Страница 11 из 24
- Вы, кажется, удивлены, - улыбнулся он, глядя на мое растерянное лицо. - Спасибо, что вы меня просветили, но теперь я постараюсь как можно скорее все это забыть.
- Забыть?!
- Видите ли, - сказал он, - мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты, которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество, и все он разложит в образцовом порядке. Напрасно люди думают, что у этой маленькой комнатки эластичные стены и их можно растягивать сколько угодно. Уверяю вас, придет время, когда, приобретая новое, вы будете забывать что-то из прежнего. Поэтому страшно важно, чтобы ненужные сведения не вытесняли собой нужных.
- Да, но не знать о солнечной системе!.. - воскликнул я.
- На кой черт она мне? - перебил он нетерпеливо. - Ну хорошо, пусть, как вы говорите, мы вращаемся вокруг Солнца. А если бы я узнал, что мы вращаемся вокруг Луны, много бы это помогло мне или моей работе?"
Бас отложил книгу в сторону, снял очки.
- Это же ваша система передать для своих, тому, кто понимает, что все это, - Бас кивнул на записи, - бесполезная рухлядь. Мир наводнен, пустым, ничего не значащим хламом, таким образом, чтобы туда уже просто не поместилось нужное, полезное и важное, а русские это знают, и вы боитесь, что рано или поздно правда всплывет, потому они враги?
- Они вообще не воспринимают ничего искусственного, хотя их мир на несколько порядков более всех других народов, вместе взятых, заполнен пустой, безликой, желеобразной массой, а они все равно, остаются, в своей сути, недоступны, невосприимчивы, чисты. Ты все верно рассчитал, действительно тема "Бориса Годунова" является той связующей нитью, где переплетено практически все. Это высшее знание! Потому русские: сначала Пушкин, затем Мусоргский, а завершил Тарковский своей постановкой, все это именно так. Мы так торопились, чтобы именно на сцене Ковент-Гардена сделал свою постановку Андрей Тарковской, - глаза у Дина светились каким-то не естественным внутренним светом и говорил он как будто тому, кого здесь нет, но кто слышит и все понимает, - ничтожества, они думают, что взошли на трон, безумцы..., мы даже не понимаем с кем имеем дело, а... потом, когда уже праздновали полную победу, да именно тогда, когда наша постановка перенесена была в Петербург... все, казалось, что мы наконец-то вошли в Столицу, Победа! Власть! Ты правильно сказал - ни то, что не можем, а и рядом не стояли... и это именно так, по-другому невозможно. Они знают правду..., мы не знаем, а они очень хорошо все понимают и правда, да, очень горькая всплывет из этого зловонного океана лжи и что тогда будет..., что будет с нами? Русские могут совершенно спокойно и без всяких проблем, хлопот со своей стороны уничтожить нас в любой момент, стереть, а они этого не делают. Мы уничтожаем их, унижаем, а они терпят..., зачем, им только пальцем пошевелить и нас не будет, но нет, потому что здесь не все так просто и дело вовсе не в нас..., они для нас недосягаемы, как бесконечность. Все вопросы и все ответы находятся в Петербурге - Столице всего мира, а может даже и не только этого. И когда мы вошли туда, то посчитали, что победили... кого... русских? Мы все сошли с ума...
Они сидели молча, каждый был погружен в свои невеселые мысли.
