли оно связано с природой, либо же с группой.
Именно данную характеристику я и выделю, как наиболее фундаментальную при описании культуры. В соответствии с ней последняя – это всего лишь набор средств выживания. Разумеется, я в полной мере осознаю, что такое определение ущербно и однобоко, по пока мне хватит и его. В дальнейшем я расширю и уточню многие детали, однако теперь я должен вернуться к тому, о чём речь шла выше. Итак.
Каждая культура должна в своём функционировании дать определения и наименования, во-первых, миру живой и неживой природы, в рамках которой она пребывает, и, во-вторых, миру социальных отношений, которые она также призвана обслуживать. Совершенно игнорировать любую из этих сфер невозможно. По крайней мере, какая-то часть и той, и другой совокупности, будет некоторым образом обозначена. Вопрос, следовательно, заключается в том, по каким критериям люди выбирают то, что впоследствии окажется с ярлыком, а что, соответственно, окажется безымянным.
Если бы мы спросили современного городского жителя, сколько животных он знает, то выяснилось бы, что не так уж и много. Это связано с тем, что, даже наблюдая отдельных представителей фауны в урбанизированном пространстве, у нас, как правило, не возникает нужды их как-то обозначать. Полки магазинов предлагают нам мясо без требований охоты на соответствующих зверей, наши меньшие братья не прокрадываются к нам в дома по ночам и вообще редко попадают в поле нашего внимания. Как следствие – незнание их имён. Однако в прошлом всё было иначе. Животные служили пищей, источником различного рода ресурсов, а также постоянно попадались нам на глаза.
С другой стороны, сегодня мы поддерживаем огромное количество контактов с другими людьми. Часто мы не знаем своих собеседников и, тем не менее, вынуждены поддерживать с ними разговоры. Мы не можем просто взять и выкинуть их из своей головы, потому что они представляют собой одну из самых существенных деталей того мира, в котором мы проживаем. В прошлом, напротив, коллективы были невелики, а безлюдные пространства огромны, что по самой своей природе не требовало повышенного внимания к отношениям со своими сородичами и, разумеется, чужаками.
Два этих примера ярко иллюстрируют тот водораздел, который наблюдается между социальными и природными условиями нашего существования. Но они также показывают следующее. Чем более общество независимо от непосредственного контакта с окружающей средой, тем менее оно заинтересовано в создании отдельных слов. Неожиданным свидетельством тому служат обозначения животных в биологии, когда наименования на латыни есть, а в обыденной речи – нет. Культура настолько свободна, что может позволить себе создать искусственное пространство для соответствующих специалистов, труд которых почти никак не востребован большинством населения (да простят меня представители столь уважаемой мной науки).
Однако верно ли обратное? Означает ли высокая степень зависимости данной группы от природы наличие в рамках её культуры большого числа слов, именующих проявления и предметы окружающей среды?
На этот вопрос не так-то легко ответить. И тому есть следующие причины. Первая. Совершенно избежать обозначения социального локуса действительности ни один коллектив не способен. Поэтому хотя бы какие-то слова, посвящённые данной области, будут присутствовать. Это обстоятельство само по себе накладывает некие пределы возможности именования мира природы.
Вторая. Простых ярлыков для животных и растений явно недостаточно. Должны быть связки и вспомогательные языковые единицы, которые бы соединяли разрозненные явления и предметы природы в единое целое, по крайней мере, в рамках соответствующей системы. В противном случае нужда в именовании выглядела бы странно, потому что хватило бы и указания. И снова данные слова могли бы использоваться в контекстах, не имеющих прямого отношения к окружающей среде, но переноситься на мир культурный.