Город Под Облаками

Он остановился, заложив руки за спиной, и глядя со стороны на книги.

- Для чего все это нужно? Это знания? Кому? Да, если надо построить корабль или дом, вырастить овощи и фрукты, вылечить человека или убить его..., ты можешь найти эти знания, взять их и использовать так, как посчитаешь нужным. Но человек решил для себя, что также можно взять книгу, написанную кем-то неизвестным, и научиться по ней жить и детей своих, или чужих, научить, человек уверен, что она даст ему ответы на все вопросы..., легко и просто.

Он подошел к столу и взял, лежащую на ней книгу, открыл, на заложенной закладкой странице и прочитал: "Да так ли, так ли всё это? - опять-таки подумал он, сходя с лестницы, - неужели нельзя еще остановиться и опять всё переправить... и не ходить?" Но он все-таки шел. Он вдруг почувствовал окончательно, что нечего себе задавать вопросы. Выйдя на улицу, он вспомнил, что не простился с Соней, что она осталась среди комнаты, в своем зеленом платке, не смея шевельнуться от его окрика, и приостановился на миг. В то же мгновение вдруг одна мысль ярко озарила его, - точно ждала, чтобы поразить его окончательно. "Ну для чего, ну зачем я приходил к ней теперь? Я ей сказал: за делом; за каким же делом? Никакого совсем и не было дела! Объявить, что иду; так что же? Экая надобность! Люблю, что ли, я ее? Ведь нет, нет? Ведь вот отогнал ее теперь, как собаку. Крестов, что ли, мне в самом деле от нее понадобилось? О, как низко упал я! Нет, - мне слез ее надобно было, мне испуг ее видеть надобно было, смотреть, как сердце ее болит и терзается! Надо было хоть обо что-нибудь зацепиться, помедлить, на человека посмотреть! И я смел так на себя надеяться, так мечтать о себе, нищий я, ничтожный я, подлец, подлец!"

- Да, все это знания..., - он обернулся опять и окинул взглядом стеллажи, - но вот это... все эти эмоции, истерики, никому не нужные, фантазии..., так что ли? Странно, правда... - он посмотрел на Валентина и, показывая ему книгу в его руке, - он спускается по лестнице в начале, чтобы совершить преступление и... здесь..., как будто повторяется одно и то же... и один человек, те же мысли, образы... что это, вы можете мне объснить? Или русская литература не доступна для понимания, тогда она для кого? Скажите мне, кому она нужна?

Валентин смотрел на старика, слушал его рассуждения и молчал.

- Я сказал вам, что архитектор собрал уникальную, единственную библиотеку, которой больше нигде нет..., но это не она, - он, заложив руки за спину вместе с книгой, зашаркал в самый отдаленный угол и остановился у небольшого, узкого, низенького книжного шкафчика, - вот она, - он открыл дверцу, в ней на четырех полках стояло не более пятидесяти книг, старик поставил томик на вторую полку сверху. - Он расставил книги по их влиянию на людей, или, что ли, значимости для них. От начального уровня, - он рукой указал на нижнюю полку, - до высшего, для всего человечества, - он смотрел на несколько книг, стоящих на верхней полке. - И это его изречение: "Читайте только настоящие книги" - вот он об этих книгах говорил, а не..., - он смотрел из угла на всю библиотеку в целом.

- Я понимаю вас, - Валентин, смотрел на огонь, а не на старика, - я понимаю вас, - еще раз повторил он свою фразу, - дело в том, что я даже знаю одну книгу, которая стоит на верхней полке, - старик стоял и ждал, - "Неточка Незванова", сказал Валентин, - у старика от ужаса округлились глаза, он стоял пораженный, как будто увидел свою смерть.

- Откуда вы знаете, кто вам сказал, - у старика сбился голос, он просто не мог поверить Валентину.

- Никто не говорил, просто я знаю это и все. - Валентин отрезал своим утверждением у старика надежду на объяснения.

Старик медленно дошаркал к креслу и тяжело опустился в него.

- Значит дедушка прав, русские обладают неким знанием, сокровенным и у них есть на это право. Вы можете мне объяснить или это закрыто для не посвященных?

- На самом деле это просто, да, действительно русские обладают сокровенным знанием и оно недостижимо для понимания более никому на Земле. Ни один народ более им не владеет, оно единственно истинное.

- Так в чем же оно...?

- Только русский человек, замысливая и совершая преступление, полностью осознает, что он замыслил и совершил преступление, именно преступление..., если вы, конечно, понимаете, что есть преступление.

- И... все?

- Все!

- Но, это же ничего, что значит преступление, зачем человек, исполнив задуманное, потом мучается и, более того, не может не признаться в нем..., но это же бессмыслица какая-то, былого уже не вернешь, не исправишь..., здесь есть что-то еще, вы не договариваете или не открываете всей правды...?