- Я тогда все бросил и приехал в Америку, я просто не знал куда податься, - Бас говорил все это для себя, чтобы понять, и чтобы задать Дину вопрос, который он носил с собой с самого детства и вот сегодня он может получить ответ на него, - что делать и решил для начала найти дом своих родителей. Приехал сюда, - Бас оглядел комнату, - они здесь и не жили почти, они ведь артисты, все время на гастролях, вся жизнь на колесах. Потом я поехал в Новый Орлеан и вот там, на вокзале я услышал то, что и раньше много раз слышал, но не придавал значения, а здесь я неожиданно остановился и слушал, как старый негр под гитару пел что-то для себя. Он не просил ни о чем и никого, просто пел для кого-то неведомого, того, кто слушает. Он был слепым, видимо не от рождения и пел так хорошо, так просто, это же мои корни, твердил я тогда себе, ты носитель этой же самой музыки, культуры, почему ты не можешь быть тем, просто тем, кем ты есть по рождению своему, значению, что ли, в этом мире. Это открытие натолкнуло меня на мысль получше узнать о жизни своих родителей, об их творчестве. Я изучал историю джаза, течения, основных музыкантов, пока в какой-то момент меня не осенило, конечно, это не открытие ни какое и даже не понимание, просто все встало на свои места, когда я сказал себе: а ведь если и есть какой-то значительный вклад Америки в мировую культуру, так это джаз, как объединенное творчество многих народов в единую импровизацию фольклоров, инструментов. Особенно меня интересовали ансамбли, где неожиданно для той эпохи собрались музыканты разных национальностей, вероисповедания, цвета кожи. Что-то же объединяло их, хотя по закону, должно было разъединить, и я открыл для себя творчество Бенни Гудмена и Билла Эванса, они имели русские корни, а также музыку Джорджа Гершвина, которая вся навеяна украинскими народными песнями. Эти музыканты как бы говорили мне: "Ищи свой голос Бас, неповторимый, бесконечно родной и близкий для тебя звук, тембр, ритм и тогда все сразу встанет в этом мире на свои места". Я искал, долго искал, а ответ пришел сам, видимо только тогда, когда я стал готов воспринять эту простую истину... и такую сложную, как сама жизнь. Сидя дома я по радио случайно услышал "Эбеновый концерт" Игоря Стравинского в исполнении Бенни Гудмена, дирижировал сам Стравинский. На следующий день я спросил руководителя оркестра, в котором тогда работал, а не попробовать ли и нам сыграть что-нибудь подобное..., он посмотрел на меня как на чокнутого... и тогда я решил, Бас надо играть настоящую музыку и ты будешь ее играть, как сможешь, но то, что ты понимаешь, любишь, ценишь. Я стал давать сольные концерты. Не сразу сложилось это звучание... видишь ли, очень трудно зарабатывать на жизнь, играя на потребу моде и выкраивать время, силы, на свое творчество..., практически невозможно, они взаимоисключают друг друга. Но что делать, что делать..., я понимаю, что не изменю ничего в этом мире, но, может быть, у кого-нибудь своей музыкой, посею тень сомнения в том, что этот мир справедлив..., надо играть настоящую музыку и, что для меня, то я не оправдываю и не прощаю..., никогда не прощу всю эту пошлость, бездарность, которая правит нами..., вот почему я говорю, что не только я раб, сын раба, а все мы рабы у этой... не знаю, как ее там зовут, ну ты понимаешь... о ком я. Это же должно когда-нибудь закончиться? А? Что скажешь, ведь ты знаешь ответ...
- Когда-нибудь обязательно все заканчивается, - усмехнулся Дин, - будь спокоен, закончится..., ничего не останется...
Бас расхохотался, а чуть успокоившись и вытирая платком глаза, сквозь смех сказал: "Ну, спасибо приятель, вот рассмешил, так рассмешил... ты, оказывается, тоже хочешь, чтобы все закончилось, пусть как-нибудь, но поскорее... да? Ну, вот и встретились..." - и снова захохотал. Дин, тоже заразившись смехом Баса, улыбался...
"Птица теперь все больше времени проводила на воде. Стала стареть, быстро уставать, чаще надолго задумываться, да смотреть на звезды. Птица мягко парила над океаном, когда увидела две звезды. На ясном небе одновременно появились и луна и солнце. Солнце казалось близким, родным, а его тепло, свет чувствовались телом, душой. Птица верила солнцу, а неотрывно смотрела на Луну. Холодное, призрачное видение из ночи и холода, было здесь и, казалось, имело на это право".