Валентин, не отвечая, встал и подошел к шкафчику, открыв дверцу, посмотрел на книги, ну да, так он и думал, отдельные тома: Чехова, Достоевского, Толстого, Тургенева, Пушкина, Лермонтова, Державина, Божова, Ломоносова и некоторые другие... только русские писатели.

- Почему вы считаете, что это единственная библиотека, эти книги повсюду можно найти? - спросил Валентин, возвращаясь в свое кресло - и потом вы знаете ответ, потому и мучаетесь, потому что боитесь себе признаться, что знаете, а вовсе не из-за того, что былого не вернешь.

- Знаю, - старик понуро смотрел на огонь, - думаете, что знаю? Я и сам об этом твержу все время... Я совершил преступление и..., я боюсь наказания, я не могу..., я просто не могу больше молчать, осознание этого..., не возможно представить, как мне страшно... Вот возьмем, к примеру, "Преступление и наказание", мы прочитали и у нас, на основе опыта, знаний, сложилось вполне определенное к этому отношение, потому что это можно объяснить, но проходит время и мы открываем "Идиота" - представление уже меняется, потому что информации стало больше, прежние установки рассыпались, зато появились новые, как нам кажеться, более точные, а потом приходят "Братья Карамазовы" и все наши убеждения, недавно почувствовав уверенность, вновь рассыпаются в прах, но это пол беды, вдруг, к вам, совершенно случайно, попадает нечто совсем не существенное, детское, как можно..., вот здесь-то и подстерегает главная опасность - "Неточка Незванова". - Старик сказал название книги так, как будто это некае сверх секретная информация, почти шепотом. - А почему, спросите вы, а потому, что все это написанное, все это взрослые книги, наши, нашего уровня понимания, мы все это в той или иной степени проходили, знаем! Маленькая девочка рассуждает о взрослой жизни..., а кто ее просил вмешиваться, кто ей дал на это право..., но нет, она неумолима, чудовищно жестока в своей детской правде...

Валентин весь напрягся, такая ненависть звучала в последних словах старика. Немного помолчав, уже более спокойным тоном он продолжал: "Все случилось, когда, как я уже говорил, жил в детстве год в замке. Моему другу, по всей видимости, было разрешено все, кроме одного, нельзя было говорить о родителях, совсем, ни словом. И все бы нечего, но он проговорился. Сам, того не ведая, он разрушил все, казалось бы, мелочь, а разрушено все, до основания".

- Я вас не очень понимаю, о чем вы, - Валентин был явно озадачен, зачем он говорит о детстве, но понимал, что там ключ ко всему, именно там, потому решил поподробнее распросит, понять.

- Дедушка сообщил мне, что через месяц мы уедем из замка. А вскоре мой приятель пришел ко мне прощаться. Мне очень жаль было расставаться с ним, я совсем не хотел оставаться один на целый месяц в замке, потому что с ним мне было хорошо, весело и приятно. Он так виновато улыбнулся мне и говорит: "Я давно уже не видел своих горячо любимых родителей, они, поди волнуются за меня, по матушке очень скучаю, вот, давече, письмо от них получил, пишут, что батюшка не здоров. Помочь им надо, волнуюсь очень, один ведь я у них". Я даже тогда не понимал о чем он говорил, кому помочь, кого он любил, за кого волновался, что вообще все это значит, для меня было не ведомо. Мы распрощялись, после этого очень редко переписывались, а виделись один раз, только когда с Дином ненадолго были в замке. Вот и все. Казалось бы, что с того, что мой приятель любил родителей, а они его... Но, для того, чтобы вы поняли, я должен вам объяснить, как воспитывают нас... С рождения мы не знаем своих родителей, нас сразу разлучают, еще с колыбели нами занимаются только специально подготовленные воспитатели, учителя и дедушка, который строго контролирует, чтобы все выполнялось в точности, как предписано нашим внутренним кодексом. Об отце мы узнаем в десятелетнем возрасте, но никогда с ним не общаемся и не видимся. О матери мы незнаем ничего: ни кто она, откуда, что с ней стало..., ничего, совсем ничего. Не буду утомлять вас рассказом о том, как подбираются матери, по какому критерию..., скажу лишь, что внук никогда не может иметь потомства, пока не умер дудушка, только после его смерти внук может стать отцом и принять все дела, а для этого он должен быть уже подготовлен. Отец становится дедушкой и не занимается больше текущими делами, но имеет решающий голос, именно он принимает все окончательные решения по вопросам глобального управления. Так вот, продолжим, я задумался, почему есть нечто, что связывает родителей и их детей именуемой любовью, я начал изучать этот вопрос. Я посвятил этому всю свою жизнь. И вот когда уже практически был найден ключ к пониманию, я нашел его - архитектора. Он собрал эту библиотеку, тем самым он навсегда запечатал вход и возможность управлять этим миром безраздельно...